Я начал вслушиваться в ночную тьму. Как я надеялся уловить вдали стук колес экипажа, или топот копыт, или хоть поступь ночного прохожего. Но это была плохая дорога. Она и днем-то почти всегда пустовала. В такое же позднее время сюда могло занести кого-нибудь только чудо.

Вскоре я это понял и, оставив надежду на помощь, стал просто наслаждаться тишиной теплого весеннего вечера. Вдалеке послышалась песнь соловья и почти тут же смолкла. Я поглядел на луну. Мимо нее в вышине плыли светлые облака. Краем глаза я уловил сбоку какую-то тень. Это большая коричневая сова беззвучно вспорхнула с высокой изгороди.

Было очень спокойно и тихо. На память мне вдруг пришли такие же ночи из раннего детства. Как счастлив я был тогда на зеленом лугу у фермера Грея! Внезапно мне показалось, будто мы снова лежим на траве вместе с матушкой, а поодаль спят мои друзья-жеребята.

Была, наверное, уже полночь, когда я услышал, что вдали скачет лошадь. Стук копыт становился то громче, то тише. Я немедленно понял, что это едет кто-то из наших. Только у нас в поместье дорога так сильно петляла. «Наверное, это нас ищут», — подумал я. Звук действительно приближался. Мне показалось, что скачет Горчица.

Еще несколько минут прошло в ожидании. Потом я действительно увидел ее. Горчица везла фаэтон. Я громко заржал. Она мне тут же ответила. Из фаэтона раздались голоса мужчин. Горчица замедлила ход и встала прямо перед Рубеном Смитом, который по-прежнему неподвижно лежал на земле.

— Это же Рубен! — выпрыгнул из фаэтона наш конюх по имени Роберт. — Что с ним такое? — Он низко склонился над Рубеном.

Из фаэтона вышел еще один конюх по имени Нед. Дотронувшись до руки Рубена, он произнес глухим голосом:

— Рука у него ледяная. Боюсь, насмерть разбился.

Мужчины вдвоем попытались поставить Рубена на ноги, но это уже не имело смысла. Я сразу увидел, что жизнь совершенно оставила его тело. Роберт и Нед тоже довольно быстро поняли это. Опустив Рубена снова на землю, они занялись мной.

— Колени как сильно разбиты! — громко сказал Роберт. — Теперь вроде ясно. Черный Ветер споткнулся и сбросил Рубена. Прямо не понимаю, как с таким отличным конем такое могло случиться? И в конюшню почему он потом не пришел?

Роберт взялся за повод. Я шагнул. Ужасная боль в копыте заставила меня вновь замереть. Тогда Роберт внимательно меня осмотрел.

— Вот оно что, Нед, — обратился он наконец к напарнику. — Копыто у него просто вдребезги. Бедняга! На его месте каждый свалился бы. Боюсь, Рубен был не в себе. Трезвый он никогда не погнал бы коня без подковы по этим камням. Заставь он даже Черного Ветра прыгать в таком положении через луну, коню бы не стало труднее, чем на этой дороге. Очень мне жаль жену Рубена. У нее прямо как будто предчувствие на лице обозначилось перед нашим отъездом. Вид у нее вообще был такой, будто бы все в порядке. Но бледность сильно ее выдавала. Да, Нед, нелегко нам с тобой придется. И тело надо доставить домой, и коня.

Обсудив положение, они решили, что Роберт проводит меня, а Нед отвезет в экипаже тело Рубена Смита. Обычно моя подруга Горчица была не очень-то терпелива во время стоянок. Но в ту ночь ей передался драматизм ситуации, и она покорно ждала, несмотря на то, что держать под уздцы ее было некому.

Когда тело злосчастного кучера перенесли в экипаж, Нед и Горчица медленно тронулись. Роберт вновь осмотрел мое треснувшее копыто. Он немного подумал, потом извлек из кармана большой носовой платок. Крепко обвязав им копыто, он медленно повел меня по обочине к дому.

Было по-прежнему очень больно. Но Роберт искренне мне сочувствовал и старался приободрить ласковыми словами. Конечно, мы двигались очень медленно. Но все-таки я шел вперед.

