— Великолепно, Джерри! — осмотрев меня с такой тщательностью, словно собирался купить, сказал мужчина в сером пальто. — За такого коня никаких денег не жалко.

После этого в среде кебменов за мной навсегда утвердилась репутация коня превосходных качеств. Величественный мужчина в сером пальто был среди них самым старым и опытным кебменом. На стоянке он пользовался неизменным авторитетом. Фамилия его была Грант, но тут его все называли Мистером Губернатором. Он действительно отличался благоразумием и добротой. Когда среди кебменов возникали конфликты, судьей выступал Мистер Губернатор, и ему удавалось весьма-таки ловко восстановить на стоянке мир. Я заметил у Мистера Губернатора лишь один недостаток. Выпив, он становился довольно злобным и лез в драку даже с самыми близкими своими приятелями. Впрочем, они в такие моменты его общества попросту избегали.

Первое время мне на новой работе приходилось весьма тяжело. Раньше я никогда не жил в столице. Огромное количество экипажей на улицах и шум очень меня угнетали. Разумеется, я не позволял всяким страхам повергать себя в панику. Но мне теперь приходилось все время подавлять в себе страх, и это сказывалось отрицательным образом на нервной системе. А потом я вдруг понял, что просто должен полностью доверять управление кебом Джерри. С тех пор мысли о постоянной опасности меня оставили, а еще некоторое время спустя я привык к Лондону.

Джерри был потрясающим кучером. Мы с ним понимали друг друга прекрасно. Убедившись, что от работы я никогда не отлыниваю, мой новый хозяин лишь легонько дотрагивался кнутом до моей спины. Так он показывал, что пора ехать. В остальных же случаях в кнуте просто не было необходимости.

О нашем с Капитаном здоровье Джерри заботился неустанно. В деннике нас не привязывали. Там всегда было чисто, и вода на ночь не убиралась. Так что, в отличие от большинства конюшен, здесь мы могли попить в любую минуту и ночью, и днем. Конечно, я знаю: многие конюхи разделяют совершенно ошибочное суждение, что лошадям не надо давать воды слишком часто. Знайте же, дорогие мои читатели: такое могут придумать лишь люди с очень ограниченным кругозором. Конечно же, если мы возвращаемся после поездки слишком разгоряченными, поить нас сразу нельзя. В остальных случаях все же важно оставлять нам воду. Ведь если ее достаточно, лишнего пить не будешь. Если же тебя поят лишь несколько раз в день, конечно, осушишь ведро до конца, чтобы потом не страдать от жажды. Тогда-то слишком большое количество жидкости не замедлит сказаться губительным образом на нашем дыхании и желудках. Так что и в плане воды наш Джерри поступал гораздо мудрее большинства других специалистов.

Но самым замечательным нововведением этого человека был обязательный отдых по воскресеньям. Всю неделю нам с Капитаном приходилось очень много работать. Зато воскресенья принадлежали полностью нам. По выходным мы предавались блаженному отдыху и, конечно, не упускали случая как следует поговорить. В одну из таких бесед напарник мне и поведал историю своей жизни.

Как вы уже знаете, первым хозяином нашего Капитана был офицер кавалерии. Поэтому нет ничего удивительного, что мой старший напарник с юности обучался на военную лошадь.

— Учения мне очень нравились, — рассказывал он. — Идти рысью в строю, поворачиваться вместе с другими по первому же приказу хозяина, вихрем лететь на вражеские позиции… По-моему, нет большего наслаждения, чем этот единый порыв. К тому же в молодости я был не белым, а серым в яблоках. Хозяин и остальные кавалерийские офицеры единодушно превозносили мою красоту. Так что служить в полку для меня было подлинным счастьем. Я считал, что жизнь военных полна романтики и веселья. Как раз в это время и началась Крымская война.

С первых же дней отправки на фронт мое восхищение жизнью военных готово было поколебаться.

