— То есть, фактически, вам нужны не разработчики, а сборщики, которых вы и отобрали. Так зачем весь этот цирк с конями?

Басов был явно растерян и недоволен.

— Затем, Николай Геннадиевич, что нам нужна, э-э-э, как говорят разведчики, легализация данных изобретений. А выделенные фондом в виде гранта деньги вы можете использовать для иных благородных целей.

— И кто же разработчик данных технологий? Уж не вы-ли?

— Мы ли, мы ли… — засмеялся я. — А мне никак нельзя позиционироваться в контексте этих технологий.

— Но ведь это, если не нобелевская премия, так государственная это точно. Это признание в научных кругах…

— И что? Вас интересуют премии и признание в научных кругах?

— Ну-у-у… — смутился учёный. — Не без этого.

— Ха-ха… Гордыня — тяжкий грех, Николай Геннадиевич.

— Да, ну вас Пьер. Вы словно инопланетянин. Я так понимаю, что и сотовая связь, это ваша идея?

— Моя, Николай Геннадиевич. Но должна стать вашей.

— Моей⁈ Что вы! Что вы! — замахал руками Басов. — Не нужны мне чужие заслуги.

— Вы, Николай Геннадиевич, не понимаете. Дело не в заслугах, а в том, что страна нуждается в этих технологиях и дорабатывать их будете вы. Мы же с вами подписали контракт. И не думайте, что о Вашем имени будут кричать газеты. Сказано будет, что коллективом вашего института было разработано и внедрено то-то и то-то. Вы ж понимаете, что если разработки секретные, то и разработчики широкой публике не называются.

— У меня уже три такие разработки, — буркнул Басов. — И я прекрасно понимаю, что такое государственная тайна. И осуждаю, между прочим, товарища Сахарова.

— Ну, тогда вы тем более должны меня понять…

— Я понимаю.

— Вот и отлично. Мы с вами, Николай Геннадиевич, таких делов наделаем, мама дорогая. Америкосы раком встанут.

— Зачем, — удивился учёный.

— А хрен его знает, — пожал плечами я.

Мы рассмеялись.

— Слушай, ты что там перепугал Басова, что он своего куратора замучил, тот достал своё научно-техническое руководство, а руководство задолбало рапортами Юрия Владимировича. Что там за гиперболоид инженера Гарина ты устанавливаешь на высотке на Котельнической набережной?

— Это они про мои космическиетвои лазеры так. Их же где-то испытывать надо! Вот я и подумал совместить…

— Подумал он! До самого Леонида Ильича дошёл шум. Цинёв такую бучу поднял. Покушение на теракт! Лучи лазера нацелены на Кремль!

— Ну… Как бы, да. Нацелены! Но для чего? И какие лучи? Лазеры связи! Мы же согласовали с вами. Оборудование прошло сертификацию и без вашей пломбы мы его не устанавливаем. И то… Установлена сейчас одна пара: высотка — дом правительства. Там ваши ставили. Согласовано всё.

— Одни согласовали, другие саботируют, свою значимость доказывают. Всё остальное получается у вас?

Антенны наконец-то начали завозить, вышки устанавливаем. Раньше графика идём. Ещё толькоиюнь, а у нас уже пятьдесят передающе-принимающих станций собрано, двадцать их них установлено. Десять лазерных терминалов собраны, опробированы и готовы к установке на спутники. В пасмурнодождливую погоду скорость передачи данных устойчиво держится на восьми гитабитах.

— Это же, как я помню, больше расчётной в восемь раз! — удивился куратор. — Для меня все эти цифры — тёмный лес, но всё-таки…

— Да. Мы уже сейчас готовы провести видео-конференцию в высоком качестве хоть с Владивостоком, при условии установки терминала на спутник связи.

— Готовят спутники. Ты же такие поставил условия. Навигаторы за голову взялись. Думаю, к концу года разродятся. Я не вникаю туда. Не допущен.

— Нормально. Мы пока накачку наращиваем. Из Британии мощные лазеры пришли. На нашем полигоне наметили испытания на двадцать второе июня.

— Кхм! Может какое другое число выбрать?

— Суеверия, товарищ генерал лейтенант? Ну, хорошо! Давайте на двадцать пятое? Не проблема. Кстати, хороший полигон. Аж целых пять километров. И техника побитая стоит. Не мы первые по ней стрелять станем.

