– Болванчики?

– Автономные мобильные охранные программы, фагоциты. Я их болванчиками зову, они все тупые. Ты чего не пьёшь?

Наливаю себе ещё.

– Если идёт интенсивная атака, – продолжает Маг, – то степень защиты растёт неограниченно, вплоть до полной капсуляции Заведения. Разумеется, на практике такого не случалось, но всё должно работать именно так…

– Ты хочешь сказать – защита всё-таки идеальна?

Маг мнётся. Тщеславие, которого он явно не лишён, борется в нём с объективностью.

– Нет… Если проникновение спланирует большая группа профессионалов, они успеют войти, прежде чем охрана заработает на всю катушку. Только кому это надо, а?

Я понимаю, что иного ответа и ожидать было смешно. На любой щит находится свой меч.

– Спасибо, Маг.

– Да ладно, мелочи! – машет он рукой. – Хочешь свою охранную систему наладить? Притаскивай, помогу. Или нет, пошли к тебе! – загорается Маг. – Сам все сделаю. Скучно тут сидеть!

Качаю головой – не угадал.

– Просто интересуюсь постановкой дела.

– А, так ты из проверяющих? – вскидывается Маг. – Т-с! Все понял, тихо… Чего Мадам сразу не сказала?

Интересно, кто может проверять виртуальный публичный дом? И зачем? Очень интересно… но расспрашивать Мага не решаюсь.

– Пойду, может уже и Вика освободилась, – говорю я. Маг сразу становится торжественным и важным:

– Ты смотри, Вику не обижай! – предупреждает он. – А то… она девчонка славная, я за неё любому морду набью.

Маг вздыхает, мечтательно смотрит на море.

– Хотел было за ней приударить, да ты меня опередил… – признается он. – Вика ведь в меня влюблена была по уши. И сейчас ещё, наверное… но ты не переживай. Я у друзей подруг не отбиваю.

Когда-то я думал, что компьютерщики из телесериалов – это придуманные характеры. Если бы! В жизни они тоже есть.

– Но вот к той, беленькой, лучше и не подходи! – добавляет он. – Она в меня втюрилась, уже с полгода сохнет.

Бедная девушка, не подозревая о своей тяжёлой судьбе, хохочет, обнимаясь с подружкой.

– Или, может, за Наташкой приударить… – размышляет Маг. – Они тут все такие влюбчивые!

Он подхватывает свой ликёр и приплясывающей походкой движется к веселящейся блондинке. А я пользуюсь моментом, чтобы смыться.

Видимо, я делаю пару лишних кругов на винтовой лестнице, и поэтому спускаюсь в холл. Давешних посетителей нет. Наверное, уже вкушают радости жизни.

Только какой-то парень стоит у стола, листая чёрный альбом. Невысокий, сутулый, с лицом изголодавшегося сурка, длинными прядями волос, выбивающимися из-под надвинутой на глаза кепки.

Я прохожу мимо, к двери в служебные помещения, когда до меня доходит. А парень уже откинул альбом и неторопливо двигается к выходу.

– Кепочка! – окликаю я его.

Он останавливается и медленно оборачивается. Глаза пустые, жизнерадостные как у вареной рыбы.

– Ты – Кепочка, – повторяю я.

Ни малейшей реакции. Парень лупится на меня пустым взглядом.

– Ты мне не нравишься! – с нежданной радостью говорю я. – Слышишь? Ты мне очень не нравишься.

– Три раза «ха-ха», – отводя блеклый взгляд, отвечает Кепочка. И вновь поворачивается к двери. Любопытства в нём нет в принципе.

Но, по крайней мере, земляк.

– Стой! – кричу вслед, и он останавливается. Равнодушно ждёт. – Тебе не следует больше приходить сюда, – говорю я.

Кепочка ухмыляется. Первая эмоция на его лице – но она такая механическая, словно я общаюсь с программой, а не с человеком.

– Чего ты здесь добиваешься?

Кажется, это тот вопрос, на который он готов ответить.

– Некоторые исследования групповой психологии.

– Проводи их в другом месте.

Белесые глаза обшаривают меня с ног до головы.

– Ты здесь работаешь?

– Нет.

– Значит – мутант.

Я теряюсь от этой странной характеристики, и Кепочка поясняет:

– Утрата социальной и этической ориентации. Распад личности. Какая неизбежная и отвратительная метаморфоза.

