А в октябре всё закончилось. В первую неделю после высадки был окончательно разгромлен корпус Африканской армии в Сан-Себастьяне. В конце месяца разбиты наступающие отряды путчистов и началось стремительное контрнаступление республиканской армии. Ему способствовало то, что СССР сумел провести еще два больших каравана, в составе которого было более тысячи хорошо подготовленных и тщательно отобранных добровольцев, которые заняли должности командного состава среднего звена, кроме того, достаточное количество техники и вооружения, главное же — боеприпасов. В середине октября один за другим пали основные опорные пункты мятежников: Памплона, Сарагоса, Бургос. Путчистам катастрофически не хватало боеприпасов, их попытка пробить коридор к морю была последней ставкой в этой войне, которая была бита. А с одними штыками на пулеметы идти идея хуже средней.
Накануне капитуляции путчисты смогли осуществить в Мадриде крупный теракт, в ходе которого был ранен президент Асанья, убит премьер-министр Кабальеро и несколько министров, среди которых и Хосе Диас, лидер испанских коммунистов. Временно Пассионария стала премьером, по стране прокатилась волна ответных репрессий. Одиннадцатого ноября мятежники в материковой части Испании окончательно сложили оружие. Пятнадцатого генерал Санхурхо подписал соглашение о независимости Северного Марокко, при котором его сторонники получали эту провинцию в собственное пользование. Правда, они взяли на себя обязательства не иметь военно-морского флота (кроме отряда небольших сторожевых катеров) и транспортной авиации. Дело в том, что этот закон республиканского правительства разлагающе действовал на Рифскую армию. В нём были прописаны гарантии наделения ветеранов этой самой армии земельными участками и предоставление кредитов на ведение сельского хозяйства. Для большинства солдат, в том числе регулярес — легкой пехоты, которая набиралась из местных жителей, это было более чем щедрое предложение. Так, последняя высадка в Сан-Себастяьне шла только силами Испанского легиона, регулярес сражаться отказались категорически. В этих условиях Сахурхо предпочел синицу в руках журавлю в небе. Как оказалось, он не прогадал.
Я же весь октябрь искал свою Лину. Нашёл, но увы лишь могилу… Её отряд попал в окружение отряда фалангистов у небольшого селения Эрасоте. Тут они все и сложили свои буйны головы. Местные жители говорили, что бой был жаркий, но у республиканцев закончились патроны и последние бойцы подорвали себя гранатой, чтобы не сдаться врагу. Пощады никто не просил. Жители Эрасоте и похоронили героев, попавших в засаду фалангистов.
Вот тут, стоя над могилой любимой женщины, я понял одну простую истину: любовь — это вопрос времени. Точнее, хочешь ты на этого человека тратить время своей жизни или нет? Я был готов потратить на Лину всё свое время… но опоздал. И её не стало. И меня тоже не стало. И было больно, чертовски больно! И ничего поделать с этой болью я не мог и не хотел. И только возмущался сукой-историей, которая с завидным упорством отбирала моих любимых женщин: Марию Остен и Паулину Оденсе.
Тарханов Влад
Мы, Мигель Мартинес. Накануне
Предисловие
Москва. Кремль.
Современность
Когда вызывает высокое начальство, ничего хорошего от этого ожидать не приходится. Конечно, к Самому никто руководителей проекта «Вектор»[171]: научного, академика Марка Соломоновича Гольдштейна, и куратора проекта от силовых структур (фактического его руководителя), Валерия Николаевича Кручинина, генерал-лейтенанта ФСБ не вызывал. Они попали на ковер к человеку, который в иерархии власти находился на несколько ступенек ниже Президента, тем не менее, кое-кто считал его одной из «башен» Кремля. Во всяком случае, Сам ему доверял и, товарищ Н. курировал значительные и важнейшие проекты, связанные с безопасностью страны. Его кабинет был обставлен в современном стиле — не под хай-тек, но и без показной роскоши, приличествующей ушедшему поколению руководителей. Тут всё было функционально, в меру дорого, но собрано весьма умелым дизайнером в целостную гармоничную композицию. И ничего лишнего, что отвлекало бы от работы. Плюс обязательный портрет первого лица государства на стене за спиной товарища (или господина) Н.
