А что, если б взять да уничтожить деньги? Такие попытки были.

Роберт Оуэн

Деньги очень дурной господин,

но весьма хороший слуга.

Бэкон

С портрета прямо и доброжелательно смотрят синие глаза человека. У него худощавое лицо, широкий лоб. Он одет в старинный костюм.

Говорят, глаза – зеркало души. У этого человека душа была прекрасна. Память о нем не угасает вот уже больше столетия.

Его звали Роберт Оуэн.

Вся жизнь его была посвящена борьбе за счастье людей. Он ошибался во многом, но эти ошибки помогли другим борцам найти правильную дорогу к достижению благородных идеалов.

– Здравствуйте, мистер Дринкуотер. Я пришел по вашему объявлению в газете предложить услуги в качестве управляющего.

– Что?! – с недоумением разглядывая вошедшего, спросил фабрикант. Перед ним в почтительной, но полной достоинства позе стоял тонкий румяный юноша, почти мальчик. – Вы – управляющим?

– Повторяю еще раз, мистер, что хотел бы работать управляющим вашей фабрики, – спокойно ответил посетитель.

– Послушайте, – все более удивляясь такой дерзости, сказал Дринкуотер, подходя ближе к юноше, – но сколько же вам лет? Да видели ли вы, милое дитя, когда-нибудь фабрику, знаете ли, что это такое! – уже сердясь, продолжал он.

Но юноша не смутился:

– Мне двадцать лет, из них пять лет я веду собственное дело. Это небольшая прядильная мастерская. Если угодно, вы можете посетить ее, проверить книги, чтобы судить о моих способностях.

Твердость тона юноши, четкость ответов, уверенная манера держать себя произвели на фабриканта благоприятное впечатление. Но сегодня ему предлагали услуги несколько опытных, почтенных людей. У них были прекрасные рекомендации. А тут этот молокосос…

– Ваше имя?

– Роберт Оуэн.

– Сколько раз в неделю вы напиваетесь пьяным? – задал уже деловой вопрос Дринкуотер.

Оуэн не счел его оскорбительным. Среди фабричных рабочих Англии того времени царило пьянство. От рабочих не отставала и администрация.

– Я никогда не пью, – последовал ответ.

– Хорошо, – решился Дринкуотер, – едем в вашу мастерскую.

Образцовая чистота мастерской Оуэна, налаженная работа, аккуратное ведение книг удивили старого фабриканта. Не мог он не признать, хотя и был уязвлен, что у «мальчишки» пряли такую тонкую нить, которую не умели делать на его собственной фабрике.

Все это вместе убедило Дринкуотера, что лучшего управляющего, чем этот юноша, ему не найти. Через несколько дней Роберт Оуэн приступил к выполнению новых обязанностей.

До тех пор он не бывал на больших фабриках, но природная одаренность помогла ему быстро привыкнуть к обстановке и наметить необходимые преобразования.

Это было время, когда ручной труд прядильщиков и ткачей начал заменяться трудом машинным. Была изобретена прядильная машина. Теперь один человек мог работать на 100 веретенах. Появился механический ткацкий станок Картрайта.

Чтобы приводить в движение машины, нужна была могучая сила. Ее нашли. Легкий, прежде неуловимый пар, заключенный в цилиндре машины Джемса Уатта, совершал работу, непосильную для сотен людей.

Казалось бы, все это должно принести радость людям: легче стал труд, больше производительность.

Но не так бывает в мире, где машины принадлежат не тем, кто на них работает. Владельцам они принесли доходы, рабочим – безработицу и нищету. Тысячи ткачей и прядильщиков оказались выброшенными за ворота фабрик. Искусные руки стали ненужными, их заменили руки стальные. Фабрикантам выгоднее было приобрести побольше машин и держать поменьше рабочих. Разорялись мелкие ремесленники.

Бедняки, оказавшись без работы, не поняли, кто виноват. Их злоба обратилась не против тех, кто присваивал чужой труд, а против машин. Толпами они рвались разбивать умные, ни в чем не повинные механизмы. Образовалось общество луддитов, которое ставило себе целью борьбу против машин и фабрик. Английское правительство ввело смертную казнь за порчу машин.