Уже открывая дверь он добавляет:

– Неинтересно…

…Голос Вики догоняет меня на выходе:

– Подожди, Леонид. Не надо!

Прийти в себя – довольно трудная задача. Оказывается, моя правая рука вцепилась в пояс, а левая сжата в кулак. Смотрю на Вику, ощущая, как медленно спадает ярость.

– Это был Кепочка? – уточняю на всякий случай.

– Да.

– Кажется, я начинаю понимать вашу реакцию…

– Остыл? – интересуется Вика. – Молодец. Пойдём.

Мне уже не по себе от недавней вспышки. Странно, не ожидал, что меня можно так легко завести – ничего, в общем-то, не значащими словами.

– Кто он такой, Вика?

Она чувствует, что на этот вопрос придётся дать ответ.

– Ничего особенного. Просто человек, считающий себя вправе судить окружающих.

– Например – виртуальных проституток?

– Не только. Я знаю ещё пару мест, где Кепочка ставит свои эксперименты.

– Он что-то говорил о психологии…

Непонятно почему, но эти слова Вику смешат:

– Личность, неспособная к созиданию, обязательно ищет оправдания деструктивному поведению. Очень часто они принимают форму отстранённого наблюдения за несовершенствами мира. Особенно за такими, как наш бордель…

Мы входим в дверь, с которой улыбается чёрный котёнок, и Вика продолжает:

– Психология, в общепринятом понимании, крайне простая наука. Люди, неспособные самостоятельно вбить гвоздь или срифмовать пару строчек, ни капли не сомневаются в своей способности понимать – и судить других. В крайних проявлениях это становится смыслом жизни и источником самоутверждения.

– Кто ты, Вика?

– Психолог. Кандидат наук, если тебе интересно.

Она садится, стряхнув со стула каменную крошку. Комната после землетрясения явно нуждается в уборке. Поскольку второго стула всё равно нет, я опускаюсь на корточки.

– А тема твоей диссертации?

– «Сублимация аномальных поведенческих реакций в условиях виртуального пространства».

Словно извиняясь, она добавляет:

– Принято формулировать таким языком.

Вот оно что…

– Ты изучаешь таких, как Кепочка? – спрашиваю я. – Настоящий охотник за охотниками липовыми?

– Нет. Уже давно нет, Лёня. Изучать было интересно полгода, год. А сейчас – все они на одно лицо. И Кепочка, и остальные подобные ему. Все патологии едины, и если ты знаешь одного психопата, то можешь предсказать поведение тысячи.

– Тогда зачем…

– Потому что они есть. Здесь деструкция, прущая из них, может причинить боль одному, нескольким людям. В реальной жизни они оставят за собой след из сломанных судеб, отравленной любви, осмеянной дружбы. Может быть, даже из крови. А здесь они безвредны. Весь их гонор, звериные реакции, интриги и самомнение – пыль. Пыль на ветру.

– Но ведь тебе тяжело – здесь!

– И что с того? Больно не мне настоящей. Больно мне нарисованной.

– Вика…

– Я тебя прошу – не вмешивайся в дела заведения. А то Мадам снимет твой доступ.

Она улыбается, и я теряюсь.

– Ладно. В заведении я в ваши дела не вмешиваюсь.

– А за его пределами?

– Это уже вопрос личной свободы.

Вика разводит руками.

– Леонид, тебе сколько лет?

– Меняемся? – быстро спрашиваю я. – Информация на информацию?

В виртуальности никто не афиширует свои биографические данные. Но Вика даже не подозревает, насколько их не привык афишировать я.

– Хорошо. Мне двадцать девять, Леонид.

Прежде чем ответить, я ещё успеваю обрадоваться.

– Тридцать четыре.

– Никогда бы не подумала. Я тебе давала двадцать с небольшим.

Не стоит говорить, что мои опасения были прямо противоположными.

– Виртуальность лжива.

– Нет. Виртуальность – как лёд. Мы вмерзаем в неё раз и навсегда. Нашу первую маску невозможно снять. Потом можно придумать сотни тел, но то, первое, всегда будет заметно.

– Твоей первой маской была Мадам?

Вика берет со стола сумочку, достаёт сигареты, закуривает: