- Ты, наверное, мог бы присоединиться к Рамуэлю, если бы жизнь в доме тебя устроила больше. - Предложила Лили, внутренне надеясь, что он откажется.

   - Мне и здесь неплохо. Я не хочу быть ничьим слугой. - Ответил он, подымаясь и предлагая ей руку.

   - Спасибо, - прошептала Лили.

   - За что? - удивился он, а она не стала объяснять, что благодарна ему хотя бы за то, что в нем еще не все было потеряно от Петры, которого она знала.

   - Полетели? - Улыбнулась Лили, протягивая к нему руки.

   - Судя по всему, ты часто летаешь, - усмехнулся он.

   - Бывает, - усмехнулась ему в ответ Лили и крепко ухватилась за его плечи.

   - Ты уверена, что хочешь это сделать? - Нежно-бежевая сфера переливалась розовыми всполохами в его лапе.

   - Да, - Лили решительно шагнула к нему и взяла сферу в свои руки. - Что нужно делать? - Она хотела разбить ее быстрее, чтобы не сомневаться. Она не знала, как поступит, если у нее будет достаточно времени на размышления. Если бы она могла, она бы разбила множество сфер в колодце, но более разумная часть Лили тут же спросила ее: а не ошиблась бы она, не выпустила бы на свободу императора или убийц, или воров? Она не могла знать, для нее сферы были лишь разноцветными побрякушками, а втягивать в глобальную войну Небироса она не могла и не хотела.

   - Просто разбей ее. - Ответил он, спокойно глядя на нее.

   - Просто разбить, - пробормотала она и бросила сферой о стену. Та разлетелась на несколько осколков и ее содержимое в виде разноцветных полос тумана поползло по комнате. - Это опасно? - Спросила Лили, зачарованно следя за ними взглядом.

   - Нет. - Ответил он.

   Уцур закрылся ото всех в своей комнате. Снова подходило время подношения кровавой чаши, и ему было плохо от одной мысли о предстоящем. Но все способы избавиться от подарка он уже испробовал раньше. Только подумать, что он привлекал к этому самых известных в аду ведьм, и ни одна из них, со всеми их снадобьями, так ничего и не добилась. Он встречал злосчастный день в объятиях любовниц, окруженный демонами, голыми телами и вином, но ничто не менялось - чаша прибывала всегда в одно и то же время, и кровь преследовала его всюду вместе с кошмарными видениями. Он переживал заново смерть всех своих приближенных, он видел свою беспримерную дурость, но следовал сценарию, не имея ни малейшей возможности изменить хотя бы слово, и финал всегда был один и тот же: он испивал эту чашу до дна, раз за разом. Уцур кричал и разбивал ее, сплющивал ее молотом в плоскую жестянку, но спустя определенное время она появлялась всегда вновь невредимой. Он молил Абу много раз об избавлении, но Аба искренне признал, что не ему царь обязан постоянным подношением. Он бы с радостью обменял любого угодившего в ад на избавление от чаши, но ему никто не предлагал подобного обмена.

   Уцур обхватил голову руками и рухнул на кровать, изрыгая проклятия, понимая, что его ожидает и ненавидя все вокруг за невозможность что-либо изменить. Он сотни раз кричал кому-то наверх, что осознал величину своего святотатства, но ответа ему не было.

   Краски в комнате сгустились, по полу поползли багровые тени, словно кто-то разлил вино, только Уцур уже знал, что его ждало там, что близилось. Он застонал, отталкивая рукой приближение неизбежного, но почти видел сверкание в свете ламп величественной золотой чаши.

   - Нет, - закричал он, и чьи-то хрупкие пальцы забрали у него из руки чашу с переливающейся через края кровью. Царь в нерешительности обернулся, боясь раскрыть глаза полностью, боясь, что ему привиделся мираж, но девушка никуда не исчезла. Темные волосы спадали с ее хрупких плеч волнами, тонкое белое лицо украшали огромные карие чуть раскосые глаза. Она смотрела на него, едва заметно улыбаясь, немного устало и чуточку грустно. В руке она держала проклятую чашу, и кровь не жгла ей руку, как Уцуру, она лишь стекала каплями на пол, а потом и вовсе остановилась. Когда же девушка поставила чашу на стол, та не оказалась вновь в руках царя, и не вернулась в руку к девушке, она спокойно осталась стоять там, где ее поставили. Уцур заворожено смотрел на кубок и не мог оторвать от него взгляд: ему то и дело казалось, что это всего лишь галлюцинация, рожденная его больным разумом, но София рядом с ним была настоящей, а чаша неподвижно стояла на столе. Тогда он осмелел и приблизился к девушке.