Началось все с этого ужасного парохода. Нас на него поднимали лебедками. Признаюсь тебе, не очень приятно висеть в воздухе на каких-то ремнях, которые у тебя продеты под брюхом! После того как мы очутились на корабле, жизнь наша стала совсем невозможной. Денники, в которые нас поместили, были тесными и неудобными. Пробежаться нам тоже было совершенно негде, и за несколько дней неподвижного образа жизни ноги совсем онемели. В довершение ко всему море штормило, корабль качался от сильных волн, и это самым губительным образом сказывалось на самочувствии всех лошадей.

Несколько дней спустя корабль прибыл на место. Так как ни одна лошадь на свете не в состоянии подняться или сойти по сходням, нас снова обвязали ремнями и подняли в воздух лебедками. Еще миг — и я снова почувствовал под ногами твердую землю. Конечно, это была чужая земля. Но мы все равно так обрадовались, что стали весело фыркать и ржать.

Страна, в которую нас привезли, оказалась совсем не похожа на нашу родную Англию.

Снег, сырость и полная неустроенность быта изрядно нам досаждали. Счастье еще, что большинство офицеров любило своих лошадей так же сильно, как мой дорогой хозяин — меня. Если бы не их заботы, наверное, мы просто вообще бы не дожили до военных действий.

— Что касается боевой обстановки, — продолжал Капитан, — то она поначалу нас даже радовала. Не забывай, что мы получили военное воспитание. При сигнале трубы «к бою» нас охватывал трепет, и мы с нетерпением ждали команды «к атаке». Когда, наконец, эта команда следовала, мы бросались вперед с таким нетерпением, будто на поле боя вместо штыков и пуль нас ожидало невиданное блаженство. Пока хозяева наши твердо сидели в седлах, страх был нам неведом. Пусть мимо наших голов пролетают ядра и свистят пули, пусть взрывы слышатся совсем рядом, мы в полном спокойствии внимаем командам. Я со своим дорогим хозяином ходил в атаки множество раз. Конечно же, на моих глазах гибли лошади, но не помню, чтобы хоть раз мне сделалось страшно за свою жизнь. Я слышал веселый голос хозяина и ни секунды не сомневался, что ни мне, ни ему ровным счетом ничего не грозит. Сколько раз я за это время видел смерть храбрецов! Как часто мои копыта касались земли, влажной от пролитой крови! Но я и тогда не чувствовал страха. Так продолжалось до той самой поры, пока не настал ужаснейший день.

Капитан умолк, несколько раз глубоко вздохнул и продолжал рассказ.

— Это было осенним утром. Наш полк стоял наготове. Чем ярче разгоралась заря, тем нетерпеливее вели себя офицеры. Мы слышали издалека канонаду вражеских пушек. Потом один из офицеров отдал приказ: «По коням!» Все тут же вскочили в седла. Мышцы у лошадей напряглись. Мы грызли удила. Мой хозяин, как всегда, вел свой полк, и мы с ним стояли в строю самыми первыми. Внезапно он провел рукою по моей гриве и тихо проговорил:

«Сегодня нам трудно придется, Баярд! Но мы все равно исполним свой долг».

Ожидая сигнала атаки, хозяин меня оглаживал даже больше обычного. Правда, мысли его при этом витали где-то совсем далеко, но все равно мне его ласка была приятна, и я гордо расправил грудь.

Не буду подробно тебе излагать, как начался бой. Скажу лишь о самой последней атаке, в которой мы с дорогим хозяином принимали участие. Путь наш к позициям неприятеля лежал сквозь долину, которая сильно простреливалась. Ни до, ни после этой атаки я не сталкивался с таким сильным обстрелом. Это был просто шквальный огонь! Ядра падали слева, и справа, и спереди, и позади нас. Много чудесных коней полегло, и много погибло замечательных всадников.

Лошади, чьи хозяева были ранены или убиты, в панике метались по полю. Они просто не знали, что делать дальше. Большинство, спохватившись, некоторое время спустя догоняли своих, а некоторых настигало какое-нибудь шальное ядро или пуля. Наш строй все больше редел, но мы не сдавались. Теснее сомкнув ряды, мы по-прежнему летели вперед. Я видел перед собой огромную пушку, из жерла которой то и дело вырывалось красное пламя. Подбадривая свой полк, хозяин простер вперед правую руку и крикнул: «Ура!»