Начал накрапывать дождь.

— То есть ты предлагаешь поматросить обе стороны, пока не станет ясно, кого бросить? — уточнил Сайрус.

— Примерно. Зато хотя бы с демоном все ясно, если он существует: его нам матросить точно не надо. Осталось решить, признаваться Вивиан до того, как я отправлюсь лечить Жилу, или после.

— Легкое ведь нужно зашить обязательно?

— Не обязательно. Шеннону достаточно несколько дней продержать шунтирующее заклинание, и рана затянется сама.

— Никодимусу ты этого не говорила.

— Еще один козырь.

— Для целителя ты довольно цинична.

— Сайрус, душа моя, свет моих очей, бриллиант мой до слез не замутненный, все практикующие целители циничны и безжалостны. Игры со смертью требуют жестокости. Я сделаю что должно и скажу что требуется, чтобы выйти из поединка с наименьшими потерями. Сайрус, ты меня слушаешь?

Иерофант кивнул на безлюдную улочку, на которую они только что свернули.

— Эта для твоего умопомрачительного плана подойдет?

— Здесь же мокро!

— Везде мокро.

Франческа вздохнула.

— Ладно, давай здесь.

Повалившись как подкошенная, она рухнула ничком в хлюпнувшую холодную грязь. Секундой позже она услышала (и почувствовала), как рядом плюхнулся Сайрус. Они лежали не шелохнувшись. Франческа изо всех сил задерживала дыхание и сердцебиение. Водоотталкивающий текст, которым Сайрус пропитал ее мантию, не спасал: холодная вода просачивалась за ворот. Грудь и живот покрылись гусиной кожей.

Дождь усиливался, с неба донеслось удивленное воронье карканье. Франческа поборола желание нахмуриться. Что их там так удивило? Но птицы вскоре угомонились, а вот дождь, наоборот, все яростнее хлестал по спине, заглушая все звуки.

Вода уже просочилась к ребрам, под левой грудью собралась ледяная лужа. Франческа держалась из последних сил.

— ДАВАЙ! — крикнул Сайрус, отрывая и швыряя прочь левый рукав мантии.

Летящий комок ткани обдал Франческу душем мелких брызг, и она поспешила вскочить на ноги вслед за Сайрусом. Из темноты сквозь шелест поутихшего дождя донесся душераздирающий кошачий вой. По луже шагах в десяти катался свернувшийся мешком рукав от мантии.

Подобравшись поближе, Франческа разглядела коготки, рвущие мешок изнутри. Но порванные нити тут же сплетались обратно, и прорехи мгновенно затягивались.

— Получилось! — обрадовалась она. — Ты ее поймал!

— Посмотрим, — буркнул Сайрус, протягивая руку за мешком. Левая, оголившаяся до плеча, была вся мокрая от дождя. Едва пальцы коснулись ткани, мешок затих. Сайрус оглянулся на Франческу.

— Что?

— Я привел в действие развеивающие чары в ткани.

Франческа посмотрела на замерший мешок.

— Значит, это был конструкт?

— Посвети мне, — пробормотал Сайрус, снова наклоняясь к мешку.

Франческа выпустила нескольких светляков. Они закружили низко, отсыревая под истончившимся до мелкой мороси дождем.

От прикосновения Сайруса мешок раскрылся, словно лопнувший бутон, являя на свет обездвиженную кошку.

— Святые небеса! — озадаченно произнес Сайрус, осторожно тыкая кошку пальцем. — Она твердая и плотная. Словно под шкурой камень. — Он перевернул ее на спину, окаменевшие лапы задрались в воздух. — Тяжелая.

— Но если это горгулья, почему ни я, ни магистр Шеннон ее не распознали?

Франческа, от волнения позабывшая о холодных потеках под мантией, обхватила себя руками, пытаясь согреть заледеневшую левую грудь. Зажатый в ладони Сайруса край мешка разделился на тонкие острые ленты, которые тут же впились в кошку.

— Ради Создателя, не надо… — Франческа отвернулась, хотя сама тысячу раз делала острым словом разрез на теле пациента.

— Она не живая, — буркнул Сайрус.