— Присаживайтесь, господа! — кивнул на приветствие и широким жестом предложил располагаться за массивным столом в удобных креслах. Как только посетители расселись, чиновник тут же перешёл к делу.
— Итак, господа, хочу задать несколько вопросов. Скажите, что сейчас происходит с объектом М-32–08?[172]
На этот весьма неудобный вопрос первым набрался мужества ответить академик Гольдштейн.
— После событий тридцать пятого — шестого годов объект стал стремительно удаляться от стержневой реальности. К сожалению, вскоре мы не сможем наблюдать за происходящим там без затрат значительного количества энергии.
— А что говорят ваши специалисты, какие прогнозы развития событий ТАМ и как они смогут помочь нам ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС?
Марк Соломонович тяжело вздохнул, но обманывать столь высокое начальство — себе дороже, поэтому произнёс правду:
— Мы считаем, что вторая мировая война начнётся позже, не в тридцать девятом, а в сороковом или даже в сорок первом и с нападения Германии на Францию. И только потом последует Испания и война против ГДР-Польши. Но в случае такого сценария расхождения станут еще мощнее. И никакая информация из этого параллельной реальности к нам попадать не будет.
— То есть, даже чисто научный интерес мы удовлетворить не сможем? Я правильно понимаю?
— Абсолютно.
— А о переносе в этот объект матрицу корректора не думали? — поинтересовался чиновник.
— Обсуждали, потом рассчитывали. Для этого необходимо вот такое количество энергии, а через месяц потребность возрастет в полтора раза, дальше — хуже. — с объяснениями выступил генерал Кручинин.
— Валера! Ну, это же несерьёзно. — Н. был старым знакомым генерала и мог позволить себе такое панибратское обращение, только по имени.
— Поэтому мы просим выделить нам сверх лимита необходимое количество мощностей через пять дней. Корректор у нас есть. Вот! — и генерал подвинул на стол руководителя из администрации папку с докладом. Начальство быстро пробежалось глазами по документу, криво усмехнулось. И сказало:
— Нет, Валера, нет! Это слишком рискованно. Посмотри, к чему привёл всего один ваш прокол! Сколько людей пропало от фиолетовых молний, как назвали этот феномен журналисты? Вот и эта ситуация возникла, потому что в параллельную реальность занесло неподготовленного человека[173]!
— У нас всё подсчитано! — довольно едко заметил академик Гольдштейн. Эта его фраза напомнила знаменитую фразу из «Двенадцати стульев»: «у нас все ходы записаны». Наверное, Марк Соломонович уже спрогнозировал, к чему ведет весь этот разговор, поэтому и дерзил, правда, с оглядкой, высокому начальству.
— Знаем мы ваши подсчеты. Только это не на Луну слетать, тут надо рассчитывать точнее, а то организуете здесь черную дыру, прямо под Москвою… Нет, господа, этого мы сделать вам позволить не можем. А то еще и будете всё в спешке гнать… нет, нет и еще раз нет!
Начальство недрогнувшей рукой начертило на прошении Кручинина резолюцию «Отказать». Потом выложил на стол сигары, заметив:
— Это Куба.
За ним бутылочку арманьяка:
— Франция.
Вот и стопочки нарисовались. Как и лимон, а секретарша занесла кофейник, от которого шёл пар и чашечки мелкого диаметра.
— Валера! Марк Соломонович! Хочу сообщить вам пренеприятнейшее известие: нами, руководством страны, принято окончательное решение прикрыть проект «Вектор». В условиях, в которых находится наше общество и переводе экономики фактически, на военные рельсы, вы же понимаете… ваш проект потребляет слишком много энергии. Это сейчас недопустимо. У тебя, Валера, месяц на ликвидацию коллектива, прикинь, кого в какой сфере можно использовать, а мы его в другие проекты раскидаем, сам знаешь, у нас сейчас есть необходимость в быстрой модернизации нашего оружия. Мест в секретных шарашках с избытком. И не забудь про надёжную консервацию объекта. Кто знает, как дальше пойдут дела. У вас, Марк Соломонович, три месяца на составление подробного отчета по вашей теоретической части и практическим результатам. На это время можете привлечь пару-тройку специалистов из научного отдела проекта. Мы их потом перераспределим. Вижу, всем всё ясно! Тогда, вздрогнули!