«И ты считаешь, что она может забыть, что когда-то была человеком?»

«Определенно так. По земле бродят призраки, которым тысяча лет. Для них не существует хода времени. Они не испытывают ни голода, ни жажды. Без нас, тех, кто помогает им приобрести форму, они просто дрейфуют над землей. Я даже не уверена, что они видят окружающее или воспринимают его, когда дрейфуют, но затем на их пути попадается человек, способный их воспринимать, и тогда специально для этого человека они видоизменяются, становясь призраками».

«И ты называешь себя ведьмой, потому что способна видеть этих духов?»

«Да, а еще потому, что я умею разговаривать с ними. Правда, они меня не слушаются. Я пока не пробовала ими повелевать. Это слишком опасно. Вся эта тема опасна, Тарквиний. – Она понизила голос и хитро скосила глаза в сторону Гоблина. – Вот кто все про это знает, правда, Гоблин?»

Я оглянулся на своего приятеля. Лицо Гоблина было задумчивым. В нем почти не осталось затаенной злобы, и у меня стало на душе немного легче.

«Мона, мы должны всегда быть вместе, – сказал я. – Кто еще будет меня любить так, как ты?»

Гоблин начал приближаться. Я вытянул руку, чтобы остановить его.

«Будь терпелив со мной, Гоблин, – сказал я. – Я имел в виду другую любовь».

«Я бы никогда не стала пытаться занять твое место, Гоблин», – сказала Мона.

«Нет, в самом деле, Мона, – я снова обратился к ней. – Кто еще меня когда-нибудь полюбит так, как ты?»

«О чем ты? – удивилась она. – Ты высок и прекрасен, таких честных синих глаз, как у тебя, я никогда не видала. Ты знаешь, это большая редкость, когда у мужчины с черными волосами такие синие глаза. Девушки обожают такой тип».

Разумеется, мне было приятно услышать подобные комплименты – я был очень не уверен в себе, – но ее слова лишь усилили мою надежду, что нас ничто не сможет разлучить.

«Выходи за меня, Мона, – предложил я. – Серьезно. Ты просто должна выйти за меня».

«Эта идея начинает мне нравиться, но держи себя в руках, – сказала Мона. – Давай еще поговорим о призраках и духах. Тебе нужно знать эти вещи. Так вот, мы говорили о привязанных к земле призраках, которые не смогли подняться к Свету».

«А ты сама-то уверена в этом Свете, Мона?» – спросил я.

«Видишь ли, в том-то и состоит проблема, – ответила она. – Когда эти люди умирают, они не уверены, что там их ждет Свет, и, возможно, они его не узнают или просто не доверяют тому, что видят. И тогда они цепляются за Землю, цепляются за смертных, которых все еще способны видеть и слышать».

«Итак, значит, в теории у нас есть этот дух, чье ядро не перемещается к Свету, – сказал я, – это душа, которая дрейфует...»

«Да, – подхватила Мона, – и она способна начать новую жизнь для себя, особенно если найдет восприимчивого человека, вроде тебя или меня, кого-то, кто способен ее видеть, даже когда ее организующие силы ослабли. А потом, конечно, мы помогаем ей сконцентрироваться тем, что замечаем ее, разговариваем с ней, уделяем ей внимание, и тогда она становится все сильнее и сильнее».

«А как насчет духа вроде Гоблина? Он ведь не призрак. Он не знает, откуда появился».

Мона метнула на меня многозначительный взгляд, призывая к осторожности.

«Значит, Гоблин – это чистый дух, – ответила она, – но духи, вероятно, по своей природе точно такие же – у них есть ядро и своего рода тело из рассеянных частиц, а также силовое поле, которое они используют в точности как призраки, чтобы собрать частицы и предстать перед кем-то».

Мы покинули кладбище и направились к пристани. К этому времени болото уже выглядело темным и коварным – полным ужасных существ, готовых тебя убить. Доносившаяся с болот вечерняя песня означала смерть. Я попытался не обращать на нее внимание. А Моне вроде бы понравились и песня, и вечер.

«Квинн, вот бы тебе поговорить со Стирлингом. Мне кажется, он многое мог бы тебе открыть. Знаешь, с ним очень легко общаться. Таламаска в течение веков давала приют людям, способным видеть привидения. Там приветствуют таких, как ты и я, и вовсе не из прагматических соображений. Когда я ездила в Англию, я побывала в их Обители, я даже посетила Обитель в Риме».

