Дело в том, что я знал, что и в других странах, и в СССР давно идет гонка по изготовлению боевого лазера. Ещё в семьдесят втором году в ЦКБ «Алмаз» конструктором Сухаревым был создан комплекс ПВО «Омега» с лазерной локацией аэро-динамической цели, с довольно точным наведением имитатора мощного излучения. Однако работы были свёрнуты из-за невозможности решить проблему влияния атмосферы. Сейчас, я знал конструкторы Захарьев и Коняев были готовы создать лазерную систему ПВО, могущую сбивать воздушные цели, но я точно знал, что и их путь тупиковый. Поэтому и не хотел показывать свой лазер специалистам. Запинали бы, не дав взлететь.

Почему я и удрал за кордон, потому что понимал, что в Союзе мне не дадут пробиться со своими идеями решений многих, стоящих перед наукой и производством, задач. Не дадут ни фондов, ни лабораторий, ни производственных мощностей. Кто я такой? Тут вона какие дяди умные сидят и мозг морщат, а я кто? Самозванец! Сумасшедший! Не нормально развитый ребёнок.

Тут надо было показывать уже готовый к употреблению продукт. Вот я и показывал, хе-хе… И показывал не показывая, хе-хе…

Когда все зрители собрались на лабораторной веранде и всмотрелись в первую мишень, отстоящую на расстоянии ста метров — а это был старенький, избитый болванками танк Т-34 — я просто отдал в рацию команду и все увидели, как сквозь стекло окна блеснул красный сантиметровой толщины луч. Луч тронул танк и в танке взорвался боекомплект. Бедняга танк сбросил башню, вздрогнул, но остался стоять.

— Что это за фокусы? — спросил Леонид Ильич. — Его, что, подорвали?

— Нет, — сказал я, — сдетонировал боеприпас. Мы положили туда пару зарядов от Т-64.

— Да там и пробоины то нет, — сказал Цинёв, снова, как и прежде допущенный к оздоровлённому моей кровью телу генсека.

— Вон тот снаряд, что стоит в двухстах метрах — можете глянуть в эту стереотрубу — Просто снаряд. Он сейчас взорвётся от теплового воздействия. Мощность луча будет снижена в тысячу раз.

Я снова скомандовал в рацию. Луч вырвался из лаборатории сквозь стекло и снаряд тут же взорвался.

— Лазер очень быстро, почти мгновенно, разогревает тротил до температуры две тысячи градусов и тротил, как и любое другое взрывчатое вещество, детонирует, — ответил на недоумевающие взгляды я.

— Кхм! Это если попасть в зарядный отсек, но ударного и взрывного действия луч не имеет?

— Не имеет, Леонид Ильич. Просто прожигает дыру в танке, но получается кумулятивный эффект. Расплавленная сталь струёй влетает во внутрь танка. На «Т-64» — толщина бортовой брони шестнадцать миллиметров. Наш лазер может прожечь пока только сталь толщиной двадцать сантиметров, но это не предел. Мы продолжаем экспериментировать с элементами напыления кристалла.

— Мы, это кто? — озабочено спросил генсек.

— Мы, Леонид Ильич, это — ваш покорный слуга, — вздохнул я. — Всё сам, всё сам…

А про себя добавил: «Аки пчела».

— Понятно. Значит, есть резервы? — заинтересовался Устинов.

— Боюсь прогнозировать, но по расчётам — резервы есть. Не удаётся добиться абсолютной чистоты при изготовлении кристаллов. Надо строить специальные цеха, но у нас для них нет такого оборудования. Не производят. На западе можно сделать, но не привезти, слишком громоздкое.

— Так пусть у нас сделают, — напрягся Брежнев. — Или не смогут наши?

— Может быть и смогут, — с сомнением в голосе сказал я, — но все заводы озадачены выполнением плана.

— А вам, что, надо очень срочно?

— Да, нет, — пожал плечами я. — Можно в течение следующего года.

— Тогда до конца этого года составляйте план, а в ноябре на политбюро мы наших производственников озадачим.

— Двадцать сантиметров пробоя, это не так много? — спросил Брежнев у министра обороны. Дмитрий Фёдорович Устинов откашлялся в кулак.

— Да как сказать, Леонид Ильич. У западно-германского Леопарда бортовая броня всего семь сантиметров. Лоб, конечно, этот лазер не пробьёт, но если под башню попасть… Ведь скорость луча приближена к скорости света? Я правильно понимаю?

