— Я не знаю. Сейчас он живёт с бабушкой и дедушкой. Когда я доказал в суде, что не являюсь биологическим отцом Энтони, я лишился на него всяких прав, по закону я для него никто. Стеф даже фамилию ему сменила. Я лишь могу помочь средствами на его содержание. 

— Никакие средства не заменят ребёнку семьи, он не виноват, что у него такая мать. Ты сам знаешь, каково это расти без матери.

— Чего ты от меня добиваешься, Мэл?

— Я знаю, что парни с деньгами умеют договариваться с законом. Ты бы мог подумать над тем, чтобы взять опеку над ребёнком. Раньше тебе было больно осознавать предательство, глядя на него, а теперь тебя вряд ли будут мучить мысли об изменах Стефани, у тебя есть я.

— И ты готова полюбить чужого ребёнка? — вскидывает он брови.

Обхожу вокруг, присаживаюсь на краешек стола напротив него, и беру в ладони его лицо.

— Да, готова. А ещё я хочу, чтобы мы с тобой прошли детальное обследование и выяснили причину бесплодия. Но я в любом случае стану твоей женой. Просто если есть хотя бы небольшой шанс, я собираюсь его использовать, чтобы размножить на этой земле следы Марка Винздора. Потому что я очень тебя люблю, моё несносное чудовище.

Марк прижимает меня к себе, вздрагивая всем телом, в его поцелуе столько невысказанного желания, что не хватило бы никаких слов.

— Так как сейчас вы требуете особого обращения, то всё остальное уже дома, мистер Винздор, — шепчу я, и ещё какое-то время он не хочет меня от себя отпускать.

— Мэлани, — окликает меня уже в дверях. — Я согласен. На всё.

Не цепляйтесь за прошлое. Не живите обидами.

Вспоминайте хорошее, никому не завидуя.

Всё, что небом нам послано, принимайте, как должное.

Всё, что сделано — к лучшему, как бы ни было сложно нам.

   Вся неделя в каком-то жутком аврале, особенно для Марка. Работа, переговоры с деловыми партнёрами … и суд. Куда он меня категорически отказался брать. Никакие аргументы типа заботы, поддержи, и в горе и в радости — не пробили его категоричной уверенности, что мне не стоит, как он выразился «пропитываться этим дерьмом». Я понимаю, он не хотел, чтобы я видела его раздражённым, злым, в самой худшей ипостаси Марка Винздора. Он вбирал мою поддержку, когда наконец-то оказывался дома, падал на кровать, прижимая меня к себе. Так мы могли лежать очень долго. Просто лежать и молчать обнявшись. Иногда, он целовал мою руку, иногда просто глубоко дышал, зарывшись в мои волосы. Так он восстанавливал свои силы, и, чувствуя момент, я не приставала с расспросами. Я лишь давала понять, что он любим, что я с ним, чтобы ни случилось.

— В общем, я переговорил с нужными людьми, я смогу оформить опекунство над Энтони после того, как Стефани вынесут приговор и если бабушка и дедушка не будут против, — произнёс он через восемь дней, во вторник за завтраком, одновременно жуя и заглядывая в ноут и в телефон.

— У тебя так скоро косоглазие разовьётся, — ворчу я тоном жены. — Приговор выносят завтра. Ты думаешь, её родители примут твоё предложение?

— Уже приняли. За пацаном они не сильно трясутся, он для них скорее обуза, а вот шелест купюр благотворно влияет на их больные суставы. Поэтому на следующей неделе к нам пришлют социального работника, чтобы оценить условия проживания. Там такая зубастая противная тётка, никакой суммой её не уломаешь.

— Надо же, хоть кто-то попался тебе, кто опровергает твою теорию «Деньги творят чудеса». У человека просто есть совесть, и скорее всего она очень ответственна, что прекрасно, потому что решаются судьбы детей, которые сами себя защитить не могут. Мне уже нравится эта женщина, — улыбнулась я, глядя на то, как скривился Марк.

— И поэтому нам нужно пожениться. Потому что ребёнка отдадут только в полную семью, — вскинув брови, он ожидает моей реакции. — Если ты, конечно, не струсишь и не передумаешь.

— Ого, даже не через два месяца, а через несколько дней, — я даже мурашками покрылась, но не от испуга, а от волнения. От того, что моя жизнь скоро изменится настолько круто, что никакие американские горки с этим не сравнятся. — Нет, не передумаю. Будем приглашать гостей или обойдёмся без них?