Машины позволили фабрикантам шире применять женский и детский труд. Он обходился дешевле. Фабрики заполнили 9 – 12-летние мальчуганы.

Ужасающие картины наблюдал Роберт Оуэн на фабрике Дринкуотера, а потом и на других фабриках, где ему пришлось бывать. Четырнадцать часов кряду длилась работа в пыльных, плохо освещенных цехах. Рабочие получали жалкие гроши, наживали болезни легких, простуду. Ничем не защищенные движущиеся части машин ломали им руки, превращая в калек. От скудной заработной платы ничего не оставалось: все отнимали жадные домовладельцы, у которых рабочие снимали комнаты; лавочники, у которых они покупали несвежую пищу; церковь, куда приходили молиться о лучшей жизни.

Дети работали вместе с родителями. Они не учились: они зарабатывали на кусок хлеба, превращаясь в маленьких заморышей, лишенных всех радостей детства.

Увиденное навсегда запечатлелось в памяти Оуэна.

Недолго работал он с Дринкуотером. Дочь хозяина вышла замуж, и молодой супруг не пожелал, чтобы на фабрике в качестве будущего компаньона был чужой человек. Оуэн ушел. В 1800 году он стал управляющим фабрикой в Нью-Лэнарке. Она была куплена компанией промышленников, в которую входил и Оуэн. Он получил возможность провести те преобразования, которые подсказывали ему острый ум и отзывчивое сердце.

С недоверчивостью наблюдали рабочие за распоряжениями нового управляющего.

– Интересно, что это он затевает? – спрашивали они друг друга.

– Не поймешь сразу. Видать – шельма. Недаром тощий, хоть и ест, наверное, в три горла.

А между тем дела на фабрике происходили поистине необыкновенные. Оуэн почти на четыре часа сократил рабочий день. У ткачей и прядильщиков оставалось теперь непривычно много свободного времени. При фабрике открыли школу для взрослых, устраивались совместные чтения.

Одной из особых забот Оуэна были дети. Этот человек первым создал детские сады. Малышам за небольшую плату был обеспечен уход и питание. Невиданные до тех пор учреждения быстро завоевали популярность.

Оуэн требовал от парламента принять специальные законы, ограждающие рабочих от произвола хозяев. Таких законов не было до тех пор. Ничем не ограничивалась эксплуатация, у рабочих не было прав.

Известность Оуэна росла, у него появилось столько сторонников, что парламент не посмел полностью отвергнуть его предложения. Хотя и не в таком виде, как хотел Оуэн, но закон был принят.

А Роберт Оуэн шел дальше в своих замыслах.

Задавленные конкуренцией крупных фирм, многочисленные мелкие ремесленники Англии влачили жалкое существование. Их грабили поставщики сырья, посредники, скупающие изделия, лавочники, у которых ремесленники покупали продукты.

«Они продают за деньги свои товары, – рассуждал Оуэн, – за деньги же покупают нужное им и при всякой сделке теряют свои трудовые пенсы. Посредники и перекупщики стоят между ремесленниками и потребителями и наживаются на тех и других. Если вместо торговли ввести непосредственный обмен, эти бедняки выиграют».

Со свойственной ему энергией Оуэн принялся осуществлять свою идею. В один из дней удивленные лондонцы читали следующее объявление:

Земледельцам, огородникам, фабрикантам, торговцам съестными припасами, комиссионерам, владельцам складов, оптовым и розничным торговцам всех родов, ремесленникам и всем другим, склонным распорядиться разнообразными предметами своего производства и торговли единственным способом, который позволит людям на справедливых основаниях пользоваться продукцией друг друга, то есть обменивать ее по трудовой ценности на другую продукцию такой же трудовой ценности без участия в обмене денег, предлагают сообщить секретарю нашего учреждения г-ну Самуэлю Остину их имена и адреса с описанием рода или родов той их собственности, которую они желают обменять указанным способом; у него при личном обращении в паше учреждение можно получить все сведения об Обменном Банке, действующем на основе справедливости.

Все письма должны быть франкированы.

Роберт Оуэн