– Воры! – взвизгнул Бертрем. – Помогите! По-могите! Воры! – голос его достиг высоты, нестерпимой для уха.

– Сюда кто-то идет, – предостерегающе произнесла Аша.

– Мы не воры, – попытался объясниться Палин. – Я собирался встретить здесь моего дядю. Он велел мне ждать его в кабинете Астинуса. Пожа-луйста, проведите нас туда. Слова Палина настолько поразили монаха, что он едва не выпустил из рук многострадальную дверь.

– Убийцы! – заорал он. – Помогите! Они хотят убить Мастера!

– Рыцари… – прошептала Аша. – Кажется, идут прямо сюда…

– Бертрем! – раздался голос из глубины библиотеки. Монах подпрыгнул, побледнел и оглянулся:

– Да, Мастер?

– Пусть они войдут. Я ждал их.

– Но, Мастер…

– Не заставляй меня повторять, Бертрем!

– Да, Мастер… То есть я имел в виду: нет, Мастер… Бертрем широко распахнул дверь, отступил назад и прикрыл нос рукавом своего одеяния. Потом сделал рукой приглашающий жест. Внутри библиотеки было темно. Единственный свет исходил от масляной лампы, оставленной Бер-тремом на столике возле двери.

Человека, отдавшего распоряжение впустить путников, видно не было.

– Закрой дверь, – велел голос. – Когда рыцари явятся сюда узнать, что случилось, скажи им, что ты страдаешь лунатизмом. Звон колокола был всего лишь одним из проявлений твоей болезни. Ты понял меня?

– Да, Мастер, – отозвался Бертрем. Голос его звучал подавленно.

– Сюда, – позвал человек, скрывающийся в темноте. – Поторопитесь. Пока я стою тут с вами, в летописи возникают пробелы. Зажги свой посох, маг! Твой дядя ждет тебя. Палин произнес заклинание, и на конце посоха зажегся свет. Стали видны полки с книгами в тяжелых кожаных переплетах, рулоны свитков, аккуратно сложенных на стеллажах. Концы полок уходили в темноту, так же, как терялись во глубине веков истоки сказаний, записанных на их страницах. Наконец свет упал и на автора всех этих бесчисленных книг и свитков. Его лицо не имело признаков возраста: оно не было ни лицом юноши, ни лицом старца, ни лицом человека средних лет. Оно было таким же гладким и лишенным выражения, как чистые листы бумаги, на которых он писал свою бесконечную летопись, отражающую каждый миг истории Кринна. На этом лице не отражались никакие чувства. Он видел слишком много всего, чтобы поражаться чему бы то ни было. Он описывал рождение этого мира, славу Дома Сильванос, изготовление Серой Драгоценности, создание Торбар-дина, героизм Хумы во вторую Драконью Войну, Братоубийственные Войны, возникновение Ордена Рыцарей Соламнии, основание Истара. Он продолжал писать во время катаклизма, когда сотрясались стены самой библиотеки. Он писал о падении Соламнийских Рыцарей, возникновении ложных культов, Войне Копья. Говорили, что давным-давно он был монахом Гилеана. В то время он и начал писать свою ныне знаменитую Историю Кринна. Гилеану, как говори-ли, так понравилась его работа, что он даровал смертному человеку бессмертие – покуда тот продолжает свой труд.

Другие же полагали, что он сам и есть бог Гилеан. Никто из тех, кому доводилось его видеть, не могли потом вспомнить черты его лица, в памяти оставались лишь глаза – темные, отстраненные, много повидавшие, бесстрастные.

– Я Астинус, дитя Эрдов, – ответил он на непроизнесенный Ашей вслух вопрос.

– Я не… – начала Аша. На нее смотрели безжалостные глаза. Аша не стала больше ничего отрицать. Вместо этого она решила перейти в нападение.

– Но как ты узнал? Что ты знаешь?

– Все.

– Ты знаешь правду обо мне? – Аша запнулась и бросила долгий взгляд на Палина.

– Спроси себя саму, дитя Эрдов, – отстранение ответил Астинус. – Не спрашивай меня об этом. Здесь не лучшее место для разговоров, – добавил он и посмотрел на дверь. – С минуты на минуту тут будут рыцари. Пойдем. Он повернулся направо и пошел по коридору. Оставив несчастного Бертрема сторожить дверь, путники поспешили следом. Тотчас же раздался громкий звон колокола.

Палин, Тас и Аша ускорили шаги.

