— О, Бетти…

— Это снова он, не так ли? — перебила меня Бетти, закручивая волосы в пучок. — Энни, ради всего святого, почему ты просто не скажешь ему, что между вами все кончено?

Тогда я поняла; нет, конечно же, я не смогу ей все рассказать. Эта Бетти была из прошлого. Эта Бетти знала лишь о незначительных проблемах, о проблемах, которые сейчас, при данном положении вещей, при той жизни, которая была у меня, не имели никакого значения.

Я — женщина, которой скоро будет сорок, и я достаточно изменилась.

Мы встретились в «Пани», чтобы пообедать, на набережной Монтебелло, на левом берегу Сены, напротив собора Парижской Богоматери. Когда долго живешь с человеком, возникает особенность: вы ссоритесь, но не позволяете ссоре перерасти во что-то большее. Вы не желаете этого делать.

Марк, снова опередив меня, сидел спиной к залу. На столе стояла бутылка белого вина и два наполненных бокала. Мне стало интересно, заказал ли он наше любимое, то, которое всегда заставлял ради потехи заказывать меня, потому что я никогда не могла произнести это название как следует.

— Пу-иль-ле-фом-эх, пожалуйста, — говорила я официанту, а он в ответ смотрел на меня, ничего не понимая. Мы несколько раз ходили в этот ресторан, и я выглядела совершенно слабоумной, когда Марку приходилось вмешиваться.

— Pouilly Fume, — мягко произносил он, подмигивая официанту.

Тот улыбался в ответ:

— Ah, oui, bien sur! ( Ах, да, конечно!)

Их совместная небольшая шутка.

Но на сей раз Марк заказал вино, не дожидаясь меня. Забавно. Когда-то он находил меня весьма очаровательной. А теперь ему просто хотелось выпить.

Подходя к нему, я думала: как странно сейчас не видеть лысины Марка. Я поняла, что соскучилась по ней, по той трогательной ранимости, которая развилась у Марка на этой почве, хотя само это пятнышко было не больше монеты. Я протянула ладонь, нежно потрепала Марка по макушке и скользнула на свое место.

— Больше нет, — проговорила я.

— Quoi? — Марк улыбнулся и озадаченно посмотрел на меня. — Чего нет?

— Ничего. — Он всегда нервничал по этому поводу, поэтому я не стала развивать тему дальше. — Ничего, что мы не сможем вернуть обратно.

— A, oui. — Марк кивнул, словно понял, о чем речь. — Это хорошо, Энни.

Он посмотрел на меня. В его голосе было столько убежденности, что я поняла — он подумал о чем-то более серьезном, чем о своей лысинке; о нас, о Чарли. Я узнала тот взгляд, который всегда был у Марка после наших ссор. Он совершал над собой усилие. Как и я, он не хотел лелеять обиду. Слишком велика была ставка. Поэтому я наклонилась к нему через стол и поцеловала его в губы. Я совсем забыла, какие у Марка мягкие губы. Он взял меня за руку. Я улыбнулась.

— Кажется, у тебя хорошее настроение. — Неужели он нашел ответ, подумала я. Неужели мы к концу сегодняшнего дня снова окажемся дома? Самое худшее к концу этой недели. Я смогла бы еще потерпеть, я смогла бы найти силы, если бы Марк сказал мне, что нашел выход, что мы снова окажемся дома с Чарли прежде, чем поймем это, прежде чем успеем сделать заказ!

Он поднял свой бокал и осторожно коснулся им моего.

— Я просто рад снова тебя увидеть. C'est tout.

Что-то в его взгляде, в том, как он отводил глаза, насторожило меня, заставило задуматься. Я прожила с Марком столько лет и сразу замечала даже едва уловимые изменения в его поведении. Да, я подумала о Фредерике и убрала руку.

— Нет. — Я сделала глоток вина, наблюдая за тем, как Марк нервно смел хлебные крошки со скатерти. — Скажи мне, о чем ты думаешь на самом деле.

Конечно, в его голове крутились какие-то мысли, но они были явно не о Фредерике. Марк снова посмотрел мне в глаза:

— Мой отец сегодня утром позвонил мне на работу.

Я редко не нахожу что сказать, но это был как раз тот случай. Под столом Марк дергал ногой, отчего бокалы вибрировали и по поверхности вина бежала рябь. Я взяла его руку в свою.

