— Собаки след потеряли. Теперь зайцу, возможно, удастся уйти, — с надеждой проговорила старая верховая лошадь хозяина.

— Какому зайцу? — не понял я.

— Думаешь, я его по имени знаю? — несколько свысока отозвалась старая лошадь. — Наверное, это один из зайцев, которые живут в ельнике. Что за странные существа люди! Им бы только за кем-нибудь гнаться!

Собаки снова истошно залаяли и побежали туда, где под крутым берегом был ручей.

— Смотри! Смотри! — громко зашептала мне на ухо мама. — Сейчас покажется заяц.

Белый заяц и впрямь мчался что было силы по полю. Прежде чем я успел его как следует разглядеть, он скрылся в ельнике. Собаки преследовали его по пятам. Охотники догоняли свору. Вот они поравнялись с ручьем и выслали своих коней на препятствие. Кони легко перелетели на наш берег.

Охота вплотную приблизилась к лугу. Собаки и всадники погнали зайца прямо к живой изгороди. Бедняга попытался пролезть сквозь кусты ежевики. Но они росли слишком часто, и заяц застрял. Тогда он повернул назад, чтобы выбраться на дорогу, но не успел. Гончие с лаем набросились на него. Несчастный крикнул и навсегда затих.

Один из охотников отогнал собак и поднял зайца с земли. Другие охотники внимательно на него смотрели. Вид у них был очень довольный.

Я не мог взять в толк, что тут веселого? Неужели приятно гоняться на лошадях да еще со сворой собак за маленьким зайцем?

Охота меня совсем разочаровала. Я отвернулся и посмотрел на поле. Только теперь я заметил, что, оказывается, не все благополучно преодолели ручей. Два прекрасных коня были ранены. Один пытался выбраться из ручья, другой корчился и стонал на траве. Один из неудачливых всадников поднялся на ноги. Другой неподвижно лежал на земле чуть поодаль от стонущего коня.

— Этот человек сломал себе шею, — горестно покачала головой моя мама.

— И поделом! — крикнул большой жеребенок.

— Все не так просто, мои дорогие, — возразила мама. — Я уже старая лошадь и многое видела в жизни. Но я, наверное, никогда не пойму, что люди находят хорошего в этом занятии? Во время охоты они часто калечатся сами. У них погибают прекрасные лошади. Даже если этого не случается, они безжалостно вытаптывают посевы на полях. И все только ради того, чтобы догнать зайца или лисицу. Мне это тоже не нравится. Но я не решилась бы осуждать. Мы с вами ведь все-таки не люди, а лошади. Быть может, мы просто чего-то не понимаем.

Мы с жеребятами слушали маму и смотрели на поле. Остыв от погони, охотники заметили, наконец, что случилось. Наш хозяин первым поспешил на помощь. Молодой охотник по-прежнему лежал на земле и не двигался. Хозяин попытался приподнять его. Голова и руки охотника безвольно болтались из стороны в сторону.

— Жизнь из него ушла, — грустно заметила мама. Охотники тоже встревожились. Стало вдруг очень тихо. Даже собаки умолкли. Молодого охотника перенесли в дом хозяина. Позже я выяснил, что этого бедного юношу звали Джордж Гордон. Он был единственным сыном местного сквайра, и родители им очень гордились.

Охотники вскочили опять на коней и поскакали в разные стороны. Один поехал за доктором, двое других — сообщить горестную весть сквайру, третьи — за ветеринаром для раненых лошадей.

Вскоре наш ветеринар мистер Бонд уже склонился над вороным, который лежал на поле. Ощупав коню ногу, мистер Бонд мрачно покачал головой.

— Нога сломана. Несите ружье, — велел он. Один из слуг побежал в дом хозяина и вернулся с ружьем. Грянул выстрел. Вороной вскрикнул и замер навеки.

— Этот конь был породистым, смелым и добрым. Его звали Роб Рой, — всхлипнула мама.

Она больше никогда в жизни не ходила на ту часть луга, где разыгралась трагедия.

Несколько дней спустя мы услышали скорбный звук церковного колокола. Потом на дороге показалась повозка, обитая черной материей. В нее были запряжены черные лошади. За ней ехали другие повозки — тоже черного цвета. Мама мне объяснила, что это хоронят бедного Джорджа Гордона. Через некоторое время колокол смолк, и люди в повозках вернулись обратно. Только молодой Гордон остался на сельском кладбище— Больше ему уже никогда не пойти на охоту. Роб Роя тоже, наверное, похоронили. Только не знаю где. Вот что может произойти всего из-за одного зайца!

Я рос и хорошел на глазах. Белый чулок на передней ноге и белая звезда во лбу красиво оттеняли мою черную шерсть, которая стала теперь шелковистой и мягкой. Все окружающие восхищались моей красотой. Многие из хозяйских друзей мечтали меня купить, но хозяин пока о продаже не думал.

— Не люблю, когда детей или жеребят слишком рано заставляют работать, — повторял он.

Когда мне исполнилось наконец четыре года, на луг вместе с хозяином пожаловал мистер Гордон. Это тот самый сквайр, у которого погиб на охоте сын. Мистер Гордон долго смотрел на меня, проверил мне зубы, ощупал ноги. Потом хозяин меня попросил побегать. Я двинулся шагом, перешел на рысь, потом на галоп.

— Когда его объездят как следует, должен получиться неплохой конь, — многозначительно поглядел на хозяина мистер Гордон.

Хозяин ему в ответ объяснил, что будет объезжать меня сам.

— Не хочу, чтобы такого замечательного коня кто-нибудь напугал на самых первых порах, — произнес серьезно хозяин.

Он не стал откладывать свое решение и на следующее же утро начал меня объезжать. Так кончилось мое детство. С того самого утра я считаю себя на службе.

Должен заметить, что стать хорошо объезженным не такое легкое дело, каким оно представляется многим людям. Во-первых, совсем не просто после вольного и счастливого детства приучиться ходить под седлом и в уздечке, носить на спине любого, кто захочет на тебе ехать, и не выказывать ровно никакой раздражительности. Но и это еще не все. После седла тебя учат ходить в упряжке. Поначалу это подлинное мучение. Сзади вас катится повозка или легкая бричка. Куда ни повернешь, она вас преследует, потому что ее к вам накрепко прицепили. Подобные вещи раздражают на первых порах даже самых выдержанных и спокойных из нас. Но шарахаться вам на службе никто не позволит. Беседовать с лошадьми за работой тоже нельзя. Брыкаться или кого-нибудь укусить — тем более. В часы службы ты должен забыть о своих желаниях и подчиниться воле хозяина. Даже если страшно проголодался — изволь потерпеть. Ни в коем случае нельзя во время работы ржать. Такое может сойти с рук разве что обыкновенным ломовым лошадям. У тех же, которые благородных кровей, такое поведение считается признаком невоспитанности. А самое неприятное, что, когда тебя во что-нибудь запрягут, нельзя ни лечь, ни попрыгать, ни порезвиться. Лишь вернувшись с работы, ты можешь на какое-то время забыть о службе и предаться всем этим простым, но таким милым радостям. Думаю, теперь всем понятно, что быть хорошо объезженной лошадью и верно служить хозяину не так-то легко.

К тому времени как хозяин решил меня объезжать, я уже был немного приучен к уздечке. Правда, раньше ее на меня надевали без трензеля и без повода. Хозяин, видимо, чувствовал, что я должен испытывать, когда окажусь в полной сбруе. Поэтому он сперва мне задал овса. Пока я ел, хозяин гладил меня и говорил очень ласковые слова. Только когда я совсем успокоился, он ловким движением засунул трензель мне в рот и быстро натянул на голову уздечку.

Чувства, которые меня охватили, удовольствием назвать никак не могу. Трензель — это не что иное, как холодная металлическая штуковина толщиной в человеческий палец. Лошадям трензель закладывают в промежуток между зубами. Когда трензель у тебя во рту, края его выступают по обе стороны рта. К ним прикрепляются ремешки, которые охватывают всю твою голову, подбородок и нос. Очень неприятное ощущение. Во всяком случае, когда испытываешь его первый раз. . Хорошо еще, я совсем не боялся. С самого юного возраста я узнал, что сбруя не опасна для здоровья и жизни. Ведь ее надевали на матушку. К тому же хозяин в тот день был со мной особенно добр, и я без единого возражения позволил ему как следует закрепить на мне трензель со всеми противными ремешками.