- Что мешает Вам вышвырнуть ее сейчас? - Спросил демон.

   Аба обернулся и изучающе поглядел на него, потом произнес:

   - Ко мне приходил кое-кто из светлых.

   Глаза демона загорелись черным.

   - Они сказали, что она - ошибка. - Продолжил он, искоса наблюдая за демоном. - И что они позаботятся о ней.

   Теперь глаза Небироса откровенно блестели сталью, что говорило о том, что он настроен весьма воинственно.

   - Они так и сказали - ошибка? - Переспросил демон, закипая.

   - Да, Небирос, - устало вздохнул хозяин, внутренне радуясь реакции демона. - И что-то там еще про жернова судьбы.

   - Тогда мы ни в коем случае не должны дать им шанса завладеть ею. - Ответил демон. - Нужно предупредить Джареда и демонов судьбы, чтобы они ни за что не позволили ей выйти.

   - Прекрасное решение, - согласился Аба, но сам подумал о совершенно других вещах. Он размышлял о том, что светлые не ошибаются в своих самых обдуманных решениях, и что слова об ошибке были не просто упоминанием о мелочи, произошедшей в системе. Почему он решил, что его эта ошибка никак не коснется? Вот перед ним стоит его дитя, потомок капхов, всегда жестокий и воинственный демон, идеальная машина убийства, и он не равнодушен к девушке. Уцур в темнице не громит стены и не требует его выпустить, и тихо сидит в углу и размышляет о чем-то. Самаэль - тот и вовсе исчез, и только обращение Рамуэля идет своим чередом, впрочем, в последнем он и не сомневался. Все воинство "божьего света" рано или поздно он смог бы обратить с легкостью, подвернись ему только возможность задержать их внизу подольше.

   Раздался аккуратный стук, и Калеб просунул голову в приоткрытую дверь.

   - К Вам Лили, - произнес он.

   Аба коротко кивнул, а Небирос вздрогнул и глаза его сменили оттенок на голубой.

   - Здравствуй... те, - произнесла Лили, войдя, и обнаружив в комнате сразу двоих дорогих ей существ. Нижние конечности демона машинально перебирали и подергивали шерсть на его туловище. - Я не помешала? - мягко спросила Лили.

   - Нет, - ответил Аба, глядя на нее и размышляя, как столько проблем могло сосредоточиться в одной маленькой девушке.

   - Я пришла поблагодарить тебя, - произнесла она, подымая взволнованные глаза на Абу, - за Софию.

   Небирос недоуменно мигнул глазами.

   - Я отпустил девушку из слоев по ее просьбе, - объяснил Аба.

   - Девушку? - Небирос посмотрел на Лили.

   - Любимую Уцура, - ответила она, и демон понимающе кивнул.

   - Довольно уже о любви, - раздраженно оборвал их Аба, - благодарность выразишь позже в постели.

   Его последние слова резанули слух Небироса, но он не посмел ничего возразить. В конце концов, все и так прекрасно знали, что означает быть хозяйкой ада, и чем они занимаются с хозяином. Лили же вспыхнула на какой-то краткий миг, а потом лишь опустила глаза в пол.

   - Если хочешь, можно сейчас, - тем временем продолжал Аба, наблюдая за ней, - а Небирос присоединится к нам.

   В этот момент ей хотелось провалиться сквозь пол, уши горели огнем, и она безумно сожалела, что вернулась, и ее не уничтожили, не стерли в порошок светлые. Зачем ему нужно было унижать ее в присутствии друга - она не понимала, знала только, что тем самым он причиняет боль и Небиросу, которому она была небезразлична, и что тот не может никак ему помешать, потому что она сама выбрала эту роль, сама поставила себя на то место, на котором теперь находилась.

   - Я должен идти, чтобы выполнить поручение, - поклонился демон и развернулся на выход.

   Глаза Абы сверкнули лукавством, он ожидал подобной реакции.

   - Держи меня в курсе, - бросил он ему вслед, и когда двери за демоном закрылись, снова посмотрел на Лили. Она все также стояла неподвижно посреди комнаты, дрожащая и все же готовая подчиниться ему.

   - Разденься, - велел он, и она послушно сняла с себя всю одежду, оставшись в одной рубашке.

