Сергей Ильич первым делом отозвал в сторону Самуила и велел ему наказать Гришке держать язык за зубами, если на заимку приедут красные.

— Мы на тот случай в колке спрячемся. А вы смотрите сдуру не обмолвитесь, а не то плохо тебе будет, — пригрозил он старику, вытащив из-за пазухи семизарядный «смит-вессон».

Никифор с Арсением распрягли лошадей и отвели их подальше в колок, где привязали к деревьям и дали им сена. Потом закатили в колок бричку с тарантасом. Тем временем Сергей Ильич с Самуилом изготовили на ужин котел галушек.

Поужинав, Никифор с Арсением ушли ночевать в колок, а Сергей Ильич и Пашка остались в зимовье с работниками. Скоро работники и Пашка уснули, но Сергей Ильич решил не спать до утра. То и дело выходил он из зимовья послушать, не подъезжает ли кто к заимке.

Уже брезжил серый утренний свет, когда услыхал он приближавшийся от устья конский топот. В диком страхе метнулся он в зимовье, разбудил Самуила и строго-настрого наказал говорить всем, что, кроме них с Гришкой, никого из посторонних нет на заимке. За это пообещал он Самуилу фунт байхового чая и новые ичиги.

— А внучонка-то разве тут оставляешь? — спросил перепуганный не менее его Самуил.

— Пусть спит. Скажешь, что это тоже работник.

— Да ведь он в сапогах…

— Сними ты их с него, ради Бога… Сделай все как полагается, а уж я тебя отблагодарю. — И Сергей Ильич выбежал из зимовья.

Никифора и Арсения нашел он у коней. Они надевали трясущимися руками на конские морды брезентовые торбы с овсом, чтобы кони не вздумали ржать.

— Ну, молитесь Богу, чтобы пронесло, — сказал он сыновьям и велел прятаться.

В поисках убежища понадежней забились они в такую чащу, где было темно, как в сумерки, в самый ясный день. Сергей Ильич нашел огромный ледяной бугор, полый внутри.

Этой зимой ключевая вода вспучила мерзлую наледь, разорвала ее с пушечным гулом и разлилась по колку. Теперь же подмытый с одного края бугор обломился. Обломившийся лед растаял и открыл вход в длинную низкую щель. С потолка ее свисали ледяные сосульки, и вся она была загромождена кочками, пнями и стволами деревьев. От этого было в ней постоянно темно.

Сергей Ильич ползком забрался в щель как можно дальше от входа и затаился, привалившись спиной к одному из пеньков.

Шестая сотня Второго партизанского полка шла из деревни Ивановки на Мунгаловский не по тракту, а напрямик, через Хребты. За проводников в ней были Семен Забережный и присоединившийся к партизанам Прокоп Носков, хорошо знавшие местность во всей округе.

На рассвете эта сотня и подошла к барышниковской заимке. Увидев во дворах скот, партизаны поняли, что на заимке живут.

— Надо тут пошукать, — сказал Семен Прокопу. — Может быть, тут кто-нибудь из Барышниковых обретается. Хорошо бы сцапать хоть одного из них.

Попросив у командира сотни разрешения заглянуть на заимку, Семен с Прокопом подъехали к зимовью. Сотня же спешилась на перекур возле прясел гумна.

— Эй, кто есть живой в зимовье — выходи! — крикнул Семен, не слезая с коня, держа наизготовку японский карабин.

Тотчас же в дверях показался трясущийся от страха Самуил Кобылкин. Разглядев Семена и Прокопа, он, обрадованный, перекрестился:

— Ну, спасибо Создателю…

— За что ты Бога благодаришь? — усмехнулся Семен.

— Да ведь как же не благодарить-то. Про красных говорили, что у них сплошь все татары и китаезы.

— Ты что, один здесь живешь?

— Нет, Гришка Тяпкин со мной.

— А Барышниковых тут нету?

— Нету, нету, они ведь в дружине ходят.

Семен слез с коня, вошел в зимовье, заглянул под нары и за печку. Гришка и Чепалов Пашка мирно похрапывали на нарах, накрытые одной дохой.

— А это кто еще с Гришкой спит?

— Это… — запнулся старик. — Это, паря, младший сынок Степана Барышникова.

— Что же ты тогда говорил, что, кроме вас с Гришкой, никого нет?

— Да забыл я от растерянности.

— Ну, ну… — протянул Семен и вышел из зимовья. У него родилось подозрение, что раз тут сынишка Степана, то, возможно, и сам Степан скрывается здесь.

