Спускаясь в долину, он не сомневался, что идет прямо в расставленные сети — кем, Скитальцем или Тайфоном, неважно, да и неинтересно. Демон или полудракон наверняка готовят ему сюрприз — но и у него припасены для них подарочки.

Оставив позади длинный каменный гребень, Никодимус шагнул на еще не остывший от дневного солнцепека песок. После непролазной саванны с ее птицами и прочей крупной и мелкой живностью долина казалась голой — праязыком светилась лишь трава да кряжистые дубы.

Год назад Никодимус узнал от ликантропского чарослова, что деревья эти — древние творения Химеры, гибрид растения и зверя, способный порождать ликантропские магические руны. Именно эти деревья, растревоженные когда-то новосолнечными легионами, наводнили местность пресловутыми метазаклятьями.

Никодимус подозревал, что Скиталец будет скрываться где-то за ними, но на всякий случай отправился обходить оазис по дальнему краю.

Примерно на полпути что-то невидимое клацнуло за левым плечом. Никодимус не задумываясь оторвал с правого бедра короткое режущее заклятье и всадил в обидчика. Развернувшись в цепь из десяти тысяч фраз, оно колючей проволокой оплело восьмифутовую фигуру, которая тотчас повалилась на спину.

Обидчик катался по земле, не издавая ни единого звука, только трава и песок шуршали в темноте. Потом он задергался, словно металлический болван на пружинах. Шагнув ближе, Никодимус увидел обвитую колючей текстовой проволокой носатую морду, оскаленную в беззвучном вопле от невыносимой боли.

Ликантропский призрак.

Режущее заклинание затянулось, словно удавка, и призрак рассыпался. Вспомнив клацанье за плечом, Никодимус догадался, что призрак хотел его укусить, но заразился ошибками, а потом режущее заклинание довершило дело.

Происшедшее оставило Никодимуса почти равнодушным — хотя некоторую торжественность момента он все же прочувствовал: текстовый разум, написанный, наверное, еще до того, как новосолнечные легионы прошли победным маршем по полуострову, канул в небытие. Надо надеяться, остальные населяющие долину призраки усвоят урок и не полезут на рожон.

Из темноты донесся голос — басовитый, невнятный, перерастающий в утробный скрежет. Никодимус окинул взглядом дубраву, за которой поблескивала вода. Они скользили между деревьями — кто-то на четырех лапах, кто-то на задних. Даже в неясном звездном свете их большие черные глаза блестели, словно зеркало. Никодимус насчитал двенадцать.

Они затихли. Один, самый крупный, неуклюже припадал на широко расставленные лапы, словно придавленный тяжкой ношей. А еще он расплывался в глазах, как будто под водой.

Скиталец.

Остальные — ликантропы. Вернее, были ликантропами, до того, как Скиталец заразил их афазией и промыл мозги, обращая в своих адептов. Наверное, приманил их на брошенную тушу катазубра.

Никодимуса сковала холодная решимость. С ликантропами, конечно, шутки плохи, но сегодня однолунная ночь, а значит, он сможет выжать максимум из своих хтонических татуировок. Однако первое побуждение кинуться на врага Никодимус унял — надо как-то разобраться с памятью и слухом Франчески.

В холодном ночном воздухе несся полубредовый речитатив Скитальца. Никодимус выжидал, скрестив руки на груди. Речитатив делался громче.

— …недоумок-недоделок-недописок-описок… Никого-Никоко-калеко — мозги далеко… Венец творенья — конец озаренья…

Обычный бред. Отвечать бессмысленно. Никодимус ждал.

В речитатив вплелся лай, рык и тарабарщина пораженных афазией ликантропов.

— М-м-матерь моя. Другая. Другая. К тебе. М-моя м-м-матерь. Глодай свои кости, гость, высасывай костный мозг.

Это что-то новенькое, прежде Скиталец никаких матерей не упоминал. Никодимус начал замерзать и терять терпение.

— Глодай кости, пока не на погосте, — гнусавил Скиталец. Ликантропы кружили рядом, судорожно подергиваясь. — Невменяемый — не меняй его — не меня, его — неминуемо. Власть — всласть — впасть — в пасть.

Никодимуса замутило от отвращения. Приготовил ловушку, так захлопывай, не тяни волынку.

