Гимны выражают глубокую духовность ведийских ариев. Создание гимна требует узрения его в состоянии созерцания. Прорицатель был известен как риши, или провидец, благодаря своему священному видению. Совершая предписанные жертвоприношения, «скованный умом» (мано-юджа)провидец «устремляет» свое видение ( дхи) к Божественному. Фроли говорит о ведийских провидцах, что они «были воплощением любви к истине, свободного и открытого творчества, великой жажды жизни и сознания» [184]. Он самозабвенно продолжает:
Своей осанкой они походили на величественные горы: в движении уподоблялись великим стремнинам. Их сила восприятия проникала через все миры космического бытия. Их творческая сила проявлялась во многих мирах.
Вместе с тем они были смиренны и услужливы как корова, беспристрастно благими как солнце… Они были нашими духовными отцами, созидателями цивилизации, и покуда цивилизация отстаивала их внутренние духовные ценности, на земле царило истинное согласие [185].
Протойога ришисодержит многие элементы, свойственные позднейшей йоге: концентрация, внимательность, аскетизм, управление дыханием в связи с твержением священных гимнов во время обрядов — мучительно точное твержение (предвосхищающее позднейшую мантра-йогу), ревностное взывание к богам (нашедшее полное выражение в средневековой бхакти-йоге), видения, представление о самопожертвовании (или отречении от эго), более продолжительное соприкосновение с Реальностью, нежели с эго(ис)тичной личностью и непрестанное обогащение обычной жизни подобным соприкосновением (предвестник позднейшей сахаджа-йоги).
Поскольку Ведысоздавались провидцами необычайной духовной силы, они нечто большее, чем просто поэзия и исторический документ. Это священные тексты, свидетели духовного потенциала человеческого рода, и поэтому мы должны воспринимать их соответствующим образом. Миллер, Фроли. а также Шри Ауробиндо, который сам был замечательным поэтом-провидцем современной Индии, последовательно защищают духовное толкование ведийских гимнов. Ауробиндо писал:
Веда обладает высокодуховной материей Упанишад, но лишена их языкового выражения; это вдохновленное знание, все еще недостаточно оснащенное отвлеченными и философскими понятиями. Мы видим язык поэтов и просветленных, для которых весь их опыт действителен, жив, осязаем, даже конкретен, и отличается от опыта мыслителей и систематизаторов, для которых реалии ума и души становятся отвлеченными понятиями… Здесь перед нами древняя психологическая наука и искусство духовной жизни, философским плодом чего и явились Упанишады [186].
Внушают трепет провидцы. Выказывайте почтение им! Что за видение у них и что за истина в их умах!
Атхарваведа 2.35.4
Ауробиндо по возможности дает символическое толкование Вед, и всякое непредвзятое чтение этих священных текстов подтвердит его правоту. Поэтому он настаивал, что посюстороннее звучание многих ведийских гимнов, которые просят у богов долголетия, здоровья и достатка, не следует воспринимать как просто материальные запросы. Напротив, мы должны понимать их в переносном смысле. Подход Ауробиндо к толкованию Вед оказывается более верным, нежели буквальное прочтение, предпочитаемое многими учеными, которые видят в Ведах едва ли не примитивную поэзию. Однако мы можем легко оценить духовную мудрость, возвышенный идеализм и общую метафизическую направленность ведийских риши, не отрицая при этом того, что они также вымаливали вещи этого мира. Не все в Ведах обязательно написано в зашифрованном виде, хотя, как представляется, в значительной степени это так и есть. В отношении последнего Субхаш Как показал, что гимны Ригведы построены в соответствии с астрономическим кодом, что показывает огромную значимость астрономии в ритуальной жизни ведийских ариев [187]. Этот код также определял строение пяти разновидностей алтарей для огня. Поэтому мы можем начать сознавать, что ведийское мировосприятие целиком основывалось на обширных микро- и макро-космических соответствиях.
О провидцах
и исступленных
Древние брахманы, подобно своим современным индуистским собратьям, представляли консервативное крыло ведийской религии. Риши же, напротив, олицетворяли творческую силу, что постоянно питала ведийскую обрядность живительной влагой их личных видений божеств и их познания конечного Сущего. Позднее, когда ослабело влияние провидческой культуры, ришизанялись проверкой своих видений в словесных схватках друг с другом, и брахманская обрядность быстро закоснела под мощным прессом жреческого консерватизма [188]. Жертвоприношения стали важнее видений и высших духовных постижений. Смысл ведийских гимнов был утрачен до такой степени, что Каутса, древний приверженец обрядности, был вправе сказать, что « мантрыбессмысленны». Под мантрамион подразумевал священные гимны, которые, по его мнению, содержали много бессвязных выражений. Таким отношением он предвосхитил позицию немалого числа современных ученых, которые не в состоянии воспринять духовный смысл, скрывающийся за словарными определениями слов ведийского санскрита.
Как бы то ни было, но на примере Упанишадмы видим, что мистический эзотеризм продолжал пробиваться то здесь, то там сквозь препоны жреческой ортодоксии. Даже во времена риши находились те, кто, подобно муни,был занят духовными поисками на окраинах ведийского общества. Мунибыли исступленными, которые оставались близки шаманскому наследию. В «Гимне Косматого» ( Ригведа10.136), приведенном ниже, муни,как сказано, оседлали ветер и готовы на благое деяние; и то и другое — обычные шаманские сюжеты. Во времена Упанишадтрадиция мудрости с ее уклоном к экстатическому самопреодолению и Самопознанию часто передавалась не через брахманов, а представителями воинского сословия — правителями наподобие Аджаташатру, Уд-далаки и сына последнего Шветакету. Не следует забывать к тому же, что Бхагавадгита,именуемая эзотерическим учением (упанишад)в заключение к ее восемнадцати главам, была передана Господом Кришной царевичу Арджуне, сыну царя Панду. Разумеется, были также и великие брахманы на заре упанишадской эпохи — первый среди которых великий мудрец Яджнявалкья, также учившие тайнам внутреннего жертвоприношения.
Язык Ригведы является мантрическим, поэтическим и зачастую иносказательным и эзотерическим. Без учета этого невозможно надеяться ухватить смысл ведийских гимнов. Переводы малой толики из 1028 гимнов Ригведы сделаны с учетом того обстоятельства, что певцы-провидцы были не просто «несмышлеными», но искусными сочинителями, которые к тому же глубоко владели искусством экстатического самопреодоления посредством ритуала, молитвы и звука.
Выбор на этих отдельных произведениях из наиболее старой части ведийского свода был остановлен ввиду их особой связи с ведийской протойогой. Они дают нам общее представление о ведийском подходе к сакральному. Они также показывают, что риши разработали сложную духовную метафизику, предвосхищающую учения Упанишад, Бхагавадгиты и других санскритских трудов, основополагающих для веданты и ведантской йоги.
Ведийские гимны изобилуют символикой и мифологией, которые были орудиями для выражения риши более глубоких духовных истин, хотя мы не нестолько хорошо знакомы с ведийским миросозерцанием, чтобы полностью «раскрыть» глубокую символику и иносказательный язык гимнов. Наконец, даже вооруженный научными пояснениями современный исследователь Вед должен опираться на собственную интуицию в попытках понять гимны.
