- До того, как стал падшим? - Его лицо склонилось к ней.

   - Да, - прошептала она.

   - Одним из лучших, впрочем, как и он.

   - Ты о Нике?

   - Да, о нем. Нас было много, но ты наверняка знаешь. Теперь остались только он и я.

   - Но он завел себе еще одного, или ты забыл?

   - Рамуэля? Борца с тьмой? - Горько усмехнулся Самаэль. - Как я могу забыть. Мне жаль его.

   - Тебе жаль? - Грерия не верила своим ушам.

   - Да, меняться катастрофически больно. И я говорю не о плоти.

   - У тебя были крылья... белые крылья? - Почему-то она не могла удержаться от вопроса.

   - И крылья, и свет, и душа, парившая в небесах. - Ответил он, глядя ей в глаза, и мурашки пробежали по спине Грерии.

   - У тебя больше нет лапы на твоем правом крыле, - прошептала она. - Ты сломал ее о врата?

   - Да, наверное, я не помню. - Он встряхнул головой. - Я был в дикой ярости, когда ты исчезла.

   Грерия внутренне содрогнулась, вспомнив момент, о котором он говорил. Если бы все пошло, как надо, она больше бы ни за что не вернулась обратно, и начала новую жизнь, там, на земле, где нет ни чудовищ, ни падших, где все интриги похожи на детские игры по сравнению с тем, что творилось в аду. Смогла бы она быть живой, как все, улыбаться, как остальные люди, пройдя страшную подземную школу? Сухой ветер пробежал по пустыне, и концы крыльев Самаэля затрепетали на ветру. Неужели они могли больше так никогда и не встретиться? И она поняла, что не желала бы этого, потому что нигде: ни над, ни под землей больше не было второго такого, как он. Грерия вздрогнула и опустила голову ему на плечо.

   - Самаэль, я больше никогда не хочу разлучаться с тобой.

   Он судорожно втянул воздух.

   - Этих слов я больше всего боялся.

   - Но почему? - Она удивленно вскинула голову.

   - Если бы ты игралась, Грерия, если бы я ничего не значил для тебя, я бы смог с этим смириться, отступиться, пережить. - Лицо его было серьезно. - Но теперь я пропал.

   - Почему? - Прошептала она.

   - Я люблю тебя, - казалось, камни в аду сотряслись от его слов.

   - И я тоже. - Она подняла свое лицо к лицу ангела и нежно коснулась его губами.

   - Я знаю, - прошептал он, отвечая на ее поцелуй, - я уже понял. Я не верил, что такое возможно, но теперь знаю, что это так. Ты... ты живая, Грерия, ты больше не та тысячелетняя ведьма, ты действительно свободна, и от прошлого в том числе.

   Грерия испуганно вжалась в него:

   - Только не от тебя, пожалуйста, скажи, что не от тебя. - Слезы появились на ее глазах. - Скажи, что ты никогда не отпустишь меня. Ведь я - твоя, твоя женщина.

   - Грерия, тебе больше не место здесь. Ты должна жить, у тебя есть шанс. Ты должна воспользоваться им, чтобы больше никогда не возвращаться сюда.

   - Нет, ты не можешь... - Ей казалось, что сердце разорвется сейчас прямо у нее в груди. - Прошу тебя, Самаэль, ты не можешь, пожалуйста, Самаэль...

   - Ты должна пересечь врата и начать жизнь заново. Если б я мог, я бы сам на своих крыльях донес тебя туда.

   - Я не смогу жить без сердца. - Руки ее мертвой хваткой вцепились в одежду падшего.

   - У тебя будет новое, - его голос дрожал.

   - Да что с тобой такое?! - Заорала она. - Когда ты стал страдать самопожертвованием! Ты - падший, ты всегда берешь то, что тебе нужно! Опомнись!

   Его голос прозвучал еле различимо:

   - Ты напомнила мне, что на самом деле важно. Я больше не вернусь назад.

   - Тогда и я тоже, я останусь с тобой. - Горячо заговорила Грерия.

   - Вот видишь, - улыбнулся он. - Была бы ты прежней, бежала бы сейчас со всех ног от меня, смеясь над моим безумием.

   - Но это правда, безумие, Самаэль. Что ты задумал?

   - Я больше не хочу быть таким, как прежде.

   - И что же ты сделаешь? - Она дрожала, боясь услышать его ответ.