«Твой рассказ носит какой-то религиозный оттенок, словно ты говоришь об ордене траппистов или кармелитов».

«В общем-то они где-то похожи, – ответила Мона, – но служители Таламаски не религиозны. Они несут добро, не прибегая к религии. Отцу Кевинину иногда трудно это принять, но он постепенно привыкает. Ты же знаешь, как заведено у нас, католиков: любое сверхъестественное явление, идущее не от Бога, сразу объявляется злом. А Таламаска как раз изучает все сверхъестественное. Но даже отец Кевинин начинает проникаться симпатиями к Стирлингу. Такой человек Стирлинг – разоружит каждого своим обаянием».

«Расскажи мне об отце Кевинине, – попросил я. – Какова его история?»

«Он хороший священник, – ответила она. – Уж кто-кто, а я это знаю. Как ни пыталась затащить его в постель, – помнишь, я рассказывала, – но ничего не вышло. Родился он здесь в большом доме на Мэгэзин-стрит, самый младший из восьмерых детей в семье. Его старшая сестра, можно сказать, принадлежит к другому поколению. Мы зовем их “Безупречные Мэйфейры”, потому что все они очень добропорядочные и никогда не попадают ни в какую беду. Когда он выучился на священника, его отослали на север, но теперь он вернулся, главным образом потому, что семье нужен собственный священник, а еще потому, что здесь он получил возможность преподавать. Он, когда хочет, рассуждает как заправский теолог».

«Мона, почему ты пытаешься затащить в постель стольких людей?» – спросил я, понимая, что вопрос детский и наивный, но я все равно должен был его задать.

«А почему ты поступаешь точно так же, Тарквиний?»

«А вот и нет. Если не считать тебя, я переспал только с одной женщиной, которая служит у нас в поместье, и больше ни с кем».

«Знаю, – сказала Мона с улыбкой. – Это та потрясающая квартеронка со светлыми волосами, Жасмин».

«Откуда ты знаешь?»

«Мы, ведьмы, умеем читать чужие мысли, – сказала она, продолжая великодушно улыбаться. – Можно сказать, я случайно об этом узнала. А ты разве не почувствовал, что тебе следовало бы идти той дорогой?»

«Да, наверное, так оно и есть. По сравнению с тобой я кажусь совсем отсталым: мне почти девятнадцать, а я переспал лишь с одним духом, одним призраком и двумя смертными женщинами, причем одна из них та, которую я люблю, – ты».

«Насчет духа я догадываюсь, – сказала Мона, – расскажи теперь о призраке».

«Не могу, только не сейчас. Мы слишком близко от ее могилы. – Я указал на маленький надгробный камень на кладбище. – Скажу лишь, что зовут ее Ревекка и она красива. Она приняла жестокую, несправедливую смерть, а я потерял с ней свою девственность. Когда она появляется, то кажется существом огромного обаяния...

...Кстати, об обаянии, – продолжил я, – таким же обаянием обладает мой учитель, и он как раз сейчас идет в нашу сторону».

Из дома вышел Нэш и направился к нам, чтобы позвать к ужину. Он выглядел очень элегантно и красиво в своей прекрасно сшитой темно-синей тройке и белой рубашке с открытым воротом.

Я тоже должен добиться такой стильности, подумал я, чтобы выглядеть так же смело и естественно.

Я сразу представил его Моне и сообщил, что намерен на ней жениться. Нэш слегка удивился, но принял новость абсолютно серьезно.

«Поздравляю, Квинн, и рад знакомству, моя дорогая», – сказал он, беря ее за руку.

Мне чудилось, что его мягкий голос мог бы сровнять горы с землей. А морщины на лице лишь усиливали красоту, подчеркивая мудрость этого человека.

«Разумеется, наши планы относительно поездки в Европу не меняются, Нэш, – сказал я. – Едем все. И крадем Мону».

«Что ж, от этого наше приключение станет вдвойне интереснее», – сказал Нэш с едва заметной иронией, слегка скривив губы в улыбке. Он подал руку Моне, вежливо помогая ей подняться с пристани на землю, и мне стало стыдно, что я сам до этого не додумался.