— Что, тебе тоже невесело? Все мужики с подружками, одного тебя обделили. А правду говорят, что ты настоящий принц?

Его глаза сверкали лукавством и непритворным интересом. На мгновение Александр подумал, что общаться с этим типом должно быть значительно веселее, чем с Эвменом, но тут же вспомнил кто есть кто и ответил:

— Принц — не принц, думаю, это тебя не касается. Я здесь не для того, чтобы развлекаться и болтать со всякими разными, а по важному делу. Так что лопай свою пайку и помалкивай.

— Значит, принц, — сделал своё умозаключение Симон и снова задал вопрос, — А верно, что та девица, которая попала в драконью ловушку, красотка каких поискать?

Александр хотел было на него рыкнуть, чтоб заткнулся, но сумел сдержаться и с достоинством произнёс:

— Адель — очень красивая девушка, но не думаю, что для тебя это что-то меняет.

— Почему? — искренне удивился отщепенец, — Спасать красавицу всяко приятнее, чем уродину. Она, конечно, в пещере не одна, а с мужчиной, но вдруг за это время он успел ей надоесть и она захочет сделать новый выбор? А он у неё невелик, свободных мужчин в вашей спасательной команде только ты да я. Знаешь, принц, — мечтательно продолжил Симон, — у меня было много женщин, но порядочных — раз, два и обчёлся. А уж красивых среди них не нашлось ни одной, только среди шлюх, но их не стоит учитывать.

Потом посмотрел на лицо своего соседа, с трудом сдерживающего гнев, и довольно рассмеялся.

— А, кому я это говорю?! Ты, небось, одних благородных красоток трахаешь, а они в очереди стоят, чтобы принц соблаговолил. Только, скажу тебе по секрету, они ничем не лучше моих шлюх!

Каким-то чудом Александру удалось не прибить наглого мерзавца, но разок в ухо он ему дал, прибавив на словах:

— Знай своё место! Ещё лишнее слово скажешь — вообще закопаю. Думаешь, ты такой незаменимый и поэтому я должен тебя терпеть? Мы все тут все маги не из последних, так что обойдёмся без твоих великих познаний.

Симон поначалу съёжился под суровым взглядом принца, но затем сел, потирая распухшее и немного оглохшее ухо и нахально присвистнул. Его миска перевернулась, ложка вообще откатилась в сторону. Хорошо, что отщепенец успел почти всё доесть. Пришлось ему собирать свои пожитки под пристальными взглядами принца и остальных.

— А ты здоров драться, — сказал он, как только Александр немного отошёл, — под горячую руку тебе лучше не соваться. Шутил я, а ты всерьёз принял. Ладно, раз ты юмора не понимаешь, больше не буду.

Принц промолчал, но сунул Симону половину своего куска хлеба. Вроде как извинился.

Потом перебрал в уме весь разговор и разозлился снова: ничего шутливого Симоном сказано не было, одно сплошное глумление. Но не бить же его снова?

Наблюдавшая всю сцену Дейдра отозвала Александра в сторону и выговорила ему:

— Ну, и зачем ты с ним разговоры разговаривать стал. Сказал бы сразу: помалкивай, пока не спрашивают. А ты слушаешь его, на вопросы отвечаешь. Вот и вышло что вышло. И что теперь делать? Снова Зелинду звать? Она не железная, должна и отдыхать время от времени, я тоже нуждаюсь в отдыхе.

— Не надо никого звать, — мрачно буркнул Александр, — сам справлюсь. Опыт у меня теперь есть, что делать знаю. Каким заклинанием его лучше связывать на ночь?

— Обычной верёвкой, — фыркнула Дейдра, — Только узел пусть за спиной будет. Магические путы ведьмак за ночь развяжет: просто вытянет из них всю силу. Против верёвки у него приёма нет. А ещё сторожку поставь, чтобы будила тебя, если поганец решит удрать. Зелинда так делала и всё пока шло прекрасно. Да, Элиастен проверил: наши в подземельях живы и движутся примерно в том же направлении, что и мы. Если всё верно, через два дня наши пути пересекутся, а Симон утверждает, что как раз в тех краях есть выход на поверхность. Лишь бы они эти два дня продержались.

Александр кивнул, чтобы показать Дейдре, что он её понял. Вспомнил, как его, тогда совсем зелёного юнца, учили связывать пленных, чтобы они шли сами, но не могли сбежать. Да, это он сумеет. Спасибо ведьме, что не стала корить его при всех, выразила недовольство келейно. И спасибо, что поддержала надежду на хороший исход их миссии. То, что Адель с Аланом живы, проходило по разряду добрый вестей, а то, что их дороги должны вскоре пересечься, и вовсе внушало оптимизм.

Симон дал себя связать, не выказывая недовольства, но стоило принцу закончить с этим делом и пристроить сигнальный маячок над головой отщепенца, снова завёл разговор.