   - Останусь здесь, в пустыне, пока не сгорю совсем. Мне больше нет места наверху, но и вниз я не хочу.

   - А как же твой дом, Аба, в конце концов? Он заметит твое исчезновение и не позволит тебе погибнуть. - Она пыталась ухватиться за любую зацепку.

   Падший лишь грустно усмехнулся, белые зубы, как в старые времена, сверкнули на его смуглом лице:

   - Он не заметит, у него теперь новая игрушка.

   Рептилии больше не пугали Лили, она научилась понимать, что и когда им нужно, и удовлетворять их просьбы еще до того, как они их озвучивали. Также она успела отметить, что дреги в большинстве своем не очень умны, и не отличаются особенной подвижностью, поэтому элементарная человеческая ловкость в случае чего должна была помочь ей улизнуть из их лап. Поначалу ее очень беспокоил тот факт, что она убила нескольких из них, и опасалась мести, но со временем поняла, что если хозяин не позволил им расплатиться с ней той же монетой, они никогда не посмеют нарушить его волю. А самим дрегам, похоже, было совершенно безразлично, кто она такая, и в своих поступках они руководствовались лишь какими-то своими понятиями, а не эмоциями.

   - Тащи сюда еду... - прорычал один из них за столом, и в тот же момент Лили поставила перед ним огромный поднос, заваленный падалью. Дреги тотчас же накинулись на угощение, сметая все на своем пути, жадно клацая челюстями, и Лили поспешила поскорее убраться от них. Пятясь, она едва не налетела на толстуху.

   - Оглобля неуклюжая, - загремела на нее та. - Сегодня пойдешь в центральные залы, приберешься там, а то от гостей много мусору.

   - А как же... - Лили хотела сказать, что еще не успела обслужить все столы дрегов.

   - Я сама управлюсь, - оборвала ее толстуха, и по голодно сверкающим глазам Долли девушка не могла понять, то ли толстуха намеревается поживиться чем-то из еды дрегов, от одной мысли о чем ее едва не вывернуло, то ли... Странно было такое предполагать, но в аду могло быть всякое: то ли толстуха неровно дышит по отношению к кому-то из этих жутких чудовищ.

   Лили лишь снова поклонилась ей, оставив догадки в стороне, и помчалась в залы. В любом случае, там было куда приятнее, чем с дрегами.

   Почти все пространство одного из главных залов было заполнено людьми. Лили еще никогда не видела здесь такого скопления народу, но от остальных слуг уже знала, что грядет ночь проклятых и грандиозные балы, которые продлятся несколько дней. Специально на этот праздник из слоев выпускали сотни красивых женщин, чтобы они могли развлечь и позабавить гостей. Так же, как поговаривали, на этом празднестве появлялись удостоенные чести смертные, но, насколько Лили поняла, в основном, это были колдуны и ведьмы, и люди, заключившие серьезные контракты с хозяином.

   Лили вздохнула, продолжая оттирать кровь со стены зала: черные, успевшие присохнуть, следы - здесь подрались два демона. Она почти привыкла за время услужения называть его хозяином, условности врастали в нее, как и во всех остальных слуг, с каждым днем, с каждой выполосканной тряпкой, вымытым корытом фарлаков или очищенным стойлом. Но она помнила его разноцветные глаза, и их короткие беседы, и помнила о загадке, стоящей за сказанными и недосказанными словами, о чем-то, что скрывалось в ее памяти. И продолжая орудовать тряпкой, скорее уже чисто машинально, она думала, вспоминала, прорывалась вглубь своего существа.

   - Снова спишь на ходу, - толкнула ее в бок Джой. Эта девушка была такой же служанкой, как и она. Джой рассказала ей не без гордости свою историю однажды, и из этой истории следовало, что ее выбрали в слоях, предложив работу здесь, и Джой, не задумываясь, согласилась, и с тех пор искренне полагала, что это был самый удачный день в ее послежизни. Она не помнила ничего, что было до. Она и всех слоев-то не помнила, а даже о том, что осталось в ее памяти от последнего, никогда не любила говорить, и только вздыхала и произносила что-то вроде того, что завидует Лили, что та не помнит вовсе ничего, и сама хотела бы выкинуть все напрочь. Лили никогда не сознавалась ей, что мучительно складывает все по кирпичикам в своей голове, и что пребывание в слоях уже не скрывалось для нее за такой плотной черной пеленой, как раньше, и что с каждым днем она все больше становится собой, что бы вокруг ни происходило.