Хуан подрегулировал резкость. У обоих были азиатские лица, совершенно лишенные волос. Их одежда в этом бедном регионе выглядела неуместной. Парки, хоть и неяркой расцветки, но высшего качества, новые горные ботинки. Он пригляделся к тому, что был пониже ростом. Его лицо он изучал часами до начала операции, хранил в памяти до настоящей минуты.

– Так и есть, – негромко проговорил Хуан по рации. – Это Сетиаван Бахар. За ним следят все. Нам нужно знать, куда его пристроят.

Странное трио поднималось вверх за главной дорогой. Шли медленно, потому что имам заметно хромал. Разведка сообщила, что он был ранен в 2001 году при взятии Кандагара войсками Северного альянса. Наконец мужчины подошли к неприметному дому. Их встретил бородатый мужчина. Они поговорили у порога несколько минут, потом хозяин пригласил молодых людей индонезийцев в свой дом. Имам пошел обратно к мечети.

– Порядок, – сказал Хуан. – Теперь всем наблюдать за этим домом: нужно знать, что он не ушел.

В ответ услышал негромкий ответ команды:

– Вас понял.

Потом вопреки своему приказу Хуан снова навел бинокль на дорогу. В город въехала белая «Тойота». Судя по виду, на ее одометре не одна сотня тысяч километров. Едва она остановилась, все четыре дверцы распахнулись, из них выскочили вооруженные мужчины. Лица их были скрыты за концами тюрбанов. Вскинув оружие к плечам, они окружили багажник машины. Один из них наклонился и отпер замок. Крышка медленно поднялась, и трое направили внутрь стволы своих «АК».

Хуану не было видно, что в багажнике – или, скорее, кто, – и он терпеливо ждал. Один из боевиков опустил автомат так, что он висел у него под рукой, и вытащил пятого из багажника. Пленника, одетого в стандартную военную форму США. Ботинки тоже были армейскими. Во рту кляп, глаза завязаны. Белокурые волосы чуть длиннее норматива. У бедолаги не было сил стоять, и, едва ступив на землю, он повалился.

– У нас проблема, – пробормотал Кабрильо.

Снова обратил бинокль на дом, где укрылся Сетиаван Бахар, и велел своим людям наблюдать, что происходит на городской площади. Эдди Сенг промолчал, Линда Росс ахнула, а Франклин Линкольн выругался.

– Слышали мы что-нибудь о пленном солдате? – спросил потом Сенг.

– Нет. Ничего, – ответила Линда. Голос ее был сдавленным, потому что один из талибов пнул пленника в грудную клетку.

Линк сказал:

– Это могло случиться за те тридцать часов, пока мы сюда добирались. Максу не имело смысла передавать такую новость.

Не отводя глаз от дома, Кабрильо переключил частоты.

– «Орегон», «Орегон», слышите меня?

Из порта Карачи, больше чем за пятьсот миль к югу, немедленно пришел ответ:

– Это «Орегон». Говорит Хали.

– Хали, после того как мы начали операцию, сообщалось что-нибудь о похищенном в Афганистане солдате американской армии или войск НАТО?

– Ничего ни в новостных сообщениях, ни по официальным каналам, но, как ты знаешь, в настоящее время связи с Пентагоном у нас нет.

Кабрильо хорошо это знал. Несколько месяцев назад, после того как они почти десять лет пользовались данными военной разведки на высоком уровне через его бывшего наставника в ЦРУ Лэнгстона Оверхолта, частная служба безопасности Кабрильо, именуемая Корпорацией и базирующаяся на грузовом судне «Орегон», стала изгоем. Они осуществили операцию в Антарктике, сорвали аргентино-китайскую попытку захватить и эксплуатировать обширное нефтяное поле у нетронутого берега южного континента. Опасаясь скандала, правительство США недвусмысленно запретило им браться за эту задачу.

То, что они блестяще преуспели, не имело значения. Новый президент видел в них нарушителей запрета, и Оверхолту было приказано не пользоваться специфическими услугами Корпорации. Ни под каким видом. Потребовалось влияние Лэнгстона в вашингтонских коридорах власти, чтобы сохранить после этого эпизода свою должность.

