— Позвольте мне взять Никодимуса на охоту за чудовищем, — попросил Сайрус. — Если Никодимус погибнет, этим все и закончится. Если он расправится со Скитальцем, это подорвет любую авильскую власть, но главное, Никодимус будет у нас в руках.
Ория по-прежнему недовольно поджимала губы.
— Мне не нравится, что Изему придется отлучиться. — Она шумно вздохнула через нос. — Последние несколько дней я стягивала в башню верных Селесте пилотов, отсылая остальных в Авил. Сад ветров может выстоять, даже если в городе поднимется буря.
Сайрус усилием заставил себя промолчать.
— Однако, — рассуждала вслух Ория, — если корабль Изема перестанет мозолить тут глаза, возможно, сгладится противостояние между башней и городом. — Она оглянулась на капитана. — Сколько времени вам потребуется, чтобы сгонять в Дар с заходом на Луррикару, а потом вернуться сюда?
— День при хорошем ветре. Но сперва нужно будет отыскать чудовище.
Ория кивнула.
— Заодно доставите мой рапорт в Дар и на флот Селесты. Хорошо, капитан, вам дается день на поиски Скитальца. Если не найдете, действуйте согласно предписанию.
— Приказ понял, — поклонился капитан.
— А вы, дозорный, командируетесь на корабль, — сообщила Ория Сайрусу.
Франческа помогла Никодимусу и Шеннону вытащить из разоренного лабаза уцелевшее. Потом остатки отряда перебрались в чащу и принялись разбивать новый лагерь в густом полумраке. Шеннон в нескольких золотистых абзацах разъяснил, что ночью будет сыровато: накопленная за день в хвойных кронах секвой влага проливается дождем на корни. Так происходит обычно, когда с моря накатывает холодный туман, а накатывает он во время сухого сезона каждую ночь и рассеивается к полудню.
Никодимус с Шенноном что-то без умолку друг другу доказывали, однако работали споро. Франческа, пытаясь не отстать, периодически обращалась к Шеннону с письменными вопросами, и тот отвечал по мере сил, но слишком часто отвлекался на препирательства.
Наконец Франческе это надоело, и она уселась причесываться. Это дало Шеннону неожиданную фору, поскольку Никодимус то и дело застывал, засмотревшись. Франческе стало слегка совестно за эту невольную подножку, но лишь слегка. После всего случившегося она заслужила небольшое утешение.
Закончив приводить себя в порядок, она попыталась включиться в беседу, перекидывая руны одновременно и Шеннону, и Никодимусу. Тот по-прежнему каждый раз отскакивал, словно от огня, а старик отвечал односложно.
Тогда Франческа спросила, можно ли ей погулять по лесу. Старик заверил, что лесные ликантропы и близко не сунутся к лагерю кобольдов, и Франческа пошла бродить, держа курс на ближайший ручей, впадающий в рукав водохранилища. Столько лет она любовалась секвойями из окон лечебницы, а в лес так ни разу и не выбралась…
Исполинские стволы подпирали небо, образуя густую сень, в прорехах которой порхали темные птицы. Редкие солнечные лучи пронзали кроны, словно золотые копья. Зеленый подлесок кудрявился папоротником, из которого тянулись тонкие побеги лавра.
Франческе начало казаться, что весь мир состоит из пронизанной косыми лучами величественной чащи. Потом на глаза ей попалась черноголовая голубая сойка — клюв распахнут, крошечная грудка раздувается, вот только не разобрать теперь, щебечет пичуга или чирикает.
Франческа двинулась прямиком к ручью. Несколько раз пришлось продираться через заросли папоротников, в одном месте преодолеть глубокий овраг, но в конце концов она вышла к пробившимся между серыми валунами кустам, и оставив позади последнее препятствие, очутилась на солнечном берегу.
После мрачной чащи солнце ослепляло. В зеркальной глади узкого, не больше двадцати футов, рукава отражалось небо. По воде откуда-то справа расходились ленивые круги — повернув голову, Франческа успела разглядеть панцирь и вытянутые задние лапы ныряющей черепахи.
Франческа посмотрела вокруг. Все спокойно.
Тогда она медленно собрала волосы в хвост, сняла столу, мантию, потом обувь и исподнее и, пристроившись на берегу, занялась стиркой. Пересыпав вещи мыльными рунами, она взбила пену, выполоскала и развесила постиранное сушиться на кустах.
