Проходили века. Жизнь шла вперёд. Маленькие долины покрылись полями и садами. Смуглые жнецы срезали кремневыми серпами спелые колосья ячменя и пшеницы. Когда поспевал виноград, спелые ягоды сваливались в огромные каменные ящики, и тогда десятки юношей и девушек с радостным смехом и весёлыми песнями топтали их босыми ногами, выдавливали темно-красную «виноградную кровь», чтобы она, перебродив, превратилась в сладкое вино. В песнях восхвалялась богиня плодородия Астарта, впервые научившая людей возделывать виноград и приготовлять из него напиток, веселящий людей и богов. Покончив со сбором винограда, финикияне отправлялись в оливковые рощи, палками сбивали созревшие маслины и выжимали из них душистое масло.

Прошло ещё несколько веков, и страна преобразилась. Маленькие рыбачьи посёлки превратились в крупные города, окружённые мощными кирпичными и каменными стенами. Деревенский люд покидал поля и виноградники. Земледельцам и садоводам становилось жить всё хуже и хуже. Знатные люди, охваченные жадностью накопления, захватывали лучшие участки. У простых людей оставались жалкие, бесплодные клочки земли, а семьи увеличивались, прокормить детей и внуков не было возможности. С ненавистью смотрели бедняки на богатых соседей, присоединяющих дом к дому и поле к полю, наполняющих амбары хлебом и закапывающих бочки с вином и маслом. Некоторые земледельцы пробовали искать новой, свободной земли, но Финикия была мала. С одной стороны море, с другой — лесистые горы, через которые не всякий отваживался перевалить. Оставалось одно — уходить в города. В городах у людей появились новые занятия. Одни скупал, у рыбаков рыбу, сушили, солили её и везли в глубь страны, в безводные места, где рыбу видали редко и хорошо за неё платили. Другие, взяв в руки два тяжёлых камня, ныряли на дно моря и добывали оттуда маленькие чудесные раковины. На вид они были невзрачны. Но из каждой можно было выдавить несколько капель густой жидкости. Это была замечательная пурпурная краска. Владельцы ткацких мастерских давали за маленький сосудик, наполненный такой краской, слиток серебра весом в два сикля. Одежды, окрашенные в пурпур, сверкали на солнце. Если краску замешивали погуще, ткань становилась лиловой, если пожиже — она алела, как будто обрызганная кровью. Можно было стирать пурпурную одежду каждый день в речной и морской воде, в холодном, как лёд, горном ручье и в котле с бурлящим кипятком, а она не линяла; казалось, что её только вчера покрасили. Такую одежду охотно покупали цари и князья, жрецы и военачальники.

Был и ещё один выгодный промысел. На юге страны, у подножии горы Кармил, весь морской берег был покрыт белым; чистым песком. Изобретательные люди смешивали его с селитрой и плавили, как медную руду, терпеливо очищая от всяких примесей. Получалось прозрачное стекло, из которого выдували маленькие, изящные сосудики для душистых благовоний или отливали круглые зеркала, в которых лица людей отражались, яснее, чем в старых, желтоватых бронзовых зеркалах.

Изготовление стекла, приносило большой доход, и соседи, проходя мимо мастерских, где дымились печи стекольщиков, с завистью говорили: «Они сосут богатства морей, из песка добывают сокровища!» Но не только песок шёл в ход. Блестящие камешки, раковины и даже битый хрусталь, привезённый из Индии, бросался в печи и давал новые, более тонкие и прозрачные сорта стекла.

Однако не всех соблазняли успехи финикийских мастеров. Находились люди, которые считали, что гораздо выгоднее продавать вещи, сделанные чужими руками, чем самим глотать пар у красильных чанов или обжигать руки у плавильных печей.

