— Вивиан будем говорить?

— Нет, ни в коем случае! Ты разве не видишь, что она ведет двойную игру?

— Вижу. — Франческа помассировала глаза подушечками ладони. — А еще эта старая жаба — мастерица бить людей их же оружием. Наверное, так она и стала вице-канцлером.

— Ты про «удовлетворение», вогнавшее меня в краску? — хмыкнул Сайрус.

— И про мое жалкое блеяние в ответ. — Франческа покрутила шеей. — Ненавижу проигрывать в словесных поединках.

— Не принимай близко к сердцу. Итак, что предпримем?

— Сон — лучшее лекарство, — ответила Франческа, хлопая себя по щекам. — Мы оба без сил, а заняться до отлета в Авил все равно нечем. Боже всевышний, у меня сегодня умерла пациентка…

Франческа прислушалась к себе, ожидая привычного всплеска стыда и ужаса, но все чувства притупились от изнеможения.

Сайрус улегся на своей кровати.

— Дейдре нарочно подстроила так, чтобы ты ее не спасла.

— Ее спасали прежде. Мастер-целитель справился бы.

— Но ты ведь еще не мастер. Тебе и шестидесяти нет.

— Среди моих ровесников попадаются и мастера, — вздохнула с досадой Франческа. — Так что и мне следовало бы…

— По-прежнему не щадишь себя, магистра?

— Помалкивай, небесный дозорный, — велела она, поворачиваясь на бок. — Кто тут уже который год мечтает о капитанстве?

Сайрус притворился, будто не слышал.

— Что будем делать, когда окажемся в городе?

— Искать ту самую муху, которая увязла в паутине еще безнадежнее, чем мы.

— Никодимуса Марку, — невесело усмехнулся Сайрус.

Ветер за окном взвыл сильнее, по крыше забарабанил дождь.

— Этот Никодимус, он ведь какограф?

— М-м-м… — пробормотала Франческа, за годы целительской практики в совершенстве овладевшая умением засыпать, едва коснувшись головой подушки.

— А какографы — это те, кто творит заклинания задом наперед? Или заучивает в обратном порядке?

— Нет-нет, — Франческа перевернулась на другой бок. — Может, конечно, есть и такие… Но в основном они своим прикосновением заражают ошибками любой текст. Произнести про себя нужные магические слова они могут, но пишут их неправильно.

Соседняя кровать скрипнула под Сайрусом.

— Значит, какография в каком-то смысле сродни афазии?

Ноги Франчески свела секундная судорога, как часто бывало перед сном.

— Наверное… Сайрус, ты к чему ведешь?

— Не знаю. Просто… Может, Вивиан ошибалась, и афазию наслал вовсе не дракон? Может, ее наслал какограф-отступник?

— Давай обсудим… потом, — пробормотала Франческа.

— А точно какография — это не когда задом наперед?

— М-м-м…

Сайрус еще что-то говорил, но Франческа уже не разбирала. Убаюканная барабанной дробью дождя, она погрузилась в сон.

Вивиан молча прислушивалась к шагам иерофанта и целительницы, покидающих кают-компанию. Когда шаги затихли, она осталась сидеть в той же позе, но рука Лотанну с ее плеча исчезла. Судя по звуку, направился к двери.

— Ушли? — прошептала Вивиан, и утолки губ сами собой поползли вверх.

Ответом было фырканье — это Лотанну подавил смех, а потом все-таки разразился басовитым хохотом.

И тогда она тоже, не удержавшись, засмеялась в голос.

— Небесное пламя, Вив! — полушепотом восхитился Лотанну. — Ты нарочно, что ли? Юный Лотанну! Только что мысли не угадывает! Погасшая преисподняя, что за цирк?

— Создатель помилуй, я бы все отдала, чтобы увидеть лицо этого иерофанта, когда я с ним заигрывала.

— Бедняга! — ухмыльнулся Лотанну. — Он тут перед своей павой щеки надувает, а ты одним-единственным словом заставляешь их заалеть, как зад бабуина.

Вивиан затряслась от хохота, пришлось даже руку к груди приложить, чтобы унять участившееся дыхание.

— Ну не счастье ли оказаться здесь, вдали от всех распрей? Как в юности…

— В моей юности. О том, что творилось в мире во времена твоей юности, боюсь, исторических хроник не сохранилось.