   - Когда ты избавишься от этого тряпья, - произнес он, узнав на ней снова свою сорочку, и рванув ее резко с плеча девушки. Рубашка разорвалась, обнажив грудь и часть живота.

   - Почему ты так поступаешь, - тихо проговорила Лили, - ведь ты знаешь, что я...

   - Что ты что? Неравнодушна ко мне? - рассмеялся Аба. - Здесь ад, понимаешь, ад! А не небеса, здесь не место чувствам.

   - Почему? - Теперь она упрямо смотрела на него, и в глубине ее глаз зарождался уже знакомый ему огонь непокорности и внутренней силы. Он обожал ее за этот свет в глазах, если бы она только знала, насколько сильно обожал. - Здесь никто не скрывает своих истинных эмоций и не обуздывает их, так почему же здесь нет места чувствам? Здесь есть место всему, так почему бы и не им?

   - Уходи, - бросил он холодно, сдерживаясь из последних сил, потому что знал, что еще немного и бросится на колени, чтобы целовать ее живот, обнимать ее ноги и сходить по ней с ума, не пряча своей страсти.

   Лили запахнула рубашку, закрывая свое тело, и, подобрав свои вещи, молча направилась в сторону двери.

   - И тем не менее, спасибо за Софию, - произнесла она перед тем, как окончательно покинуть комнату.

   - Пожалуйста, - пробормотал он, когда она уже вышла и в ярости сбросил со стола несколько предметов. Лили меняла его, заставляла быть неравнодушным. Раньше он бы развлекся с Сиби без задних мыслей, возможно, в компании демонов, если бы у него было подходящее настроение, и она ублажала бы и его, и демонов, так, как он велел ей, наслаждаясь и не смущаясь ни единым движением. Они зачастую развлекались на балах, заканчивавшихся массовыми оргиями, и ему никогда не приходило в голову сомневаться, стыдиться или не допускать того, чтобы с ее телом развлекались другие, если ему так хотелось. Но с Лили, что бы он делал, если бы Небирос не отказался? Наверняка вышвырнул бы их обоих прочь в гневе, потому что она принадлежала только ему, и он не мог ею делиться, не хотел. Не мог и не хотел разлучаться, терять ее. И эта ее такая откровенная привязанность к его вещам, его запаху, бесила и умиляла его где-то в глубине существа, потому что она тоже, очевидно, не хотела и не могла им делиться, и желала принадлежать только ему.

   Он избегал с ней разговоров на серьезные темы, потому что опасался, что услышит слишком разумные слова, слова, которые мог бы произнести сам, боялся узнать в ней слишком близкую душу, с которой он уже наверняка никогда не сможет расстаться. А так сильно нуждаться в ком-то означало лишь одно - слабость в его мире. И эта слабость была бы ошибкой, впрочем, как и сама Лили.

   Соком гриба Грерия смачивала пересохшие потрескавшиеся губы Самаэля, бережно касаясь проступивших над и под губами крохотных язв. Ей казалось, что с каждым прикосновением, она теряет частичку его, и иногда сок смешивался с ее слезами. Самаэль большую часть времени пребывал без сознания, бессмысленно бормоча какие-то слова, иногда вздыхая или вздрагивая. Грерия забинтовала оставленной ангелами материей его раны на спине и теперь всеми силами своей души желала, чтобы они скорее затянулись и не причиняли ему страданий. Изредка она встревожено ощупывала его руки и ноги, боясь, что и с ними может что-то случиться, и вновь успокаивалась, обнаруживая, что все в порядке.

   - Самаэль, - в отчаянии шептала она, - лучше бы ты оставался подонком, но живым подонком.

   Иногда он улыбался ей в ответ, только едва ли он слышал ее слова, и улыбался скорее тем видениям, что возникали перед его мысленным взором. Его мертвые крылья она отнесла в сторону и спрятала за камнями. Грерия не решалась ни похоронить их, словно бы это означало начать хоронить его самого заживо, ни оставить их на виду, потому что это были его части, его плоть и кровь.

   - Грерия, - он пришел в себя, - обещай мне, что уйдешь, если придут гончие или василиски.

   Она молча покачала головой.