— Прострация, деградация, конец адаптации. Никоко-никакой.

Отцепив от плеча убористый абзац хтонических рун, Никодимус зажал его в пальцах, словно дротик, осторожно нацелил на одного из ликантропов и взвел предложение-защелку. Абзац выстрелил, будто пружина, рассек темноту яркой молнией и впился в заднюю лапу ликантропа игольчатыми фразами. Возможно, зверь почувствовал укол вроде комариного укуса, но, судя по отсутствию реакции, иглы впились незаметно.

На памяти Никодимуса ни Скиталец, ни его адепты никогда не пользовались хтоническими языками, а значит, его заклинания разглядеть не должны.

Итак, одиннадцать ликантропов, не считая Скитальца в волчьей шкуре. Никодимус вытянул из плеча еще четыре сжатых пружиной заклинания и метнул в четырех волков, стоящих дальше всего от Скитальца. От соприкосновения с этим гадом заклинания попросту развеются.

Но это Никодимуса не беспокоило. Ловко отлепив со спины пять разрывных текстов, он прицепил их к только что запущенным фразам-наводчикам и, перехватив поудобнее сперва одно, толкнул вперед. Десять футов взрывной текст проскользил по наводчику, а потом с едва слышным щелчком сработал заключительный абзац-детонатор, и текстовая глыба обрушилась на цель. Ликантроп исчез в фонтане расплавленных букв, разлетаясь на сотню ошметков размером не больше головки сыра, а еще секунду спустя долину сотряс громовой раскат.

Остальные ликантропы присели и принялись озираться в недоумении. Никодимус запустил вторую текстовую гранату. Еще одного ликантропа разметало в клочья.

Теперь остальные, не дожидаясь продолжения, кинулись за деревья. Скиталец попытался призвать их к порядку, скалясь и рыча, но потом и сам последовал их примеру.

Никодимус ухватил три оставшиеся наводящие фразы, которые заплясали в воздухе, словно удилища с клюнувшей рыбой. Через несколько мгновений они затихли, из чего следовал вывод, что ликантропы укрылись за стволами. И тогда Никодимус метнул оставшиеся три гранаты, выдержав секундный интервал между первой и второй и гораздо дольше перед третьей. Хотел продемонстрировать, что никуда не торопится.

Получилось.

Трое ликантропов опрометью метнулись прочь из рощи. Один из оставшихся, словно свихнувшись, с рыком отбивался от невидимого противника, который раз за разом валил его на землю.

Никодимус скривился. Еще один дух. Только ликантроп, в отличие от какографа, не способен развеивать текстовые призраки одним прикосновением, поэтому невидимые челюсти медленно, но верно раздерут его в кровь.

Минуту спустя точно такой же атаке подвергся другой ликантроп. Третий без оглядки пустился наутек.

Никодимус посмотрел на расплывающийся силуэт Скитальца. Чудовище, поспешив на помощь адепту, каким-то чудом расшвыряло призраков. Но теперь уже волк, напуганный и растерянный, кинулся на своего повелителя. Тот взмахнул огромной когтистой лапой, отвешивая несчастному оплеуху, и в ночи отчетливо прозвучал треск проломленного черепа.

Последний ликантроп сбежал.

Никодимус остался со Скитальцем один на один. Чудовище снова завело свой речитатив.

— Джей Амбер! — выкрикнул Никодимус.

Силуэт сразу же обрел резкость. Стало видно, что из ликантропского тела в районе грудной клетки и живота выпирает паразитирующий торс Скитальца.

— Джей Амбер-р-р… Дже-е-ей Амбе-е-е-ер… Дже-е-е-еймбе-е-ер, — тоскливо завыло чудовище на разные лады.

Никодимус ждал.

— Ловишь меня в словесный капкан. Капкан, как он. Заклеймил моим же именем. Забрал, бер-р-и. — Он повернулся к Никодимусу. — Будешь жечь глаголом, ранить острым словом. Черная душа, Никодимус. Черствая. Клеймит словом и мажет рот навозом.

Никодимус не понимал, что все это значит. Но его это мало волновало.

— Джей Амбер! — выкрикнул он снова.

— Джейамбе-е-ер, — взревело чудовище, словно подстегнутое кнутом. Плечи его опустились, он весь ссутулился, сжался, будто признавая поражение.