– Привет, Астинус! – сказал Тас, шагая рядом с летописцем. В отличие от остальных он был совершенно не впечатлен его величественностью. Ты меня помнишь? А я вот тебя вспомнил. Я тут давеча в Бездне видел бога Гилеана. Ты и вправду сам Гилеан? Не очень-то ты на него похож, но Фис-бен ведь тоже был на себя не похож. Ну, точнее сказать, когда он выглядел как Фисбен, он был совсем не похож на Паладайна. Дуган Красный Мо-лот, вот тот очень похож на Реоркса.

Правда, я и раньше замечал, что у гномов с воображением не густо. А ты не замечал? Эх, если бы я был богом… Астинус резко остановился. По его лицу пробежала тень чувства.

– Если бы богами были кендеры… Мир тогда превратился бы в весьма интересное место, вот только боюсь, мало кто был бы в состоянии найти там что-либо.

– Где дядя? – поинтересовался Палин, желая и в тоже время боясь представить ему Ашу.

– Он ждет вас в моих апартаментах, но… Астинус окинул Палина взглядом.

– Он не ожидает увидеть вас в подобном виде. Палин пожал плечами.

– Я уверен, дядя все поймет. У нас не было выбора… Астинус остановился перед закрытой дверью.

– Здесь ты найдешь теплую воду и перемену одежды.

– Я крайне признателен за заботу, господин, – начал Палин. – Но дядя велел мне спешить… Он говорил в спину Библиотекарю. Астинус уже отвернулся и обращался к Тасу и Аше:

– Для вас одежда тоже найдется. Мы собирались передать ее беднякам, но она чистая и вполне еще годная для носки. Вы, двое, следуйте за мной.

– Я скоро вернусь, Палин Маджере, – добавил он, оглянувшись. – Когда будешь готов, я отведу тебя к дяде. Пошли, дитя Эрдов, и ты тоже. Мастер Непоседа.

– Ты слыхала, как он меня назвал? – гордо поинтересовался Тас у Аши, когда они шли за Ас-тинусом. – Мастер Непоседа! Палин решил, что Астинус, пожалуй, прав. Вряд ли Рейстлин будет рад видеть племянника, который пахнет так, как будто явился к нему после совместной трапезы с овражными гномами. Он открыл дверь и вошел в комнату – маленькое помещение, подобное тем, в которых жили Эстеты – монахи, посвятившие свою жизнь служению библиотеке и Мастеру.

Обстановка была весьма скудной. Там были лишь кровать и умывальник, у которого стоял сейчас таз с водой, кувшин и зажженная свеча. Край кровати терялся во тьме, там лежала смена одежды. Палин подозрительно огляделся, потом подошел к умывальнику и, скинув тошнотворно пахнущую одежду, принялся яростно отмываться.

Закончив и чувствуя себя много лучше, он отпихнул ногой подальше в угол грязную одежду и подошел к кровати за чистой. Внезапно он замер, дыхание его перехватило. Он схватил одежду и поднес ее поближе к свету, наде-ясь, что ошибся. Ошибки не было. Глаза сказали ему правду. Одежды, приготовленные для него Астинусом, были черными.

Сначала Палин решил, что Астинус просто решил над ним подшутить. Вспомнив его бесстрастные глаза, Палин отбросил эту мысль. Он потрогал ткань. Черные одежды были мягкими и приятно согревали руку. Он вспомнил свои слова, сказанные Рейстлину в Башне Высшего Волшебства: «Я знаю, мне будет сложно и очень тя-жело, но я на все готов, готов все отдать, чтобы обрести Силу!» Может быть, это ответ? Может, это та жертва, которую ожидает дядя? В дверь постучали.

Прежде чем Палин успел ответить, дверь отворилась. На пороге стоял Ас-тинус.

Под мышкой он держал большую книгу, в руке у него было перо.

– Ну, – скомандовал он. – Чего ты ждешь? Быстро одевайся.

– Я не понимаю, господин, – ответил Палин. – Что все это значит?

– Значит? О чем ты? Ты уже принял решение, так что побыстрей одевайся.

– Решение? Какое решение? Я никогда не принимал такого решения. Я не хочу носить Черную Мантию. Я совсем не хочу использовать магию ради денег, во зло или для того, чтобы заставлять других выполнять мою волю…

– В самом деле? – холодно осведомился Асти-нус. – А я-то полагал, что тебе было сложнее решиться обречь человека на верную смерть, чем надеть Черную Мантию.