И вот что привело Кабрильо с его небольшой командой сюда, в одно из немногих мест на земле, не подвергавшихся нашествию вражеской армии. Даже у Александра Македонского хватило ума оставить в покое Вазиристан и остальную территорию северных племен. Они находились здесь потому, что сын богатого индонезийского бизнесмена Гунавана Бахара убежал к талибам – так подростки несколько поколений назад в Америке убегали из дома, чтобы поступить в цирк. Единственная разница заключалась в том, что юный Сетиаван отставал в умственном развитии, и приведший его сюда двоюродный брат сказал вербовщику в Джакарте, что Сети хочет стать мучеником за веру.

Американские беглецы становились рабочими манежа. Сетиавана ждала участь террориста-смертника.

Хали продолжал:

– После вашего отъезда Стони и Мерф проверяли все базы данных, какие возможно. В новостях всех станций ничего особенного.

Эрик Стоун и Марк Мерфи были специалистами по информационным технологиям наряду с другими обязанностями, и Кабрильо ценил этих гениев.

– Скажи им, пусть будут начеку. Я смотрю на белокурого парня в форме НАТО: он выглядит измученным.

– Передам, – отозвался Хали Касим, главный офицер связи на судне.

Кабрильо снова включил тактическую сеть.

– Соображения?

Линда Росс тут же заговорила:

– Нельзя оставлять его здесь. Мы знаем, что через день-другой джихадисты снимут на видео, как отрубают ему голову.

– Эдди? – спросил Хуан, зная ответ.

– Спасем его.

– Даже не спрашивай, – громко произнес Линк.

– В этом нет необходимости. – Хуан все еще наблюдал за домом. – Что они сейчас делают?

– Поставили парня на ноги, – ответила Линда. – Руки у него связаны за спиной. Несколько детей вышли на него посмотреть. Один из них только что плюнул в него. Другой пнул в голень. Постой. Талибы отгоняют детей. Так, ведут его за площадь, в сторону дома, за которым мы наблюдаем. Идут, идут, и… Ага. Третий дом слева от того, где находится Сети.

– Линк, наблюдай за объектом, – приказал Хуан. Он подождал, чтобы здоровенный бывший боевой пловец навел бинокль на дом, а сам стал следить за четверкой террористов, которые заталкивали пленника в дом из глины и камня, неотличимый от остальных.

Двое афганцев встали на страже у простой деревянной двери. Хуан попытался разглядеть хоть что-то через открытое окно рядом с ней, но внутри скромного дома было слишком темно.

Корпорация должна была вызволить сына Гунавана Бахара из рук «Аль-Каиды», а не освобождать незнакомого солдата, но, как при операции в Антарктике, основой их действий стали моральные принципы Кабрильо. Спасение незнакомца и в связи с этим отказ от миллиона долларов, которые Бахар уже выплатил, а также от четырех обещанных, когда его сын сядет в самолет до Джакарты, не подлежали обсуждению.

Хуан вспомнил слезы в глазах Бахара, когда тот объяснял во время их единственной встречи, что его сын боготворит старшего кузена и что мальчику тайно привили радикальные взгляды в одной из мечетей Джакарты.

«Из-за проблем с умственным развитием, – сказал Гунаван, – мальчик не мог сознательно вступить в террористическую организацию».

По сути, его похитили и переправили сюда, в это горное логово «Аль-Каиды».

Кабрильо видел горячую любовь в искаженном от мук лице Гунавана, слышал ее в голосе бедного отца. Своих детей Кабрильо не имел, но он был президентом Корпорации и капитаном ее судна «Орегон». Любил членов своей команды отцовской любовью, поэтому вполне мог представить страдания Бахара. Если бы похитили кого-то из его людей, он бы сделал все возможное и невозможное, чтобы его вернуть.

– Вы должны понять, какой это замечательный ребенок, – сказал Бахар, – истинный дар Аллаха. Посторонние могут видеть в нем обузу, но они представить себе не могут, как мы с женой любим этого мальчика. Может, нехорошо говорить, но из троих сыновей маленький Сети самый любимый.

– Я вот что слышал от других родителей, у которых дети с проблемами. – Хуан достал из нагрудного кармана белый платок и протянул несчастному отцу, чтобы тот мог утереть слезы. – «Его не затрагивает мерзость реального мира».