Старик протянул руки. Я подошел к нему.

«Поди ко мне, дитя мое, мой наследник, – произнес он своим низким голосом. – Мое дорогое дитя. Испей моей крови. Ведь это Петрония в своей злокозненности построила Блэквуд-Мэнор. Это было ее золото, выстраданное золото. Я подарю тебе свою любовь, невезучий мальчик! Я подарю тебе свою кровь. Прими с ней образ единственного чистого создания, которое я любил!»

«Не увлекайся, действуй аккуратно», – напомнила мне Петрония.

Я всадил зубы в его бычью шею, а он положил огромную ладонь мне на плечо. Но увидел я вовсе не Вирджинию Ли, а Ревекку, да, Ревекка висела на заржавленном крюке, отвратительное зрелище, а Манфред проклинал завывавшую от смеха Петронию. Ревекка не выдержала пыток – с ее обнаженного торса лилась темная кровь, означавшая смерть, и крюк был всажен глубоко, очень глубоко, в самое сердце, насколько я понимал.

«Великий Боже!» – воскликнул я.

Меня оттянули назад. Я шатался. Старик прижал носовой платок к шее, и вид у него был несчастный. За плечи меня держал Арион.

«Какая боль, – стонал старик. – И зачем только ты послушался ее, Квинн, зачем тебе эта строптивица? Зачем вообще ты хотел увидеть это?»

«Контролируй себя, дитя мое, – сказал Арион. – Все время контролируй. Чтобы ты мог пройти по комнате, заполненной смертными, выбрать себе тех, кого пожелаешь, подарить роковой поцелуй и уйти так, чтобы никто ничего не заметил».

«Но почему я увидел Ревекку? – Я все никак не мог успокоиться. – По какой причине? – Я становился все настойчивее. – Ты ведь хотел, чтобы я увидел Вирджинию Ли».

«Да, но как я могу спрятать ее в своей душе? – ответил старик. – Ты потянулся к ней, ты нашел ее, она стала твоей».

В голове у меня прозвучал ее свистящий шепот:

«Эти двое уничтожили меня».

Я едва не рассмеялся. Как бы я мог отомстить? О, невезучий призрак, подумал я, воспользовавшись словечком Манфреда, раз ты подумала, что я способен отомстить. Разве ты не отомщена, теперь, когда за твою жизнь заплачено моей?

Ответа не последовало.

Мое обучение продолжалось несколько часов.

Меня муштровали, пока наконец я не научился обходиться парой глотков, но я ни разу не насытился. Они смеялись над моим голодом, когда я жаловался на боль, и если Петрония начинала дуться или терять терпение, Арион по-доброму ее стыдил.

«Сейчас мы отправимся на охоту, все четверо, – сказал Арион. – И ты отыщешь для себя злодея, воспользовавшись даром читать мысли, а мы станем за тобой наблюдать».

«Это будет свадьба, – пробасил старик. – Богатый американец приехал в Неаполь на свадьбу своей дочери. Там, куда ни повернешься, повсюду увидишь злодея. Заманишь его в сторонку так, чтобы никто не видел, а потом собственной кровью из своего языка запечатаешь ранку. Готов, сынок, стать одним из нас? Теперь уже по-настоящему?»

«Прежде чем уйдем, представь себе такую картину, – сказал Арион. – Гости пьют уже несколько часов. Ты будешь тихонько ходить среди них, никому не представляясь. Свои жертвы оставишь так, словно они напились. А если захочешь, то можешь выпить пару глотков у невинных душ».

Я кивнул, терзаясь жаждой. Мое сердце воспламенилось. Я захотел всей своей несчастной душой стать одним из них. Я и так был одним из них!

Внезапно Петрония оторвала меня от пола и швырнула в открытые двери террасы, в ночь. Я полетел вниз, на пляж, тихонько приземлился на камни, поднялся и огляделся. У моих ног пенилось зеленое море, кругом было тихо и спокойно.

Я поднял глаза. Как далеко была Петрония – я едва разглядел, что она манит меня рукой, стоя на террасе. А потом я услышал ее шепот, словно она проговорила мне прямо в ухо:

«Поднимайся ко мне, Квинн».

Я приказал своему телу подняться и действительно взмыл в воздух и полетел все быстрее и быстрее, пока не оказался возле Петронии, тогда я перемахнул через перила и встал рядом с ней.

Она обняла меня, сверкнув темными глазами, и прошептала на ухо:

«Как видишь, мы передвигаемся с большой скоростью, и никакого волшебства тут нет. Я крепко держу тебя. И не смей пролить ни капли крови, когда будешь пить. Мы ожидаем, что ты все выполнишь идеально».

