— Мэлани, — шепчет он моё имя. — Каким же чудом я тебя заслужил? Мне страшно, Мэл. … Ведь если ты уйдешь — ты меня уничтожишь полностью.

— Это взаимно. Но я люблю тебя, Марк.

— Это взаимно, — соглашается он, улыбаясь глазами. — Я очень счастлив. Даже не  хочу шевелится, чтобы не рассеялось. Не помню даже, когда был так счастлив в последний раз.

— Никогда!  — смело заявляю я, целуя его. — Никогда до меня, Марк Винздор не был так счастлив. Привыкай теперь и дорожи!

— У меня есть большой сейф — ты туда как раз поместишься, — переходим на шутки, от сложного к простому.

— Ого, сердце размером с сейф? — лукаво улыбаюсь я с видом «я знаю, что ты ко мне чувствуешь».

— По возвращению, я хочу тебе показать кое-что. И рассказать, пожалуй, тоже. Ты так глубоко забралась в моём лабиринте, горошина. Ты просто упёрлась носом в моё сердце.

Чувственный момент, в котором сосредоточилась и замерла целая вселенная, прерывает мой трезвонящий телефон, чтоб его! Мама! Только она может так виртуозно вклиниться, рычу, хватая трубку:

— Да?

— Мэлани, ты серьёзно собираешься сегодня улетать? — нападение, самая проверенная тактика моей мамы. — Между прочим, приехал твой отец, ты его два года не видела, и он тоже, представь себе, хочет познакомиться с твоим мужем! А ещё, мне кажется, ты намекала, что хотела бы проведать могилу Кита, его родители жаловались, что ты так с ними нормально и не поговорила. Это потому что у тебя появился собственник, который наложил на тебя лапу? Или ты от любви потеряла голову? Я уже молчу о том, как ты обошлась с собственной матерью! Я совершенно тебя не узнаю!

— Боже, мама, не начинай! Как, интересно,  я с тобой поступила? И я не знала, что папа тоже собирался приехать.

— Он рванул на самолёт, как только получил от меня сообщение, что его дочь вышла замуж, и даже не соизволила поставить нас в известность! — ну вот, понеслось, чувствую, что мы сейчас с ней снова поссоримся, а потом она будет изображать сердечный приступ, чтобы мне стало стыдно. Но тут, касаясь моей руки, Марк привлекает к себе моё внимание.

— Скажи ей, что мы пообедаем с ними, — шепчет он. — И улетим вечером. Я поменяю билеты.

— Тогда ждите нас на обед, мы улетим вечерним рейсом, — бросаю я, отключаясь, давая время остыть и ей и себе. — Почему с ними так трудно, и не важно, пятнадцать тебе лет или тридцать? — вздыхаю я, улыбаясь Марку извиняющейся улыбкой. — Прости.

— Мне быть с ними помягче или пожёстче? — хмыкает он. О да, зная мистера Винздора, в каком напряжении он держит своих сотрудников — моих родителей, при желании, он укатает в асфальт всего лишь парочкой фраз. Уже представляю себе этот обед.

— А есть что-то среднее? — строю ему умоляющую рожицу, он сгребает меня в охапку, я прижимаюсь к его груди, прячу лицо, и не могу сдержать вздох. — Я хотела бы ещё сходить на кладбище.

— Не против моей компании? — тут же спрашивает он.

Поднимаю голову, смотрю на него долгим взглядом, проникая в центр лабиринта, затем тянусь к его губам и целую с томной нежностью, очень нежно, не спеша, ещё и ещё, словно пришиваю к нему каждую свою клетку. Кончики моих пальцев с трепетом касаются его лица, зарываются в волосы, мы прижимаемся друг к другу всё сильнее.

— Что же ты делаешь, Мэлани, ты бесповоротно сводишь меня с ума, — с удовольствием стонет Марк.

— Я не против, свести тебя с ума, ласкать при любой возможности, и совершенно не против твоей компании, — шепчу, захлёбываясь от чувств.

Думала, будет сложнее, но когда рядом Марк, держащий меня за руку, всё воспринимается иначе. Или возможно прошло время, говорят, оно лечит, и я уже не с такой болью воспринимаю могильную плиту Кита.

— Привет, — погладила я холодный гранит, оставив на нём две розы. И моя душа уже не тянутся к прошлому, она тянется к теплу мужской руки, которое я чувствую кожей и сердцем. Пришло время отпустить и что-то принять, и я сделала это с лёгкой душой. Теперь мне хочется жить, быть собой и … любить. Уходя, я не обернулась, как бывало раньше, вместо этого я крепче прижалась к своему мужчине, молчаливо благодаря его за участие.