Солнце припекало. Франческа зашла в ручей по колено — вода оказалась на удивление теплой. Целительница окинула себя придирчивым взглядом. Поразительно, как часто ей доводилось осматривать чужие тела и как редко — свое. Обычно мыться приходилось быстро, почти на бегу, чтобы не оставлять надолго пациентов. Теперь же она оценивала себя будто со стороны: высокая фигура; выбеленная слепящим солнцем бледная кожа; длинные, излишне, на ее взыскательный вкус, мускулистые ноги. Талия чуть раздалась за последние годы, а вот грудь так и осталась небольшой. Франческа погладила живот, к счастью, по-прежнему плоский — по крайней мере, тазовые кости все так же выступают. Но небольшая жировая подушечка уже имеется, а еще местами видны крохотные красные родинки — вишневая ангиома. Франческа вздохнула. Естественный признак старения кожи, никуда от него не денешься.
Она уже не юная девушка.
А теперь еще и глухая, и наполовину беспамятная. Сможет ли она и дальше работать целителем? Хватит ли знаний? И как она будет слушать пациентов — жалобы, сердце, легкие, желудок? Франческа села, ссутулившись, обхватив руками колени, готовясь расплакаться. Но не расплакалась.
Солнце поджаривало плечи. Франческа откинулась на валун, ощущая спиной нагретый камень. Подул ветер, и она вытянула ноги к воде, а потом, помогая себе руками, стала подбираться все ближе и ближе, пока не сползла с камня совсем.
После возни со стиркой в прогретых верхних слоях глубина встретила ее неожиданным холодом. Франческа перешла на кроль. Она знала, что в Порту Милость бегала вместе с однокурсниками поплескаться в теплом Иксонском море, но не могла припомнить само действо. И снова у нее возникло ощущение, будто она прочитала собственную биографию где-то в книге, а не прожила.
У противоположного берега Франческа повернула обратно, а потом, раззадорившись, поплыла вдоль своего, пока не увидела небольшую галечную отмель. Там она устроилась в наполненной теплой водой ложбине и, набрав полные пригоршни мелкой гальки, принялась тереть шею и спину.
Наконец, испугавшись за оставленные без присмотра вещи, она поспешила вернуться к своему валуну. Одежда висела на прежнем месте. Тогда Франческа выбралась на валун и легла обсыхать.
Сперва ее била мелкая дрожь, но солнце и теплый камень грели исправно. В какой-то момент ее, видимо, сморил сон, потому что проснулась она с дрожью в руках, захлебываясь слезами. Бесполезные попытки бороться с рыданиями Франческа вскоре прекратила и, сжавшись в комок, плакала, пока не обессилела и не притупились все чувства.
Она встала, умылась и оделась. Тени стали длиннее — должно быть, она проспала около часа. Шеннон и Никодимус, наверное, уже закончили перебранку, можно возвращаться в лагерь. Но Франческе хотелось еще немного побыть одной. Поэтому она пошла вдоль берега, распугивая лягушек и черепах, срывающихся в воду из-под ног. Местами приходилось нелегко — кусты подступали к воде вплотную, вынуждая обходить их через чащу. Берег постепенно повышался, и вскоре Франческа уже шагала по обрыву футах в десяти над водой. Растущие у самого края деревья раскинулись широким шатром.
Франческа никак не могла разобраться в себе. Оцепенение сковывало ледяным панцирем, но под ним, в глубине, клокотали страх, и шок, и боль, и теплилась надежда вернуть слух и память.
Она забралась еще дальше в лес, огибая разлегшийся на пути большой валун, и только там сообразила, что не видела рядом с лагерем ни единого засохшего дерева. В других местах лежащие вповалку мертвые стволы попадались на каждом шагу. Похоже, сюда тихое увядание еще не просочилось.
Из ручья вдруг вынырнуло что-то темное. Франческа рефлекторно попятилась и затаилась. Сердце зачастило. Она обернулась на чащу, но там все так же безмятежно кудрявились обласканные солнцем папоротники. Тогда кто плещется в ручье? Неизвестный науке водяной ликантроп? Или живущая отдельной жизнью часть Саванного Скитальца? Франческа с опаской посмотрела на воду — и увидела всего лишь широкую спину Никодимуса с распластанными по плечам мокрыми волосами. По пояс в воде он добрел до песчаной банки и, набрав пригоршню песка, принялся тереть подмышку.
