Острый взгляд пронзает меня насквозь, ненадолго оторвавшись от дороги.

- Хочешь знать?

- Уж будь добр, объясни, чем я заслужила такое отношение.

Скайлер кивает, мол «сама напросилась».

- Знаешь кого обычно презирают?

- Кого?

- Тех, кто ни на что не способен. Самых сильных ненавидят, умным завидуют, а слабаков презирают. Вот ты, слабачка, Оливия! Жалкая и бесхребетная!

В груди резкая боль вспыхивает, как после удара в солнечное сплетение. Отшатываюсь назад, словно он сделал это физически и сейчас продолжит избивать дальше.

- Я думал в тебе есть стержень. Все ждал, когда ты наконец вылезешь из своего панцыря и покажешь себя настоящую, но похоже, что ты настолько с ним срослась, что уже ждать от тебя чего-то нет никакого смысла.

- Какой панцырь?

- Тот, под которым ты каждый день прячешься. От родителей, от одноклассников, от собственного, мать его, парня. От себя!

Дышу... Глубже. Выдох за вдохом. Чувствую себя так, словно Скайлер содрал старую рану и с удовольствием ковыряется в ней, причиняя мне адскую боль.

- О чем ты? – еле ворочаю губами, пока Скайлер упрямо смотрит на дорогу.

- Ты прекрасно знаешь, о чем я. О том, что ты уступчивая и слабохарактерная. Делаешь то, что хотят от тебя другие и уже настолько погрязла в этом всем, что, наверное, если тебя спросить чего ты сама для себя хочешь ты даже не ответишь. Угадал?

На глаза наворачиваются слезы. Хочется закричать на него, исколотить всего, но вместо этого я резко отворачиваюсь к окну.

Ненавижу его в этот момент. Всеми фибрами, каждой клеткой организма ненавижу. Я даже не знала, что способна на такую ненависть в чей-то адрес.

- Ну вот, пожалуйста. – Скайлер показательно несколько раз стучит костяшками по торпеде, - тук-тук, вылезь хотя бы раз из своего панцыря, трусиха и скажи мне всё, что думаешь.

Сердце бьётся быстро-быстро, грозясь мне сердечным приступом. Чувствую, как по щекам стекают слезы и быстро стираю их ладонями, еще сильнее вжимаясь в сиденье.

- Правда глаза режет, да, Оливия?

Только сейчас осознаю, что мы въезжаем в наш двор. Я даже не заметила, что мы летели на бешеной скорости и в максимально короткий срок добрались до дома.

Как только машина останавливается, спешно выбираюсь из неё и почти бегом направляюсь к двери, но не успеваю пройти и нескольких метров, как Скайлер ловит меня за руку и рывком разворачивает к себе.

Я охаю от боли и едва не врезаюсь в него.

Вскидываю голову и смотрю на искаженное гневом лицо сквозь пелену предательских слез.

- Угадал, да? В самое больное ткнул? – рычит он, нависая надо мной сверху.

- Отпусти меня, - требую, борясь с раздирающим горло комом.

Но этот упрямый не слышит. Смотрит на меня и с неверием головой качает.

– Черт и почему я тогда подумал, что ты сильная? – с отчаянием на выдохе.

- Когда тогда? – не понимаю я, дёргая на себя руку.

- Когда увидел в тебе настоящее желание защитить себя, - отвечает он, наконец выпуская меня, - Когда ты так самоотверженно пыталась противостоять и не дать отобрать твой мобильный. Думал, ты сильная, а ты… самая обыкновенная золотая девочка.

Из лёгких махом весь кислород исчезает. Меня током прошибает до самых костей, задевая нервные окончания и производя замыкание.

Резко отшагиваю назад, расширенными глазами уничтожая того, кто и сам кремирует меня взглядом исподлобья.

- Так ты узнал меня? – шепчу ошарашенно.

- Конечно, узнал, - хмыкает Скайлер. - С самой первой секунды, когда твой отец показал мне твое фото ещё в интернате. Уже тогда подумал, что будет интересно снова с тобой столкнуться, предвкушал, представлял, как это будет. Как ты, узнав меня зашипишь и начнешь защищать семью. Но этого не произошло. А почему? – до боли впиваюсь ногтями в ладони, чувствуя, как вспарываю собственную кожу. - Потому что ты испугалась. Уже тогда надо было понять, что ты не способна ни на что, но я ждал. Ждал и потом, когда ты наблюдала за издевательствами над МакКоем, ждал, когда послушно соглашалась со всем, что говорила тебе мать. Даже когда пошла заниматься этими бредовыми прыжками на поле тоже всё ждал, что ты их бросишь. Но черта с два. Только ради того, чтобы угодить своему идеальному парню ты решила терпеть то, что всей душой ненавидишь.