Но Франческа все равно предпочла уставиться на ближайшую лачугу, где примостилось несколько воронов. Что-то в этих птицах… Додумать мелькнувшую мысль Франческа не успела — Сайрус задумчиво присвистнул, и она проследила за его взглядом. Под счищенной на манер апельсиновой кожуры шкурой кошачьего конструкта обнаружилось ртутно-гладкое тело, отражающее отблески запущенных Франческой светляков. Когда Сайрус перевернул «кошку» на другой бок, выяснилось, что глаз у нее всего один — правый, сделанный из полированной латуни.

— Лос раздери! — выдохнула как громом пораженная догадкой Франческа.

— Что? Что такое?

Язык не поспевал за вихрем мыслей.

— Да, конечно, он ведь был такой… надменный! И все эти вопросы. Он выкачивал из меня сведения!

— Ради Селесты, объясни толком!

— Сайрус, мы эту штуку уже видели, только не думали… я не думала… — Франческа умолкла.

Брови под тюрбаном резко сошлись у переносицы. Сайрус подхватил мешок, и мгновенно ожившая ткань заструилась вверх по руке, восстанавливая рукав.

— Может, все-таки удосужишься объяс… Фран, смотри!

Сайрус оборвал сам себя на полуслове, показывая на воронов, и Франческа вдруг поняла, что в них все это время не давало ей покоя. Около двадцати черных птиц сидели на водостоках, склонив голову под одинаковым углом. Около двадцати поблескивающих глаз-бусинок сверлили ее взглядом.

— Что они делают? — спросила Франческа.

Внезапно вся стая снялась с места и, громко захлопав крыльями, скрылась в ночи. Воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь капелью с карнизов и водостоков.

— Что ж, увиденное не назовешь зловещим и пугающе необъяснимым, — ровным голосом проговорила Франческа. — Да и вообще никак не назовешь.

Сайрус сунул под мышку металлический конструкт.

— Я как-то раз видел подобное на купеческой галере, идущей в Варт. В дральском порту галера встала на якорь, а мы полетели дальше, но какое-то время наш воздушный корабль швартовался у них на палубе. И вот там, в дральской акватории, к галере то и дело подплывали стаи тюленей — очень необычное зрелище, такое ощущение, что у них один разум на всех. Смотрели на нас в упор, пересчитывали, даже, готов поклясться, название корабля на борту читали.

— Думаешь, в городе завелся друид?

— Или несколько. Хотя это может быть и вердантский шаман.

Вспомнив про кошку, Франческа заглянула в ее латунный глаз, и в голове снова пронеслась чехарда гениальных догадок.

— Нет, это друиды.

— Тебе кошка призналась?

— Да. И если мы хотим его накрыть, нужно заготовить побольше иерофантских чар. Сколько тебе понадобится времени, чтобы раздобыть заряженной парусины и несколько монет? Отловить его можно только на рынке, другого случая не представится. Значит, придется запастись серебром.

— Кого накрыть? Ты о ком?

— Неважно, — мотнула головой Франческа. — Ты, главное, скажи, когда удастся заполучить еще ткани?

— Если перехватим утренний дозор, смогу слетать в святилище и обратно за час до рассвета. Но, Фран, зачем? Вечерний рынок? Что, ради пылающей преисподней, тебе подсказала эта кошка?

Франческа обвела пальцем безжизненный латунный глаз.

— Она только что намекнула мне, кто провозит в Авил лорнскую сталь.

Поеживаясь на крепчающем ветру, Никодимус переправлял учеников через стену. Процесс требовал сосредоточенности на сложных подъемных заклинаниях из хтонических языков. Но кобольды помогали телом и душой, а сообщники из городской стражи смотрели на происходящее сквозь пальцы, так что в общем и целом переправка не заняла и четверти часа.

А потом их приняли в гостеприимные объятия заросли саванной травы. Толстые, похожие на бамбук стебли колыхались высоко над головой, и хотя каждый двадцатый стебель стоял мертвый и ломкий, пораженный тихим увяданием, в зарослях по-прежнему заблудился бы в два счета любой отряд, не имеющий в составе ликантропа или кобольда. Верхушки травы с шуршанием кланялись друг другу.

Впереди шагали Яш и Изгарь, вооруженные усиленными текстом мачете. Отряд двигался быстро — путь этот они проложили, еще когда пробирались в город.

Сквозь шорох травы и посвист ветра донеслись утробные голоса. От тяжелой поступи задрожала земля. Ликантропы. Почуяли запах свежей крови. А с ним и запах кобольдов, так что ближе не сунутся.