Подъехав к дому моей матери, первые две минуты не спешу выбираться из машины. Меня бьёт лёгкий мандраж и мне, конечно же,  не скрыть этого от Марка. Да, я давно не видела папу, но мне совершенно не хочется конфликтов, а зная маму и Марка…

— Не переживай, я умею проводить переговоры, — он будто понял о чём я думаю. Ну, ещё бы! — Я не дам в обиду ни себя, ни тебя и постараюсь донести до твоей матери, что ты уже достаточно самостоятельная женщина, чтобы жить свей жизнью, и что принимаемые тобой решения нужно уважать.

— Боже, как же я в тебя втюрилась! За что мне это? — качаю я головой, нажимая на ручку дверцы.

Первым меня встречает отец. Мы долго обнимемся, раскачиваясь из стороны в сторону. Потому что действительно давно не виделись и жутко соскучились. Мой папа молодцеватый, ещё достаточно красивый мужчина, который теперь прописался на Аляске, счастливо проживая там со своей другой семьёй. После развода с моей матерью он женился снова, и теперь у меня есть совершеннолетний брат по отцу — Джереми, которого я видела всего лишь дважды. Но с отцом у меня сохранились очень тёплые отношения, и если видеться нам удаётся не часто, то мы, по крайней мере, часто созваниваемся. И вот теперь папа тоже смотрит на меня с укоризной, что я скрыла от него свои отношения.

— Папочка, это Марк, мой любимый человек, тот из-за которого вся эта шумиха и сыр бор, — наконец, представляю я их, стараясь не замечать, каким оценивающим взглядом мой отец окидывает Марка, пожимая ему руку.

— Надеюсь, вы готовы, молодой человек? Анна, настроена по-боевому!

— Вопрос, готовы ли вы, — хмыкает Марк. Вот кто ни капли не переживает. Спокойный, уверенный в себе удав. Он знает правила этикета и умеет вести себя в обществе, он может быть учтивым, остроумным и, как оказалось, милым. Он может, если захочет. Но, я так же знаю, что он может включать и другого Марка, который взрывая мозг, способен опускать людей ниже плинтуса. Поэтому у меня сохранять спокойствие не получается. Папа расспрашивает Марка, чем тот занимается, Марк с готовностью доходчиво рассказывает о своём бизнесе и пока вроде всё хорошо, но папа у меня человек мягкий, хуже, когда подключится мама. И она не заставляет себя долго ждать.

— Учитывая вашу состоятельность и не скромный образ мышления, видимо, до Мэлани вы вели достаточно вольготную жизнь. С чего вдруг решили остепениться, и почему наша Мэл? — улыбнулась мама, скрывая пренебрежение в оттенке этой улыбки и в уголках ярко-голубых глаз. — Каковы планы на будущее, если не секрет?

— А вы когда накинете глазом на очередного престарелого красавца и пуститесь во все тяжкие по завоеванию мужа номер восемь? А, Анна? — хмыкнул Марк. — Коллекцию ведь нужно постоянно пополнять. Хорошо, что я не сужу такими стереотипами, да и у Мэл, слава богу, другие мерила. Моё прошлое вас совершенно не должно волновать. А только то, что ваша дочь меня любит, она меня выбрала, а я считаю её лучшей женщиной, которую можно только встретить, я и мечтать не смел о такой жене. Так что давайте спрячем зубки, дорогая, и не будем ссориться, вам меня не перекусить, можете даже не пытаться. Не хочу, чтобы у моей горошины портилось настроение, — погладил он меня по плечу, лучезарно улыбнувшись моей маме. Но это была коварная лучезарность — в ней плескалось превосходство победителя. Главное отражалось во взгляде — уверенном, жёстком, властном, взгляде, который мог опускать на место, убивая в оппоненте, всякое желание пререкаться. — Договорились? А на счёт планов — я вдруг собрался стать счастливым и сделать счастливой вашу дочь. Это всё, что вам следует знать заранее, … мама.

  О, она мне потом ещё выскажет по телефону, и думаю, мне не стоит доказывать ей, что это он ещё был с ней очень мягок.

Так странно, испытывать облегчение, покидая родительский дом. Какое-то ненормальное состояние. Или нормальное? Потому что у меня уже есть своё место, где мне хорошо, где мне лучше, чем где бы то ни было, у меня есть собственный дом, и мужчина, который наполнил меня в этом месте нежданными чувствами. Мой загадочный мистер Винздор, который собрался, наконец, рассказать мне о себе.