Наконец эта мука кончилась. Я возвратился в денник. Роберт немедленно принес мне поесть. Потом он обернул мои разбитые колени влажными тряпками, а на копыто поставил припарку из отрубей. Как известно, такие припарки прекрасны при воспалительных процессах у лошади. Боли мои несколько унялись. Я устроился кое-как на соломе и уснул в ожидании доктора.

Утром доктор нанес мне визит. Тщательно исследовав мои повреждения, он сказал:

— Надеюсь, коленный сустав не сломан. Если я не ошибся, этот конь будет и дальше прекрасно служить. А вот шрамы останутся у него на всю жизнь.

Доктор и конюхи стали меня выхаживать. Вполне допускаю, что они выбирали самые эффективные средства. Однако мне от этого было не легко. На коленях у меня наросло «дикое мясо». Его прижигали каким-то едким лекарством. Когда же раны наконец затянулись, доктор прописал жидкость еще ужасней. Она щипала ноги, и я при всей своей сдержанности извивался от боли. От этого лекарства у меня вся шерсть с колен сошла. Но, конечно, я понимал, что все это люди делают для моего же блага.

Обстоятельства гибели Рубена Смита расследовали официальные лица. Хозяин «Белого льва», и конюх, и еще несколько человек подтвердили, что кучер наш выехал из гостиницы пьяным.

Служитель у дорожной заставы добавил к этому, что Смит промчался мимо него полным галопом. Когда же среди камней разыскали еще и мою подкову, всем окончательно стало ясно, как погиб Рубен Смит. Впрочем, никто и не думал меня обвинять. Теперь же последние подозрения с меня были сняты.

Все очень жалели жену Рубена Сьюзен. Она чуть с ума не сошла от горя.

— Ну почему? Почему? — вновь и вновь повторяла она. — В трезвом виде мой Рубен всегда был таким замечательным. Какой негодяй только выдумал эту проклятую выпивку!

После похорон Рубена Сьюзен и дети от нас уехали. Я слышал, они поселились в работном доме, потому что у Сьюзен никого из родных, кроме мужа, не было.

Когда колени достаточно зажили, я получил двухмесячный отпуск. Каждое утро меня выпускали на небольшой луг, и я мог там пастись, лежать или неспешно прогуливаться, смотря по тому, что мне больше хотелось. Это было почти как в детстве. Сначала я наслаждался свободой. Однако за все годы сознательной жизни я настолько привык служить, что вскоре без общества и без дела почувствовал себя скверно. А особенно мне не хватало Горчицы.

Когда становилось совсем тоскливо, я ржал. Но лошади, которые проезжали по каким-то делам близко от луга, по большей части не откликались. И вот как-то утром я был щедро вознагражден за недели своего одиночества. Калитка вдруг распахнулась. На лугу стояли Горчица и конюх Роберт.

Как я был благодарен Роберту! Он догадался, что мы с Горчицей друг без друга скучаем! Однако стоило конюху удалиться, как дорогая моя подруга обрисовала мне истинное положение дел. Оказалось, заботой тут и не пахло. Просто Горчицу направили на этот луг тоже для поправки здоровья.

— Юный лорд Джордж надорвал мои силы, — горько пожаловалась она. — Теперь я вся состою из одних болезней.

Выяснилось, что лорд Джордж, который был слишком самоуверен и молод, чтобы прислушиваться к советам опытных конюхов, вздумал непременно участвовать в состязаниях по стипльчезу. Но Горчица была еще слишком плохо натренирована. Конюх об этом знал. Он предупредил лорда Джорджа, что от такого сильного напряжения лошадь наверняка заболеет. Но лорду Джорджу не было дела до здоровья Горчицы. Ему очень хотелось выиграть скачку.

Во время заезда лорд Джордж заставил Горчицу бежать наравне с самыми сильными и хорошо тренированными лошадьми. Она была кобылой горячей, самолюбивой и умудрилась пройти состязание вместе с тремя лучшими лошадьми. Но это стоило ей здоровья. С тех пор Горчица страдала одышкой. Мышцы спины у нее тоже болели, потому что лорд Джордж оказался слишком тяжел для нее.

— Поэтому, Черный Красавчик, мы с тобой вместе теперь будем прохлаждаться на лугу, — с горечью проговорила Горчица. — Они считают, что мы с тобой вроде бы тут поправляем здоровье. Только на самом деле уже ничего не поправишь. Загубили нас в самом расцвете лет. Тебя пьяница, а меня дурак! Очень обидно!