— Ну, скоро вы? — окликнул его командир сотни. — Надо двигаться дальше.

— Обожди минутку. Тут, паря, белым духом тянет. — И Семен направился во дворы. Потыкав шашкой в омет сена и в кучи навоза, он взглянул под поветь, в телячью стайку и, разочарованный, вернулся назад. Было уже достаточно светло, и его внимание сразу привлекла лежавшая на земле крашенная киноварью и золотом конская дуга с медным витым кольцом. Он поднял ее и увидел на концах ее золотые буквы «С.Ч.».

— Знакомая дуга-то. Откуда она здесь взялась? — спросил он зачужавшим голосом Самуила, у которого мелко-мелко стали подрагивать колени и побелело лицо.

Семен схватился за шашку, пошел на него:

— Ты что мне голову морочишь, холуй барышииковский? Без головы захотел остаться? Давай лучше подобру говори, кто здесь из Чепаловых прячется.

— Из Чепаловых? — изумился Прокоп и спрыгнул с седла.

Тогда Самуил с решимостью отчаяния принялся громко шептать Семену:

— Все тут. Все до одного, паря… В колке прячутся. Только не говори ты, ради Христа, что я об этом сказал…

— Ладно, не трясись, черная немочь. Жить теперь Чепаловым осталось столько, сколько мы искать их будем, — сказал Семен, и они побежали с Прокопом к командиру сотни.

Через пять минут вся сотня начала прочесывать колок, а по закрайкам его на всем протяжении встали конные часовые. Они прислушивались к малейшему шороху в чаще, чтобы Чепаловы не выскользнули из колка в боковые распадки.

— Ну, началась облава на волка и его отродье, — жестоко сказал Семен, с карабином наперевес вступая в чащу.

Сначала обнаружили тарантас и бричку, потом лошадей. Немного спустя раздался в колке чей-то яростный возглас и эхом укатился в сопки:

— Стой. Ни с места!

Семен с Прокопом кинулись на голос и увидели Арсения Чепалова. Он стоял с поднятыми руками, и надетые на них рукавицы из красной кожи ходили ходуном, а выпуклые глаза Арсения готовы были вылезти из орбит.

— Посинел, сволочь, от страха, — сказал Семену обыскивавший Арсения молодой белозубый парень.

— Где отец и Никифор? — схватил Семен Арсения за горло. — Говори, а то душу вытрясу.

— Тут где-то, тут… Не убивай меня, Семен, я тебе худого не сделал.

Семен с силой оттолкнул его от себя и бросился дальше. Не Арсения считал он гадиной, которую хотел растоптать.

Минут через сорок заоблавили Никифора. Он выбежал из колка и кинулся в боковой распадок, заросший шиповником и кустами боярышника. Партизан-часовой догнал его и смял конем. К нему на помощь подоспели еще два верховых. Они обыскали Никифора и со связанными руками привели на заимку.

Но Сергея Ильича найти не могли. Трижды прошли весь колок из конца в конец, выгнали из него всех зайцев и тетеревов, перешарили во всех ямах и дуплах, но купец словно сквозь землю провалился.

Забравшись в ледяную нору и слыша над головой шаги партизан, он протискивался все дальше до тех пор, пока не залез в такое место, что нельзя было повернуться. Его донимал холод, он задыхался, но лежал не шевелясь.

— Под лед он забрался у ключа. Больше ему быть негде, — сказал партизанам Прокоп. — Надо его там искать.

Время подходило к полудню, когда почти вся сотня сошлась к бугру. Сильно пригревало солнце, и с закраины ледяного пласта стекали сплошные струйки воды. Два парня попробовали забраться в щель, но там стояла целая лужа воды, с потолка беспрерывно капало. Совершенно мокрые вылезли они назад, и один из них заявил:

— Сам бы черт туда лазил! Дыре этой не видно конца и краю. Там, чего доброго, еще утонешь или купцу под пулю попадешь.

— Возиться нам здесь долго некогда, товарищи. Давайте что-то придумывать, — сказал тогда командир сотни.

— Если купец там, надо похоронить его заживо. Надо подорвать лед, — — предложил один из патризан. — Давайте кинем туда гранату и посмотрим, что получится.

— Нет, надо его живьем достать, этого гада, — не согласился Семен и, подойдя к командиру, сказал ему на ухо: — Разреши мне остаться здесь с пятком людей. Мы его скараулим. Вечно он там сидеть не будет.