   - Как это возможно? - пробормотал он.

   - Не знаю, - она пожала плечами, - только я вдруг очнулась ото сна, и в памяти все так странно.

   - Ты помнишь нас? - в волнении спросил он.

   - Да, - кивнула она, - я помню, как мы были вместе. - Ему показалось, или на ее щеке действительно заиграл румянец.

   - А еще что-то? Самаэля, Грерию?

   - Все, - ответила она, и Уцуру захотелось провалиться под землю. - Зачем ты налил столько вина? - Спросила она, меняя тему и как ни в чем не бывало, кивая на чашу, стоящую на столе.

   - Вина? - переспросил он, почти начав объяснять ей, что это была кровь, но все же вовремя остановился и с опаской приблизился к столу так, словно чаша могла укусить его. Ему удалось пересилить себя и взять ее в руку, потом медленно поднести к губам - в чаше действительно было вино. - Вино, - прошептал пораженный Уцур.

   - Что с тобой, Бел? - Спросила она.

   - Все хорошо, - пробормотал он, затем снова взглянул на Софию. - Ты, должно быть, ненавидишь меня?

   - Нет, Бел, - София покачала головой, отчего волосы ее заходили волнами, и он не мог не любоваться ею. Он почти забыл, как замечательно было смотреть на нее, и как одно ее присутствие дарило ощущение дома. - Когда я говорила, что с памятью что-то странное, я имела в виду, что все встало на свои места. Я помню все, и когда вы с Самаэлем вытащили меня - это был подарок на фоне всего, что было там, - голос ее прервался, и Уцуру хотелось броситься с места, чтобы обнять ее и унять эту сверкнувшую в ее глазах боль.

   - София, - простонал он, и девушка подняла на него свои темные влажные глаза.

   - Раньше я хотела твоей власти и твоей защиты, царь.

   Он заметно поник и в его взгляде засветилась горечь.

   - Но теперь я знаю, что свободна, и мне нечего больше желать от тебя, тебе нечего дать мне, но, - она вновь замолчала, собираясь с мыслями, - но когда я рядом с тобой, мое сердце оживает, я словно дома, где не была уже тысячу лет. Я знаю, что дома больше нет, но когда я рядом с тобой, я дома, когда говорю с тобой, пустота наполняется смыслом.

   - София, - его огромные руки потянулись к ней, - ты - мое спасение. Но я не заслуживаю тебя, - руки безвольно упали, так и не дотронувшись до нее. - Лили исполнила обещание - это означает, что ты теперь свободна, и можешь уйти из ада.

   - Уйти навсегда?

   - Уйти через врата также, как приходят сюда. Я не говорю, что это законно, но, - тон его стал более холодным и деловым, - это можно устроить.

   - И ты бы пошел на это ради меня? Рискнул бы собой, чтобы доставить меня к вратам?

   - А что мне терять, кроме этой чаши. - Он подошел к Софии вплотную, и его глаза сверкнули в полумраке комнаты. Его горячее дыхание обожгло ей щеку. - Я - дурак, София, и всегда им был, но если так я могу искупить хотя бы одну свою глупость, я сделаю это.

   - Только ради искупления? - Спросила она, пристально посмотрев на него.

   - Не только, - он отвернулся и сделал несколько шагов в сторону от нее по комнате. - Не только, и ты знаешь это, раз знаешь и все остальное.

   - О чем ты?

   - О том, что люблю тебя, с той первой ночи, что ревную, хотя не должен был и вспомнить, как это бывало всегда, о том, что не проходило и ночи, чтобы я не сожалел о том, как поступил с тобой. - Он вновь оказался рядом, и руки его разжимались и сжимались в кулаки, не смея дотронуться до девушки.

   София выдохнула, словно долго сдерживала дыхание. Она смотрела на него так, будто он наконец-то сделал то, что должен был сделать давным-давно.