- С чего ты взял, что я это ненавижу? – вздергиваю подбородок, схлестываясь с потемневшими глазами взглядами.

- А что, я не прав? – оскаливается он, на несколько секунд уперев взгляд в мои губы. - Тебе нравится? Нравится светить задом перед всем полем? – А потом вдруг резко подходит и со злостью задирает мне юбку.

Возмущение окатывает как ушат холодной воды.

Мгновенно отталкиваю нахала и не сдержавшись даю ему хлесткую пощечину. В первый раз в жизни даю кому-то пощечину. Да такую, что ладонь вспыхивает. Меня колотит, кожа покрылась мурашками, как от мороза, а внутри пожар.

Думала Скайлер разозлится, но на озлобленном лице вдруг появляется ухмылка.

Парень ведёт челюстью и проводит по подбородку ладонью.

- Значит, ещё не всё потеряно, - произносит со странной интонацией, и напирает на меня тяжёлыми шагами. Отступаю назад, пока не упираюсь ногами в кусты. Сделаю шаг назад и упаду в колючие розы. – А теперь покажи на что ты способна не только мне, Оливия. Хотя бы раз сделай поступок не боясь осуждения. Стань собой, в конце концов, а не подстилкой для остальных.

А теперь он дал мне пощечину. Словесную, но гораздо более сильную, чем я ему.

Подстилка…

Подбородок начинает дрожать, но вместо слез из меня вырывается ярость. С силой толкаю его в грудь.

- Такой умный, да? – не выдерживаю, снова переходя на крик, - Ты видел, что творится у нас в школе? Если я пойду против этих не нормальных, меня саму потом затопчут.

- Иногда лучше быть затоптанной, чем никем, - произносит Скайлер, игнорируя мои толчки и упираясь в меня всем своим напряженным телом.

Он как стена, которую не сдвинуть, не обойти.

- Я не никто, - рычу. - Мне жаль Дэвида и остальных, но на что я способна против них?

- Если ты ни на что не способна, то ты никто.

- Почему же ты сам не защищаешь его, если так уверен в себе? – упираюсь ладонями в стальную грудь. В ней остервенело колотится его сердце, передаваясь вибрацией в меня. Сгребаю в кулаки черную футболку, иначе точно упаду.

- Ему нужен кто-то, с кем он учится давно. Кто-то, кто сострадает и может поддержать. Кто может показать остальным, что этот человек не один.

- Но я-то одна. Что я могу сделать одна? – в щиколотки вонзаются колючки, потому что я уже буквально стою в кустах. Они утыкаются в кожу и прокалывают ее, а Скайлер всё ближе. Давит. Напирает.

- Вспомни себя, когда ты тонула, Оливия. Ты хотела, чтобы тебя услышал хотя бы один челочек. А теперь представь, что некоторые вот так тонут в школе каждый день. Их топят, не давая выплыть. И их не слышит никто. Точнее слышит, но притворяется глухим, чтобы не дай Бог его не потянули за собой на дно. – Скайлер внезапно крепко охватывает мои запястья и сжимает их. Кожа вспыхивает, искрится, соприкоснувшись с его. Хочу вырваться, но он не пускает. Рывком тянет к себе, склоняя ко мне лицо и обдавая холодом. - Иногда одного человека достаточно, чтобы спасти жизнь.

А потом также резко отпускает. Отходит и я чуть не падаю, потеряв равновесие. Царапаю полностью ноги сзади, но удерживаюсь.

Выпущенные как из огнестрельного оружия слова пронзают кожу, вспарывают внутренние органы.

Обхватываю себя руками, пока Скайлер уходит в дом, но на ступеньках останавливается. Оборачивается.

- Да, и сходи к подруге. А то ты так погрязла в своей «Идеальной», - чертит пальцами в воздухе кавычки, - жизни, что даже не пытаешься узнать что с ней. – и скрывается за дверью.

Тара? Сердце сходит с нормального ритма. Что с ней?

- Я сегодня еду с тобой, - запрыгиваю в машину к Заку как раз, когда он заводит двигатель.