— Твой отец? — Мое сердце забилось быстрее.

Но Марк покачал головой и улыбнулся.

— Мы должны что-нибудь поесть. — Он подозвал официанта. — Tu as faim? ( Ты голодна?) Боже, я готов съесть целую утку!

Это было старой доброй шуткой, соединением выражения про лошадь и любимое блюдо Марка — утиную грудку Magret de Canard. Но я потеряла аппетит, подумав об отце Марка.

Я забыла про него.

— Марк, пожалуйста, не делай этого! — Пара с соседнего стола одарила нас любопытными взглядами. Я постаралась приглушить голос. — Скажи мне, пожалуйста. Скажи, что собираешься…

— Non, mais alors ( Еще чего не хватало!), Энни! — Марк посмотрел на меня кристально чистыми, невинными глазами. — Я ничего не планирую. Я просто сказал тебе, что мой отец позвонил мне. Et alors? ( В чем же дело?)

Официант нетерпеливо стоял рядом, с блокнотом на изготовку.

— Et alors? — повторил он эхом за Марком.

«Бесцеремонный молодой человек», — подумала я.

— Вы выбрали, месье, мадам?

Я решила игнорировать месье Эхо.

— Пожалуйста, Марк, нам надо поговорить!

Но внимание Марка полностью было поглощено заказом.

— Magret de Canard pour moi.

Он знал, что я ненавидела, когда он заказывал сначала для себя. По рассказам моей матери, мой отец никогда не поступил бы так. Но Марк всегда так делал, когда злился на меня.

Официант повернулся ко мне.

— А что закажет мадам?

Тогда я подумала, что официанты так распознают грубых клиентов, по тому, что они заказывают сначала для себя, а не для своего партнера.

— Sandwich au fromage. — Я улыбнулась, давая понять, что для меня это совершенно привычное дело.

— Мадам, это не кафе. — Его английский был практически идеальным. Но тон, с которым произнес эту фразу, был холоден, точно мороженая рыба. — Мы не подаем сэндвичи.

Я познакомилась с родителями Марка, Розой и Морисом, очень рано и по отдельности. Однажды в апреле мы поехали на выходные за город и направились на юго-восток, туда, где был дом семьи Марка. Озер-ле-Вульжис находится примерно в сорока километрах от Парижа, однако это место кажется несусветной глушью. Земля вокруг представляет собой равнину, мертвую равнину. Дорога в Озер, километр за километром, тянется вдоль полей свеклы и кукурузы, за которыми виднеется церковь с местным кладбищем. А затем опять поля со свеклой и кукурузой. В городке есть почта, кафе, один магазин, одна булочная, и все. Железнодорожной станции давно нет. Зато есть два кладбища, что говорит само за себя.

— Это здесь ты вырос? — дразнила я Марка в тот первый раз, когда он отвез меня туда, старательно изображая из себя «городскую штучку». — Где тут ночная жизнь?

— Tu verras. — Он улыбнулся. — Увидишь.

Тем вечером, на закате, он отвез меня на берег реки, и мы лежали в высокой траве у самой кромки воды, скрытые от взглядов рыбаков, что стояли на мосту. Сам мост представлял собой шаткую деревянную арку, перекинувшуюся через реку в нескольких сотнях метров от нас.

Тогда-то я увидела ночную жизнь Озер.

— Небо, — проговорил Марк, когда мы лежали на мокрой траве и смотрели вверх. Мы дрожали от холода, но были счастливы. — Теперь видишь? Вот она, здешняя ночная жизнь.

Марк был прав. Красота Озер была в небе над ним. Не важно, где ты находишься, но стоит только окинуть взглядом этот плоский ландшафт, и вокруг ты видишь только небо, заполняющее собой почти все пространство, и ты словно тонешь в нем. Сущий рай для астронома.

Мы направлялись домой мимо одного из кладбищ, и лишь луна освещала нам путь. Вдруг Марк сжал мою руку. — Мои прабабушка, прадедушка и бабушка с дедушкой похоронены здесь. Хочешь с ними познакомиться?

— Нет! — Нелепо засмеявшись, я выдернула руку и с криком бросилась бежать, а Марк погнался за мной.

— Tu en es sure, Энни? Ты правда не хочешь? Я уверен, что они были бы просто счастливы познакомиться с тобой!