– Докладывай, капитан. Как все прошло? – громыхнул из динамика усталый голос куратора.

– Все в порядке, сэр, – стал браво рапортовать ответчик. – Операция прошла в штатном режиме, строго по плану. Нейтрализованный объект удалось скрытно вывезти из стаба, и без помех транспортировать до вертолета. Мы уже набрали высоту, сэр. И через шесть с половиной минут прибудем на базу.

– Ну вот, можешь же, капитан, когда с умом к делу подойдешь, – хмыкнул довольный куратор. – Ладно… Как вернетесь, объект живо ко мне. Жду!

– Так точно, сэр!

Вдруг в привычный белый шум радиоэфира вклинился чужеродный зловещий лязг и скрежет.

– Капитан, у вас там все в порядке? – чутко среагировал на новый звук обеспокоенный куратор.

– Проблемы, сэр!.. Мы только что подверглись обстрелу!.. Вышел из строя хвостовой пропеллер!.. Вертолет больше не слушается рычагов управления!.. Нас закручивает в… – окончание фразы капитана утонуло в треске помех.

– Прием!.. Капитан! Отзовись, сукин ты сын! Прием!.. Да, твою ж мать, капитан! Прием!.. Че ж ты такой невезучий-то у меня?! Прием!

– Мы падаем, сэр! – сквозь многократно усилившийся треск и скрежет прорвался-таки отчаянный крик капитана. – Очень быстро теряем высоту!.. Нас несет на деревья!.. Активизирую спасательный маяк!..

– Какой, к дьяволу, маяк?! Живо выбрасывайте Рихтовщика! И прыгайте сами!

– Мы не успев…

Страшный лязг заглушил речь капитана. И через секунду связь оборвалась уже окончательно.

Второе мое пробуждение оказалось в десятки раз хуже первого. Башка разрывалась от ударов невидимого молота, которым каждую секунду шарашил по затылку неутомимый кузнец-невидимка. Но жуткая головная боль была лишь крохотной частью кошмарного трэша, в жернова которого я вдруг угодил.

Мое связанное тело металось из стороны в сторону в похожем на гроб узком стальном ящике, беспрерывно колошматясь головой, грудью, спиной, коленями и боками о железные стены. Из свернутого набок носа (самого удара я не помнил, но последовавшая за ним острая вспышка боли, похоже, и привел меня в чувство), заливая лицо, глаза и стены вокруг, фонтанировала кровь.

По-прежнему перетянутые скотчем руки и ноги не позволяли мне никак внутри зафиксироваться, и я бился в стальном «гробу», как гребаная горошина в судейском свистке. А из-за кляпа во рту, не мог ни позвать на помощь, ни даже выматериться.

В таком безнадежно-отчаянном положении оставалось уповать лишь на удачу и крепость нещадно избиваемого тела.

Накала непонятному лютому трэшу изрядно добавляли еще доносящиеся снаружи истерические вопли паникующих людей и какой-то зловещий жестяной лязг.

Не знаю сколько времени длилась эта безумная свистопляска. Может всего несколько секунд, а может и пару минут – как-то, знаете ли, недосуг было следить за временем, я изо всех сил старался просто не сдохнуть… Закончилось все сочным треском срубаемых веток снаружи, сильнейшим толчком, выбившим мне правое плечо, и оглушительным взрывом.

После которого меня нехило так контузило, и просто чудо, что я снова не потерял сознание. На какое-то время у меня полностью пропал слух. Зато выбивающая душу тряска наконец прекратилась. Я кое-как перевернулся с боку на живот, убирая нагрузку с поврежденного плеча, и затих, наслаждаясь блаженным спокойствием.

Удары «молота» по затылку стали постепенно замедляться – в спокойной обстановке пробудилась и начала активно латать болячки регенерация. Очень скоро головная боль ушла полностью. Глаза тоже перестали слезиться, и я смог разглядеть во мраке стального «гроба» яркие искры неожиданной подсветки на боках и потолке. Приглядевшись к ним повнимательнее, понял, что это выходящие наружу вентиляционные отверстия, чтоб я в «гробу» не задохнулся.

Увы, передышка моя продлилась не долго.