«Но ведь мы убиваем?» – спросил я.

Арион пожал плечами.

«По желанию, – ответил он. – Если зло созрело и если ты ловок и хитер».

В комнатах висели клубы голубого сигаретного дыма. Я рассматривал лица, будто через объектив камеры. Все они были красивы. И все несовершенны. Голоса слились в бессмысленный оглушительный гул, мысли из стольких голов превратились в хаос. Я потерял чувство равновесия. Мне хотелось убежать, но я не позволил себе смалодушничать.

Запах еды был отвратительный, запах спиртного показался мне до странности резким и чужим, словно я за всю жизнь не выпил ни рюмки. Я продирался сквозь толпу, с удовольствием вдыхая лишь один запах – аромат крови, источавшийся из каждого дюйма плоти.

Я увидел невесту в разукрашенной беседке. Невероятно худенькая – в чем только душа держалась. Хорошенькая. Белое свадебное платье с длинными кружевными рукавами. Невеста курила сигарету, держа ее в левой руке. Увидев меня, она энергично закивала, словно мы были с ней знакомы, и я прочел в ее мыслях приглашение – но что ей от меня понадобилось?

Я не мог отвести от нее глаз, продираясь сквозь толпу гостей. Она продела свободную руку мне под локоть, и я уловил аромат ее крови, так и бурлившей жизнью под оливковой кожей.

Невеста затянула меня в большую спальню и заперла дверь на замок. Ее большие черные глаза глядели на меня умоляюще. Размазанная тушь. Капризно надутый красный ротик.

«Ты видел его, этого ублюдка, – она кипела от злости и сыпала проклятиями. – В день свадьбы он так поступает со мной! – Ее лицо исказилось от ярости. Девушка рванула на мне смокинг и потянула к кровати. Ее черные волосы выбивались из прически с бриллиантовыми заколками. – Ну, давай, сделаем все быстро, пусть только попробует взломать дверь, черт бы его побрал, эту свинью».

Я обхватил ее подбородок правой рукой и повернул к себе. Наклонился и поцеловал невесту в губы. Что для меня значил этот поцелуй? Я уже ничего не чувствовал, кроме аромата крови. Наклонился к ее горлу, впился в него зубами изо всех сил, и артерия лопнула, залив кровью свадебное платье, – из нее хлестал самый настоящий фонтан. Девушка, задыхаясь, охнула. Я накрыл ранку ртом, проклиная себя, свою неловкость, жажду, невезение. Я все пил и пил, не отрываясь. Она безвольно обмякла, словно в экстазе, пока я впитывал череду банальных безвинных картин, где не было ни зла, ни коварства, ни угрозы, ни знаний, ни боли.

А я все продолжал глотать соленую кровь. Я стал рабом этой крови, слившись с ней в одно целое. Ничего, кроме крови, мне не было нужно. Правда, мне хотелось, чтобы она все-таки не умерла, чтобы на ее белом платье, таком чудесном белом платье, не было крови.

Ее сердце перестало биться – словно задули свечу или спичку. И оживить его было невозможно. Я держал невесту в руках, я тряс ее. Вернись. Произошла ошибка. Ужасная ошибка. Я снова принялся пить, как глупец, пока не выпил все до последней капли. Я съежился. Застонал. В ней не осталось жизни, не осталось ни капли крови. Я тряс ее как куклу. Сломанную свадебную куклу. Она была совершенно мертвая! Испорченная прическа, в которой сияли бриллианты.

Кто-то вцепился мне в волосы и отшвырнул так, что я ударился о стену. Удар оказался настолько сильным, что я на секунду ослеп и лишился чувств, а потом в мигающем свете разглядел, как мертвая невеста соскальзывает с кровати на пол, и кровь на ее платье, прелестном кружевном платье, прелестном белом кружевном платье, расшитом блестящим жемчугом, волосы выбились из бриллиантовых заколок, хорошенькое личико, не выражавшее больше ни злобы, ни ненависти.

От невесты меня оттащила Петрония. Она выволокла меня на террасу и снова швырнула о стену. На этот раз я почувствовал, что из разбитого затылка потекла кровь. Я еще не пришел в себя от болевого шока, а она перебросила меня через перила. Я начал падать вниз, летел к морю и чувствовал, что умираю. Я был наполнен невинной кровью и умирал. Я рыдал и умирал, а невеста, бедная невеста, она была мертва, я бросил ее, залитую собственной кровью, – бессмысленная, ужасная трагедия.