— Не заводи меня, — усмехнулась Вивиан. — Я уже почти забыла, как прекрасно не испрашивать разрешения Долгого совета на каждый чих и не спорить до хрипоты, чем это чревато для будущего Альциона.

Соседний стул скрипнул под усевшимся Лотанну.

— Пламя ада, у меня Альцион уже в печенках сидит. Слава Создателю, все повернутые на пророчестве академики сейчас по уши заняты Огуном, а Долгий совет знать не знает, какие беседы мы тут ведем.

— Не знает и никогда не узнает. — Вивиан помолчала. — Удалось тебе присмотреться к городу во время полета?

Написанное Лотанну заклинание позволяло (как именно, для Вивиан оставалось загадкой) «разглядеть» четвертичные мысли других чарословов.

— Было три сущности в святилище, мысливших магическими текстами, но на таком расстоянии видно лишь контуры, — сообщил он с досадой.

Вивиан потерла подбородок, пытаясь представить, каково оно — различать чужие мысли. Лотанну как-то дал ей попробовать, набросив на голову тонкую золотую сетку, и тогда, в этом измененном состоянии сознания — гибрид мозговой деятельности и чар — она поняла. Она видела, как формируются в голове Лотанну четвертичные мысли; видела, как они зреют и растут в процессе беседы, как они объединяются с ее собственными четвертичными мыслями, образуя что-то новое.

Но как только Лотанну снял чары, способность исчезла. Вивиан тогда словно очнулась от сна — абсолютно логичного и понятного, но мгновенно превращающегося в бессмыслицу после пробуждения.

— Три сущности в святилище, порождающие четвертичные мысли… — задумчиво проговорила Вивиан. — Только в святилище? Больше нигде?

— Я не видел.

— В таком случае одну вычеркиваем — это канонистка.

— Определенно. Схожий рисунок я наблюдал у других мелких богов.

— А еще двое?

— У обоих рисунок мыслей был незнакомый, — припомнил Лотанну. — У более сильного, к тому же, достаточно тревожный. Стремительные мысли, закручивающиеся вихрем. У меня создалось впечатление власти и… уязвимости.

— Тайфон.

— В святилище?

Вивиан кивнула.

— Это подтверждает наши подозрения насчет Кейлы. А третий «мыслитель»?

Молчание.

— Обычно такая тишина означает, что ты хмуришься.

— Я хмурюсь.

— Давай я за тебя похмурюсь, а ты расскажешь про третьего.

— Я уже не уверен, было это одно сознание или множество, объединенных одной думой. Какая-то зыбь, сливающаяся с фоном, — как медуза в океане. Смотришь и видишь то медузу, а то воду сквозь нее.

— Незавершенный полудракон, о котором подозревала наша агентура, — убежденно проговорила Вивиан.

— Полагаешь? — усомнился Лотанну.

— А кто еще?

— Кто-нибудь совсем неожиданный. Будем уведомлять Долгий совет?

— Ни в коем случае, — замотала головой Вивиан. — Узнай сепаратисты, что Никодимус поблизости, они сбегутся толпой. И тогда плакали наши замыслы. Какое тут восстание иерофантов, если в город нагрянут чарословы-сепаратисты? Даже если привести в действие запасной план, сепаратисты и политеисты все равно друг друга найдут. И тогда волшебник пойдет на волшебника, иерофант на иерофанта, в потасовку вмешаются мелкие боги, и от города камня на камне не останется.

— Но если полудракон способен…

— Тогда лучше заняться им, не оставляя сепаратистским кликам шанса взяться за оружие.

Лотанну прокашлялся — он всегда так делал перед тем, как указать ей на очевидную глупость.

— А если сепаратисты уже в Авиле? Вдруг Лига Звездопада не пустые слухи?

— Придется испытать судьбу, — расправила плечи Вивиан. — Мы это уже обсуждали.

— И все равно не нравится мне такой расклад. — Лотанну помолчал. — Думаешь, Никодимус тоже в святилище?

— Его владение праязыком — кирпичик в теле полудракона. Так что он должен быть неподалеку.

— Прелестный наборчик — полудракон, демон и Буревестник в праздничной упаковке из песчаника и черепицы.

— Это ты от голода язвишь. Ты всегда становишься желчным, когда в желудке пусто.

— Считай, что я не слышал.