Железяка под оголившимся, во время недавних метаний по «гробу», животом вдруг начала быстро нагреваться, а через отверстия вентиляции внутрь стального ящика стал просачиваться едкий дым горящего пластика. По всему выходило, что я оказался в эпицентре пожара, полыхнувшего на месте крушения транспортного средства. Припомнив металлический лязг снаружи, вполне подходящий под засбоившее вращение винта, вычислил даже тип транспортного средства – вертолет. Но это дополнительное знание ровным счетом никак не могло помочь в безнадеге сложившейся ситуации.

Да «гроб» защитил меня от взрыва, и я не сгорел вместе с пилотами в первую же секунду падения. Но я вовсе не спасся, а получил лишь незначительную отсрочку неминуемой гибели. Очень скоро мой стальной ящик раскалится от окружающего огня, и я запекусь внутри, как гребаная утка в утятнице. Буду умирать долго и мучительно. А впрочем, учитывая наличие кляпа во рту, и сломанный нос, наверняка, гораздо раньше я вырублюсь из-за угара ядовитым дымом… Как бы то ни было, на фоне моей незавидной участи, мгновенная смерть пилотов выглядела куда как более предпочтительным исходом.

В ушах щелкнуло – сработавшая регенерация вернула слух. Кровотечение из носа тоже унялось, и травиться ядовитым дымом стало куда как легче.

Я услышал треск пламени снаружи, полностью подтверждающий мои худшие опасения – щедро сдобренный горючкой из взорвавшихся баков, салон вертолета занялся всерьез и надолго. Значит, плачевной участи запеченной утки мне не избежать… Тут же, в подтверждение мрачных думок, живот обожгло жаром раскаленной сковороды. Я невольно завозился, перекатываясь на левый бок – худо-бедно прикрытый спецовкой. И во время возни услышал вдруг снаружи неразборчивые людские голоса.

Отчаянно замычав, я стал биться затылком о раскаленную стенку «гроба». Из-за появившейся надежды пропало даже онемение в ногах, и я смог еще несколько раз от души приложиться по бортам ящика носками и пятками тяжелых берцев.

Разговор снаружи стих. И несколько мучительно-долгих секунд я отчаянно колошматил по стенам «гроба», не зная: меня услышали и поэтому замолчали, или говорившие, постояв возле горящего вертолета, поняли, что поживиться здесь им не обломится, и просто свалили по своим делам.

Я уже практически выдохся и снова отчаялся. Припекаемая снизу раскаленным, как утюг, стальным листом одежда начала дымиться. На обожженном даже через волосы затылке лопались кровавые пузыри. Ноги снова налились убийственным свинцом и перестали повиноваться… Сквозь навалившуюся апатию обреченности я даже не сразу понял, почему вдруг снова заколыхался из стороны в сторону внутри «гроба». Когда же до затуманенного угаром мозга дошло, что мой ящик пришел в движение, явно подхваченный чьими-то руками снаружи, позабыв о кляпе, я отчаянно замычал, пытаясь высказать всю свою безграничную благодарность незнакомым спасителям, избавляющим меня от реально страшного конца.

В мычании своем, как водится, переусердствовал, сбил дыхание и закашлялся. Пытаясь отдышаться, лишака хватанул угарного газа и, потеряв сознание, в очередной раз провалился в непроглядную черноту беспамятства.

Возвращение в сознание обернулось для меня просто невыносимыми адскими муками. Обожженные щеки, затылок, бок и живот пылали огнем. Избитое о стальные стенки ящика тело страшно ломило, будто я находился в пыточной терзаемый клещами доброго десятка палачей. Из-за чудовищной боли я даже не сразу понял, что нахожусь уже вне смертоносной тесноты «гроба», свободно лежу на траве и вижу солнце.

Не сдержавшись, я взвыл, как сопливый пацан – благо рот, наконец-то, оказался свободен. Но изливать душу в крике довелось мне не долго. Вопль мой практически сразу же оказался запечатан крепкой мозолистой ладонью.

Я инстинктивно тут же рыпнулся освободиться, и не перетянуты больше скотчем руки охотно откликнулись на команду мозга. Но до зажавшей рот ладони злодея пальца мои, увы, не дотянулись – чуть вскинувшись, обе руки тут же снова вышли из-под контроля, забившись в болезненных судорогах.