— А ты как хочешь? — ещё один спорный вопрос, но то, что он спрашивает моего мнения — это огромное достижение. — Учитывая, как меня все «любят» я бы предпочёл закрытую вечеринку, чем терпеть эти неискренние пожелания и заискивания. Это ведь касается только нас двоих, это важно лишь для тебя и меня, это наш праздник, особенная дата только для двоих. 

— Ладно, никакой родни, пьяных драк, метания букета и поздравительных речей. Поженимся тайно, — улыбаюсь я. Я правда не против, с каких-то пор мне разонравились шумные вечеринки. Смысл ведь в другом. — Мне будет достаточно и тебя.

— Всё слишком прекрасно, — задумчиво тянет он. — Так не бывает. …Кстати, я выставил свой дом на продажу. И обследование я смогу начать только через месяц, нужно чтобы прошло какое-то время после приёма лекарств. …А ещё я выбросил все пепельницы.

Поражаясь, в немом восторге качаю головой. Я его не узнаю! Как же ему оказывается тоже хотелось перемен, жить дальше, стать счастливым. У меня в груди теснится столько эмоций, и я вкладываю их в поцелуй, в объятья, знаю, что слов тоже не хватит.

— Это так здорово. Всё будет хорошо. Чтобы ни было, мы всё переживём вместе, — шепчу я.

  Мы как раз ужинали, когда в дверь позвонили. Я с недоумением уставилась на Марка, а он в свою очередь на меня.

— Ты кого-то ждёшь?

— Нет, я подумала, что это ты всё-таки заказал своё тако, — пожимаю плечами и иду открывать.

— Ничего я не заказывал, я просто тебя дразнил, — бубнит Марк, идя следом. — В первый раз за столько дней удалось вместе поужинать, и то кто-то посмел ломиться.

Распахиваю дверь и … весь бушующий за порогом мир — вдруг бледнеет и застывает. Я перестаю воспринимать эту реальность, она корёжится, разлетаясь рваными кусками. Я не понимаю, что происходит. Мне не хватает кислорода, в ушах шумит, и я отказываюсь верить своим глазам. Ведь такого не может быть. Я смотрю на этого высокого атлетически сложенного парня, на этот тёмный ёжик волос, эти улыбающиеся карие такие родные глаза — и отказываюсь верить в происходящее. Ведь люди не оживают спустя два года.

— Привет, Мэл, — выдыхает он, не сводя с меня глаз.

— Это кто? — жёстко требует ответа Марк, заиграв желваками. Моя реакция на гостя ему совершенно не нравится.

 Я пытаюсь сказать, но у меня не получается произнести, у меня спазм всего тела, каждой мышцы и мозга в отдельности.

— Кит Бартон, — протягивает он ему руки и мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание.

— А что в закрытом гробу стало как-то скучновато? — Марк так руки и не подал. Вместо этого, в следующую секунду он бьёт Кита кулаком прямо в лицо. — Она из-за тебя чуть руки на себя не наложила, ублюдок! — цедит он со злостью, резко направившись в сторону гаража.

— Марк, ты куда? — наконец я обрела дар речи, испугавшись, что в таком состоянии он может наделать глупостей. Я не хочу, чтобы он уезжал и тоже срываюсь с места.

— Нет! — рявкнул он, остановив мой порыв броситься за ним следом. — Думаю, вам о многом нужно поговорить, а я не смогу при этом присутствовать! — на нём нет лица, оно перекошено и потемнело, это лицо летящего в пропасть. Он даже не дал мне шанса что-либо ему сказать.

— Марк… — всхлипываю я, глядя на отъезжающую машину. Я сжимаю кулаки в унисон моему сжимающемуся сердцу, провожая глазами, ударившегося по газам Марка. И только потом поворачиваюсь в сторону топчущегося Кита. Я ещё не знаю рада я его видеть или нет. Странно, что больше не ёкает, не хочется, визжа броситься на шею, те бабочки уже рассыпались прахом. Именно в этот момент я так чётко почувствовала свою душу и где на самом деле находится моё сердце, вернее с кем. Это невозможно описать, человек, с которым столько лет была связана твоя жизнь, за которого ты собиралась замуж, которого любила больше всего на свете, чью трагическую гибель пережила как свою собственную … вдруг стоит перед тобой во плоти, жив здоров, а ты больше не испытываешь ничего кроме горечи…  Потому что теперь, глядя на него, я помню лишь как убивалась за ним после его смерти, как попала в больницу с приступом его мать, а я сидела у её кровати, держа её за руку, считая, что моя жизнь тоже кончена. Как вытаскивала себя за шиворот из своей депрессии, как решила родить ребёнка, потому что мне нужна была цель. Пока не встретила Марка.