— Боевой лазер кто собирал?

— Сам и собирал, — вздохнул я. — Чуть больше расчётного получился. Времени потратил уйму. Даже граммофонную фабрику не смог запустить.

— Руководство страны приглашать? — осторожно спросил куратор.

— Э-э-э… Руководство? — озадачился и задумался я. — В результате я уверен, ибо уже проверил. Хе-хе… Но вот не совсем уверен, что кроме Леонида Ильича ЭТО надо кому-то показывать.

— Мы ему доложим твои пожелания, а он пусть как хочет решает, — сказал куратор.

— Тоже верно, — согласился я.

С января по июнь время пролетело моментально. Почти весь январь я проторчал в МФТИ. Когда там наладил, отвёз в Ленинград своё оборудование и занялся организаций рабочего пространства на отведённой мне территории, ранее принадлежавшей дивизии «Дзержинского». Ушлые вояки хотели перевести её в категорию «жилищное строительство» и забацать себе коттеджный городок, но «контора» наложила лапу и в этот раз вышла победителем, и даже довольно быстро, в течение двух лет вывела из собственности Министерства обороны. Когда я узнал, то понял, что меня здесь ждали давно.

Всё случилось, как обещал куратор. «Добрые дяди» встретили технику и сами перегнали на отведённую для меня территорию. Перегнали и сразу начали строительство. Кусок земли был огромный, примерно десять на десять километров, периметр которого был огорожен колючей проволокой и контрольно-следовой полосой. Пограничники так и остались стоять, ибо подведомство осталось тем же. Просто земля раньше была в аренде у вояк. Они думали выжить гэбэшников, ибо стрелять в черте города на полигоне было запрещено горисполкомом, но обоснование не представили, и военное начальство было взято гэбэшниками за «жабры».

Кроме казармы для пограничников, в военном городке имелось два трёх-этажных здания для проживания комсостава, столовая, баня, три склада с хрен знает чем.

Жить в старых помещениях я не хотел, а потому завёз сборно-щитовой конструкт, устанавливаемый на свайном фундаменте, насверлил в земле дырок и за месяц установил три жилых домика, собственную баню, лабораторию и мастерские. Лаборатория и мастерская были зданиями барачного типа длиной эдак метров пятьдесят со множеством комнат. Отопление в домах было электрическим, ибо имелась своя подстанция. Самое интересное, что находилась эта территория буквально в паре километрах от МГУ.

Там же ещё в январе начали устанавливать — тоже из сэндвич-панелей — цеха граммофонной фабрики, однако сначала был отрыт котлован, на месте которого залили бетонный фундамент. К июню фундамент высох и были возведены стены, крыша, завезено и установлено оборудование. Но обкатать его у меня никак не получалось и я попросил этим заняться Никольского и Романова, тем более, что первый выпуск пластинок мы решили сделать из их песен. Группы они себе собрали хорошие. Никаких споров, скандалов или перетягиваний «одеяла» на себя. Лидер, как я им тогда в январе сказал, должен быть один.

Рок клуб я полностью переложил на плечи Никольского и Романова. Они собирали рок-актив, устраивали концерты, записывали вместе с Сашей Кутиковым музыку, озвучивали спектакли, которые проводил студенческий театр. Кстати, мой кабинет в большом зале худруку театра не понадобился, так как у них на одиннадцатом этаже, оказывается, имелись помещения. Так что, символ власти над Большим залом остался за мной. Да и ректор специально интересовался, не обижают ли меня студенты?

Передав все заботы и хлопоты Рок-клуба энтузиастам рок-музыки, причём Максим Дунаевский тоже принимал активное участие в работе клуба, я полностью отдал себя работам над боевым. лазеру с диодной накачкой. Дело в том, что изменяя толщину среднего слоя подложки и комбинации напыляемых металлов можно было достигать разные эффекты диода.

Британская литографическая лаборатория изготовляла лазерные диоды, не зная, что это лазеры. Они просто формально исполняли заказ по нужным мне параметрам и отсылали диоды мне. А я уже колдовал над ними, раскачивая и фокусируя по-разному. Наконец я сначала добился прожигания пятимиллиметрового стального листа, а потом и десятисантиметрового. Причём любые боеприпасы взрывались и при максимальной накачке лазеров связи, хе-хе…