И действительно, ни на минуту, не останавливается молотьба. Обмолоченное зерно непрерывным потоком поступает к стоящим рядом женщинам. Они небольшими деревянными совками подбрасывают его вверх — и тяжёлые зёрна золотистой полбы пшеницы или крупного ячменя падают вниз, а мякину и шелуху ветер относит в сторону’ наполняя воздух тучей пыли. Зерно должно быть убрано в срок. Много больших амбаров, выложенных из кирпича-сырца, уже наполнены зерном, другие ещё ждут своей очереди.
Вот у одного амбара на лесенке стоит крестьянин; он высыпает корзины зерна в отверстие в крыше амбара. Внизу стоят другие, которые по цепочке передают ему всё новые и новые корзины. Тут же рядом сидит писец, вооружённый тонкими тростниковыми палочками. Одна у него в руке, и он быстро пишет ею по мягкому листу, папируса, другая, запасная, палочка заткнута за ухо. Писец ведёт точный счёт зерну. Владелец этого богатого поместья вельможа Пахери должен знать, какой урожай собран с его полей. Когда сбор будет закончен, писец определит, сколько зерна оставит Пахери для своего хозяйства, какое количество надо будет отправить в качестве подати в царскую казну и, наконец, сколько останется на продажу. Тогда откроют нижние двери закромов и будут отправлять хлеб по назначению. Но до этого ещё далеко. Урожай ещё убирают, и молотильщики заунывно поют о том, что они молотят солому для быков, а зерно для господ. Для себя им ничего не остаётся.
Со своих маленьких полей крестьяне собирают жалкий урожай. Жена, дочери, сыновья — все помогают отцу, все торопятся закончить жатву и обмолотить хлеб, пока ещё не пришло распоряжение идти на царскую работу — чинить дороги, рыть и очищать каналы, строить храмы и дворцы. Тогда уже не будет времени убрать зерно в ямы или в большие глиняные сосуды, вкопанные в пол. Неубранный хлеб останется в полях, его будут есть мыши, клевать воробьи, растаскивать воры. Но самое страшное ждёт крестьянина впереди. На больших судах подъезжает к деревне чиновник-писец, с ним его подчинённые, вооружённые палками. Чиновник обходит поля, считает урожай и грозно требует: «подавай зерно!» Каждая пятая корзина идёт в царскую казну. И горе тому, у кого нечем заплатить подать. Стражник? хватают несчастного, кладут на землю, избивают палками и плётками, а затем связанного кидают в канаву. «Его жена и дети связаны перед ним; его соседи бросают всё и бегут. Гибнет их хлеб».
Чиновникам чет до этого дела. Они собирают положенную подать — зерно, скот, грузят их на баржи. Со всех номов тянутся тяжело нагружённые суда, причаливают у больших пристаней столицы. Целыми днями бесконечные вереницы носильщиков несут оттуда мешки и корзины, поднимаются на крышу со своей тяжёлой ношей и ссыпают зерно в большие, похожие на ульи, амбары.
Тяжёл труд носильщиков. С утра до ночи под палящими лучами раскалённого солнца таскают они тяжести. Стоит им остановиться, чтобы перевести дух, как ременная плеть надсмотрщика опускается на их спины, оставляя кровавый след. И только в заунывной песне эти труженики жалуются на свою горькую судьбу:
Ремесленник работает больше, чем могут сделать его руки[10]
Самое шумное место в египетском городе — базарная площадь. Крестьяне, рыбаки, мелкие торговцы сидят в несколько рядов. Перед ними в больших корзинах из пальмовых волокон или на низких столиках разложены хлеб, рыба, овощи, мясо. Тут же, рядом со съестными припасами, лежат ткани, драгоценные украшения, пахучие масла…
Возле столиков толпятся покупатели. У каждого приготовлена какая-нибудь вещь для обмена на товары. У одних кусок полотна, у других сандалии, корзина, глиняный сосуд… У покупателей побогаче припасены для обмена ожерелья или золотые и серебряные кольца.
Торговцы пронзительными голосами расхваливают свои товары, зазывая покупателей. Женщины торгуются за каждую лишнюю луковицу. Много народа толпится около столов с разноцветными ожерельями и баночками с мазями и духами.
Ребят лики собираются у лавки продавца сластей. Хозяин, стоя у входа, продаёт сушёные финики, сироп, печенье на меду. В лавке раскатывают сладкое тесто, приготовляют вкусные, сладкие напитки.
В поучении, которое составил Ахтой, сын Дуау, для своего сына Пепи[11], говорится о тяжёлом труде Кузнецов и вообще ремесленников:
«… я видел медника за его работой у топок его печи. Его пальцы были, как кожа крокодила, он пахнул хуже, чем рыбья икра. Каждый ремесленник, работающий резцом, устаёт больше, чем землепашец. Поле его — дерево, орудие его — металл».
От базарной площади тянется узкая улица с лавками. В одних торгуют иноземными товарами, другие лавки одновременно служат и мастерскими. Это маленькие хижины. На циновках или на низеньких табуретках сидят ремесленники, тут же разложены товары для продажи.
Вот кузница. Два ремесленника раздувают трубками огонь в горне. Третий держит над горном кусок металла, раскаляя его докрасна. Все трое черны от дыма, руки их обожжены, и кожа на них грубая, как кожа крокодила. От тяжести каменного молота болят мышцы. От пламени и дыма, от блеска расплавленного металла слезятся глаза.
Рядом лавка сандальщика. На полочке готовые сандалии ждут своего заказчика. Это просто толстая кожаная подошва; сзади у пятки прикреплены два ремешка; третий проходит между большим и вторым пальцами, а соединяется на подъёме с двумя остальными. Сандальщики разминают кожу, красят подошву, продевают ремни. Не только руки, но и зубы участвуют в их работе. Недаром египтяне говорили про сандальщика, что он всегда нищенствует и, что жизнь его «так же спокойна, как спокойно кому-либо среди дохлых рыб. Жуёт он кожу».
Вот перед нами мастерские кожевников. В глубине одной из них открыта дверь в небольшой дворик, на котором группа мужчин занята обработкой шкур. Один из них кладёт в большой глиняный сосуд шкуры для вымачивания, а двое других принялись за обработку вымоченных, только что вынутых из сосуда шкур. Один кожевник очищает шкуру от мездры; в руке он держит инструмент с несколькими остриями, похожий на гребень. Его сосед удаляет с кожи скребком шерсть. Очищенные шкуры снова кладут вымачивать в другие сосуды.
В самой мастерской работники заняты обработкой совершенно готовых, чистых и вымоченных шкур. Часть их промазывают густым слоем жира, а затем начинают мять. Жир впитывается в поры кожи, и она становится гибкой и мягкой: Другие шкуры просто растягивают, вырезают из них куски нужной формы и натягивают их на приготовленные деревянные остовы; так получаются щиты, колчаны, передки и бока колесниц. Всё это высушивается на солнце. Высохнув, кожаные предметы становятся твёрдыми и прочными.
Из кожи, обработанной жиром, делают сандалии, ремни, конские уздечки, ошейники для собак. Добавив красящие вещества, получают цветную кожу.