Это министр обороны обратился ко мне.

— Правильно понимаете, Дмитрий Фёдорович, — подтвердил я.

— Ну вот! Достижение цели почти мгновенное, а это значит, что даже в лоб поражение современных видов бронетехники вполне возможно. Дальность выстрела как я понимаю свыше пяти километров, раз вы установили танк-мишень на таком расстоянии?

— Потерь мощности излучения лазера на этом расстоянии не наблюдается. Максимальное расчётное — тысяча километров, но испытаний не проводили. Даже не знает никто, что у нас в этой лаборатории.

— Так и стреляли, кхе-кхе, через стекло? — вопросил, усмехаясь, Брежнев.

— Так и стреляли, — кивнул я. — Продолжим демонстрацию?

— Продолжайте.

— Продолжайте, — сказал я в рацию, и из окна сверкнуло красным импульсом.

Вдалеке я увидел вспышку взрыва и через пятнадцать секунд негромко громыхнуло. Брежнев с Устиновым переглянулись.

— А как в дождь, туман? — спросил маршал Советского Союза.

— Потеря мощности не более одного процента, рассеивания нет.

— Гхм-гхм… У нас есть где эту штуку применить, да, Дима?

— Да, Леонид Ильич. Вовремя, товарищ, э-э-э, Пьер, показал свою разработку, и хорошо, что мы не стали запускать в производство, кхм-кхм, нашу.

— Это я тебе сказал, подожди подписывать, помнишь?

— Помню, Леонид Ильич. Вы-то знали.

— Ничего я не знал про боевой лазер. Я знал про его, как их… Станки эти, что печатают микросхемы… Лазерную литографию. Вот я и думал, что он не остановится на мирных, хе-хе, целях. А эти паразиты молчали.

Генсек ткнул пальцем в Андропова и моего куратора.

— Пошли покажешь чудо машину, — сказал Брежнев и толкнул меня в плечо. — Молодец!

Прошли в «грязную» лабораторию, где терминал стоял закреплённым на станине, взятой от фрезерного станка. Лазер представлял собой коробку, меньшие рёбра которой составляли сорок сантиметров, большие — два метра. В коробку с одной меньшей грани уходил пучок проводов, соединявшийся с распределительным электрическим щитом, в другой грани имелась линза.

— Хм! И это всё? — спросил Устинов и посмотрел в окно в сторону полигона и расположенных на нём мишеней. Хорошо просматривался дым от взрыва дальнего танка.

— Нет слов, — сказал он и с недоверием посмотрел на меня. — Если оно стреляет в туман и при плотной облачности, то цены такому оружию нет.

— Стреляет, Дмитрий Фёдорович. В густом тумане стреляет. Специально делали плотную водяную взвесь. Правда на расстоянии ста метров. А при простом тумане, даже не замечает. Но… Надо пробовать стрелять сквозь облака. Знаю, у вас есть лазерные радары… Можно попробовать наводиться ими. Но… Я не хотел бы этим заниматься. Полагаю, у вас есть кому это по профилю, Так сказать. А мне бы хотелось продолжить эксперименты по наращиванию мощности лазера.

— Есть резервы? — заинтересовался Устинов.

— Боюсь прогнозировать, но по расчётам — есть резервы. Не удаётся добиться абсолютной чистоты при изготовлении кристаллов. Надо строить специальные цеха, но у нас для них такого оборудования. Не производят. На западе можно сделать, но не привезти, слишком громоздкое.

— Так пусть у нас сделают, — напрягся Брежнев. — Или не смогут наши?

— Может быть и смогут, — с сомнением в голосе сказал я, — но все заводы озадачены выполнением плана.

— А вам, что, надо очень срочно?

— Да, нет, — пожал плечами я. — Можно в течение следующего года.

— Тогда до конца этого года составляйте план, а в ноябре на политбюро мы наших производственников озадачим.

— Да, — сказал я, вроде, как что-то вспомнив. — Я рассчитываю на установку лазера на космическом спутнике. Вес аппарата всего двести килограмм. Может выпускать импульсы с частотой в две секунды от стационарной сети или от генератора мощностью двадцать киловатт, от блока литиевых батарей такого же размера — десять выстрелов.