К нам подошел Клем.

«Квинн, гроб пустой. Лучше бы ты сам взглянул. Ты ведь здесь главный, сынок».

И я взглянул. Богато украшенный гроб был из тяжелого металла и только слегка тронут ржавчиной. В крышке имелось окошко, через которое можно было бы, наверное, увидеть лицо покойного, хотя я ничего такого прежде не видел. Чтобы вскрыть гроб, понадобились усилия пяти человек и два ломика. Внутри он был чем-то покрыт. Я подумал, что это свинец. На ощупь сухой и ноздреватый. Да, это был свинец.

Гроб находился в склепе из свинца (точно, свинец – никаких сомнений) и был накрепко запечатан. Хотя склеп уходил под землю фута на три, не было никаких признаков, что сюда хотя бы раз проникла влага.

Я спустился в склеп и долго стоял там, внутри мавзолея, просто уставившись на пустой гроб. Там было достаточно места, чтобы обойти гроб вокруг, что я и сделал, после чего вскарабкался наверх, обратно на солнце.

«Знаешь, сколько людей понадобилось, чтобы вскрыть эту золотую дверцу? – спросил Аллен. – Что ты обо всем этом думаешь? И что это за надпись? Ты ведь можешь ее прочитать, Квинн?»

Я покачал головой.

«Манфред хотел, чтобы его здесь похоронили, – сказал я, – но те, кому он доверился, так и не исполнили его волю. И вот теперь у нас есть пустой гроб и пустой мавзолей. У нас есть золотые пластины и надпись на латыни. Взгляните сами, это латынь. Я скопировал надпись. Все это построил Манфред. Манфред велел соорудить эту штуковину, когда строил Хижину Отшельника. Все это затеял Манфред. А теперь мы сделаем как было».

«А как же золото? – удивился Клем. – Нельзя же вот так взять и оставить столько золота, чтобы его кто-то украл».

«Неужели в наши дни люди до сих пор убивают друг друга из-за золота? – спросил я. – Неужели кто-то из вас собирается сюда вернуться, чтобы его украсть? Неужели мы затеем перестрелку из-за золота? Поехали домой. Я не могу долго здесь находиться. И мне не нравится, что какой-то бродяга появлялся на ферме. Давайте уберемся отсюда поскорее».

Перед уходом мне захотелось проверить еще кое-что. Я вернулся в Хижину.

И оказался прав!

На мраморной столешнице лежали новые книги – по философии и истории, современные романы. Все, как одна, новенькие – эдакая хорошая пощечина. Даже свечи были новые, хоть и с почерневшими фитилями. Да, не ведавший страха нарушитель прав собственности, мой незнакомец, здесь побывал.

«Интересно, что ты сделаешь теперь?» – вслух произнес я и, впав в бешенство, схватил в охапку столько книг, сколько смог, и вышвырнул их на ступени крыльца. Потом вернулся за остальными книгами и бросил их туда же. Затем сбежал по ступеням, пиная и разбрасывая книги по сторонам.

Достав зажигалку, я поджег один томик в мягкой обложке, потом еще один, и еще. Пламя теперь разгоралось само по себе, а вокруг стояли Обитатели Флигеля и смотрели на меня как на сумасшедшего. Наверное, таким я и был.

«Его книги! – воскликнул я. – Не имея никаких прав, является в чужой дом и специально оставляет на виду свои книги. Вот, мол, посмотри: я снова здесь побывал».

«Господи, – выдохнула Жасмин, глядя на высокий костер. – Чего у нас только нет: мертвая девушка, заброшенный дом, кипа странных книг, настоящая золотая усыпальница с пустым железным гробом, а в придачу – спятивший мальчишка, который стоит и смотрит на все это!»

«Хорошо сказано, – прошептал я ей в ухо, – и не забудь о своем обещании, шоколадка. Сегодня вечером мы останемся вдвоем – ты да я».

«Ничего я тебе не обещала!» – усмехнулась Жасмин.

«Я же сказал тебе, что не уверен в собственных силах, – прошептал я. – Ты должна принести себя в жертву».

Я подпихнул рассыпавшиеся книги, чтобы они снова вспыхнули. Я сам себя ненавидел за то, что жгу книги. Мне было невыносимо видеть, как задымился Словарь Вебстера. Но я должен был так поступить. Еще один или два пинка, и все сгорело дотла. Я обернулся к Жасмин, ожидая услышать какое-нибудь умное замечание, но она задумчиво помолчала, а потом произнесла:

«Знаешь, мальчик, а ты действительно меня озадачил. Следовало бы обойтись полюбезнее с женщиной моего возраста, негодник ты эдакий. Или ты думаешь, у меня не может быть никаких таких чувств только потому, что я качала твою колыбель?»