— Да, здорово тебя обратали эти ведьмы, никогда бы не подумал. Слыхал, что нет того мужчины, который бы им мог слово поперёк сказать, но не верил. А теперь вижу: так оно и есть. Если даже природный принц подчиняется, то что сказать о прочих? А ведь ты с ней даже не спишь.

— Ты такой храбрый, потому что думаешь: принц не ударит связанного? — с угрозой в голосе произнёс Александр, — Разочарую тебя: мне приводилось допрашивать пленных шпионов самыми разными методами, а им мы не даём шанса себя защитить. Так что врезать тебе я смогу без угрызений совести. По уху ты уже получил? А теперь сравни меня с собой и осознай размеры опасности.

Симон равнодушно пожал плечами и отвернулся от принца, скорчившись под укрывавшим его плащом. Он сделал ход и убедился, что противник отвечает. На сегодня ему было довольно и этого. Вряд ли удастся превратить принца в сознательного союзника, но вот действовать в своих интересах его вполне можно заставить. Не сегодня, так завтра.

Наверное я сошла с ума. По-другому не объяснить, почему, когда ничего не изменилось, у меня в душе всё поёт, а тёмные, мрачные пещеры кажутся милыми и почти родными. Неужели я и впрямь влюбилась в Алана? Прямо не верится. Это совсем не то чувство, которое я испытывала к Генриху, ничуть не похоже. На того я глядела снизу вверх, как на сошедшее с небес божество, каждый раз обмирала, когда он просто ко мне обращался, а уж когда за руку брал, и вовсе чуть не теряла сознание. Генрих вызывал у меня безграничное восхищение и даже его недостатки казались мне привлекательнее достоинств других людей, ведь это же был он! Марта, как я сейчас понимаю, несколько раз предупреждала меня от такого восприятия своего сына, но разве глупой влюблённой девице втолкуешь разумные вещи?

При этом я всё время боялась. Боялась самой себя: что что-то не так скажу, не то сделаю, что не умею целоваться и кокетничать, что недостаточно красива или умна для него, божественного и великолепного. Боялась самого Генриха, его недовольства, и недаром. По его мнению я была дурно воспитана в косной купеческой среде, не умела держаться, была слишком скована, зажата, полна предрассудков. Он вроде как прощал мне эти недостатки, потому что их перевешивали другие достоинства, но я всё время не могла отделаться от мысли, что положительных черт, которые он ценит, во мне слишком мало. Каждую минуту ждала: он вдруг увидит мои несовершенства в другом свете и передумает, бросит меня. Как, собственно, и случилось.

Ведьма, я уверена, не превосходит меня красотой, она наверняка менее подкована в искусстве вести домашнее хозяйство, да и рассудительными их обычно назвать трудно, если не брать в расчёт ремольских. Зато, как всё их племя, она умеет быть очаровательной, милой, легкомысленной и сексуальной. То, что мне не дано в силу природы и воспитания. Мои унылые достоинства образцовой дочери гремонского купца средней руки никогда не имели веса в глазах Генриха. Сейчас я понимаю, что он увлёкся как раз той самой картинкой на конфетной коробке и, если бы не влияние Марты, вообще не стал бы со мной связываться. Я же вела себя бесконечно глупо. Тянулась, пыталась через не могу стать кем-то, кем не была, но, как сейчас ясно вижу, эти попытки были изначально обречены на провал.

С Аланом не так. Страха нет и в помине. Конечно, я боюсь, что мы не дойдём, что пропадём здесь, в холодных и тёмных пещерах, да и он этого опасается, хотя всё время уверяет, что мы справимся. Дело в другом: я не боюсь ни себя, ни его. Могу быть собой и не стесняться. То, что Генриха раздражало, Алана вполне устраивает. Наверное, это потому, что по рождению и воспитанию мы с ним ближе. Для Алана я совершенство. Не потому, что он закрывает глаза на мои недостатки, а потому, что они ему нравятся. Оказывается, сознавать, что для кого-то ты — идеал, удивительно приятно. И вообще Алан хороший. Конечно, поначалу он повёл себя не слишком благородно, но мне понравилось, что он не стал бегать от ответственности, когда я потребовала оплатить мою экипировку. Отдал, как я сейчас понимаю, последние деньги. Сомневаюсь, что в подобной ситуации Генрих поступил бы так же. Можно говорить, что он не довёл бы дело до подобного кризиса, но я знаю, что он привык брать то, что ему нравится. Только делает он это легко, изящно, по-дворянски, так, что никому не приходит в голову потребовать с него ответа, а тем более прижать такой низменной вещью, как деньги. Если же подобное случалось… Я прекрасно помню, как Марта вынуждена была просить своего мужа послать старшему сыну денег на уплату долгов.