Финикийские купцы стали присваивать себе всё больше и больше богатств, обманывая и мастеров, и покупателей. Они нагружали товарами небольшие острогрудые корабли, сколоченные из кедровых брёвен, тщательно Обмазанные смолой, выкрашенные суриком и охрой. Осторожно, следуя вдоль берега, добирались они до берегов Египта. Египтяне охотно раскупали финикийские вина и оливковое масло, пурпурные одежды и серебряные вазы с золотыми крышками, искусно отлитыми в виде головы быка, львиной пасти или сказочной птицы с острым клювом и распростёртыми крыльями. Но больше всего ценился в Египте лес. В плоской и ровной долине Нила каждый клочок земли был возделан. Старинные леса давно были вырублены. Лишь кое-где зеленели маленькие рощицы тоненьких акаций и тамарисков. Широко раскрытыми глазами взирали египтяне на пригоняемые из Финикии по морским волнам плоты, сколоченные из гигантских кедровых брёвен в пять локтей обхвата каждое. Чиновники фараона отвешивали десятки дебенов[70] золота за груду таких брёвен, из которых можно было соорудить шлюзы в канале или настлать перекрытие в царской гробнице.

Попутное течение быстро уносило финикийские суда обратно на родину. Они везли из Египта зерно, тонкое верхнеегипетское полотно, живую нильскую рыбу в бассейнах, канаты изумительной прочности, тонкие желтоватые листы папируса.

Распродав египетские товары, финикийские купцы оставляли себе на память по паре маленьких священных жуков — скарабеев, вырезанных из зелёного малахита или отлитых из фиолетового фаянса. Египетские жрецы клялись жизнью фараона, что эти фигурки принесут счастье и избавят от опасности того, кто спрячет их на груди. Ведь священный жук — образ самого бога Ра. Он катит по земле шарики навоза, как отец богов катит по небу сверкающий солнечный шар.

Жажда наживы гнала финикийских купцов всё дальше и дальше. Навьючив ослов и верблюдов товарами, домашними или привезёнными из Египта, они отправлялись по горным тропам и по песку выжженных пустынь далеко на восток и север. Возвращались домой через много лет, нагружённые новыми, невиданными изделиями, пригоняя скот и закованных в цепи рабов. Из Дамаска привозили они шерсть блистательной белизны, из Израильской страны — лучшую пшеницу, виноградный мёд и чудесный бальзам, исцеляющий от глазных болезней, из Ассирии — тюки златотканных, узорчатых одежд, упакованных в кедровые ящики. Из страны Урарту пригоняли финикияне целые табуны объезженных коней и выносливых мулов, а из степей Аравии — бесчисленных овец и коз. Но больше всего ценились прилежные рабы, которые были нужны и в мастерских и на кораблях. Самую трудную работу возлагали на них. Под ударами бича надсмотрщика они месили глину, таскали мешки с Песком, растапливали печи, на распухших, израненных спинах переносили тяжёлые кедровые брёвна. На ночь их загоняли в грязные, душные землянки и кормили плохо проваренным ячменём и сушёной рыбой.

Многие умирали от истощения, побоев и болезней, но это мало беспокоило хозяев. Взамен умерших покупались на рынке новые десятки рабой. Часто купцы предпочитали промышлять только живым товаром, считая, его самым прибыльным. Узнан о готовящемся походе хеттского или ассирийского царя, они спешили в лагерь и с нетерпением ждали сражения. Успех дружественного властителя радовал их больше, чем самого победителя. Торжествующие воины продавали купцам пленников по сиклю за голову или меняли человека на кружку доброго вина, серебряный кинжал или узорчатый пояс.

Пригнав: рабов домой, можно было продать их в десять раз дороже или погрузить на корабли и повезти за море. Немало людей по воле суровых финикийских работорговцев оказывалось далеко от родины. Плохой славой пользовались финикийские купцы, лукавые и жадные хитрецы. Когда высаживались они где-нибудь на островах Эгейского моря или на берегу обильной овцами Ливии, матери торопились прятать подальше детей, ибо бывали случаи, что финикийский купец заманивал десятилетних мальчиков к себе на корабль, обещая подарить разноцветную фаянсовую фигурку или серебряный кинжал с золотой рукояткой, а потом корабль уплывал в море, и родителям никогда не удавалось разыскать своего сына. Увезённый в чужую страну, он обменивался на пару быков или медный котёл, потом его гнали пасти свиней в Дубовом лесу или окапывать смоковницы в саду сурового господина.