«Насколько любезней мне позволено быть? – спросил я. – Или ты думаешь, я свяжусь с кем угодно?»

Она даже бровью не повела. Смотрелась Жасмин отлично в своих облегающих джинсах. Короткая стрижка по-африкански курчавых волос не скрывала красивую форму ее головы и чудесное лицо.

Она жила как монашка. Я точно это знал. В ее жизни вообще не было мужчин с тех пор, как много лет тому назад умер ее муж. Зато ее сестра, Лолли, трижды выходила замуж.

«Я спятил, – сказал я, пялясь на Жасмин, пялясь на ее полную грудь и тонкую талию. – Меня посещают видения, что прикажешь с этим делать? Что нужно от меня Ревекке? Я видел ее там, наверху. Я сам ничего не понимаю. Вероятно, врачи решат, что я сумасшедший. Но одно я знаю точно».

«И что же это?» – спросила Жасмин.

«То, что не могу о тебе не думать, мисс Кофе с Молоком. Я не желаю спать с мертвыми».

Она помолчала и как-то странно улыбнулась, потом медленно оглядела меня с ног до головы. Я моментально возбудился.

Костер почти догорел.

Работники закрыли могилу. Жасмин держала под правой рукой небольшую шкатулку. Все устали от духоты, комаров, от солнца, палившего сквозь деревья, и от зловонного гниющего болота.

Так всегда бывает на болоте. Конечно, тут рождаются и расцветают чудесные цветы, в опасной глубине живут разные твари, но еще больше существ здесь гниет и страдает от недостатка солнца, так что все-таки главенствует здесь смерть, и именно смертью пахло от черной воды.

Мы покинули остров.

«Пожалуй, будет лучше, если мы выпьем это пиво дома, – сказал Клем, – запьем им горячий ужин, который приготовит Мамушка. Лично я умираю с голоду».

Мы все порядком поднабрались еще до того, как достигли дома, и я под влиянием выпитого пару раз свернул не туда, куда надо, так что мы чуть не заплутали. К счастью, нам удалось вернуться до темноты. Я сразу пошел облегчиться (в жизни так долго не писал), а потом, прихватив шкатулку и лопату, направился на маленькое кладбище.

Я ждал, что меня проберет сейчас холод, легкий озноб, но ничего не почувствовал. И я не увидел знакомую компанию духов, которые иногда показывались мне на глаза. Впрочем, каждый раз они держались в стороне. Никогда не обступали меня плотным кольцом.

Я надеялся, что мои молитвы дойдут до цели и Ревекка теперь окажется среди них.

Найдя свободный кусочек земли, я легко вонзил лопату во влажную почву. Очень скоро передо мной оказалась ямка глубиной около двух футов, шкатулка легко туда поместилась, и я сразу засыпал ее землей, после чего сверху положил тяжелую мраморную плиту. Перекрестился, три раза прочитал «Радуйся, Мария», два раза «Отче наш» и закончил старой молитвой: «Вечный покой дай усопшим, Господи, и свет вечный да светит им. Да покоятся в мире. Аминь».

Новая могила выглядела совсем маленькой рядом со старыми захоронениями, но все же имела достойный вид.

Подняв глаза, я увидел у дуба Гоблина, который за мной наблюдал. Я был пьян, а он трезв как стеклышко. Я был до отвращения грязен, а на его одежде не было ни пятнышка. И он не просто показался мне на глаза. Он внимательно меня изучал. И только взглянув на него, я понял, что весь день его не видел. Даже не чувствовал его присутствия рядом. Ни разу о нем не вспомнил. Последние несколько дней я вообще редко его видел. И не разговаривал с ним.

«Привет, братишка», – сказал я.

Я поднялся, вернее, пошатываясь, заковылял на склон и хотел было обнять Гоблина, но он исчез, так что обнимать мне было нечего. Тут по моему телу пробежал холодок. И я был настолько пьян, что расплакался.

Послышался крик Жасмин: «Ужинать». Рис с красными бобами, густой соус на свином жире и томящиеся в нем свиные отбивные.

Должно быть, было около девяти часов, когда я наконец-то принял душ, побрился и протрезвел. Я спустился вниз, чтобы навестить тетушку Куин и сказать ей то, что уже много дней твердила сиделка Синди – что ей нужно встать, начать ходить и самое важное – не отказываться от пищи.