- Эй вы, уроды! – раздался голос вошедшего в палатку мужика с окровавленным ухом. – Кабановы где?!
Надя вздрогнула, прижала руки к лицу. Как? Что? Откуда?! Сомнений нет, он ищет именно их! Наверное, кто-то из деревенских проговорился… Сволочи не благодарные!..
- Стал быть, дважды спрашивать не буду! – мужчина вынул пистолет и навел на ближайшего мужика, который внезапно ойкнул и выставил руки в попытке защититься. – Считаю до трех, два уже было!..
Сиплый резко дернул пистолетом, мужик взвыл, зажмурился, указывая пальцем куда-то в глубь толпы. Надя застонала, ожидая долгой и мучительной расправы, теперь понятно, какими средствами могли разговорить деревенских… Ей было страшно. Сердце готовилось выпрыгнуть из груди. Ее вновь замутило. Женщина, как смогла, закрыла собой детей. Мужик, ухмыляясь, встал перед ней.
- Надя значит, - растянул Сиплый губы в улыбке, заглянул женщине через плечо. – А это Катька и Сашка… Ммммм, - протянул мародер и качнул стволом пистолета.
Тут же стоявшие рядом автоматчики схватили ее и Катьку, попытались выволочь из палатки. Сашка не сопротивлялся, его просто перехватили поперек тела и вынесли на улицу. Надя отчаянно сопротивлялась, брыкалась и пиналась. Ей удалось даже ударить кому-то промеж ног, но сильный и яростный удар кулаком куда-то в лоб выбил ее из равновесия. Резкая пощечина, последовавшая за первым ударом, и тычок под дых окончательно сломили ее.
Рядом рыдала Катя, и этот крик был самым страшным, что слышала в своей жизни Надя. Преодолевая кровавую пелену перед глазами, пытаясь вздохнуть, она видела, как два мужика тащат ее девочку прочь. Один тащил за волосы, второй гнал ее пинками, нанося яростные удары по ступням и голеням. Дочка кричала, и от этого звука у матери зашлось сердце. Ей казалось, что оно вот-вот взорвется, но упрямый кусок мышц все качал и качал кровь по организму.
Их выволокли из палатки, оттащили подальше, бросили на грязную землю.
- Эти твари, – начал Сиплый, обращаясь к замершим в лагере людям, - жена, дочь и сын того урода, что посмел сказать мне «Нет»! - мародер силой выделил слово «Мне». – Я – Сиплый! И я такого не допускал и не допущу! Мое слово здесь – закон! Все это знают?
Толпа рабов в лагере робко согласилась, а военные заулюлюкали, предвкушая зрелище.
- Они будут казнены, стал быть, чтобы все знали, что Сиплый такого не прощает!.. Привязать их к дереву! – скомандовал мародер своим подчиненным, и несколько из них, схватив семью, потащили пленников по земле к ближайшему дереву.
Надя вновь попыталась сопротивляться, но силы стали покидать ослабленное тело. Их крепко привязали веревками, не давая пошевелиться даже на миллиметр. Главарь бандитов подошел ближе, раскачивая пистолетом.
- Я вот все думаю, - начал он, обращаясь к пленникам, - как бы вас казнить? Может, сами выберете? Я могу убить вас по очереди, к примеру, а кто-то из вас выберет, кого первым, а кого последним… А могу мертвякам скормить… Может к машинам привязать и так до города дотащить? А може-е-е-е-ет повесить?..
Катя заскулила от страха, заерзала ногами. Сиплый ухмыльнулся.
- Ну-у-у-у, не бойтесь, не бойтесь. Все это, стал быть, будет завтра, не переживайте, - он присел и, послюнив палец, провел девочке по щеке, - сначала мы с вами, стал быть, позабавимся.. – главарь сделал паузу и расплылся в ухмылке, - на глазах друг у друга… А уж то, что останется от вас на завтра, стал быть, с тем уже и решим, что делать…
Сиплый засмеялся, ощутив от пленников запах мочи. Раздав указания автоматчикам, приказав пока не трогать и не кормить пленников, отправился по своим делам.
- Дервысь, - с трудом смогла проговорить Надя, пытаясь сдержать рвоту от грязного и вонючего кляпа во рту. – Мы фыпиримфя… Ты тойко дерфысь!
Катя, продолжая пускать сопли, смешивая их со слезами, содрогалась всем телом, а мать следила за всем этим и никак не могла ей помочь. Она обвела печальными, полными мольбы глазами лагерь. Люди опускали головы, встречаясь с ней взглядом, спешили скрыться, заняться какими-то делами…
- «Твари», - подумала женщина и поклялась, если выберется из этой передряги, то даже не постарается помочь этим бесхребетным уродам.
За весь день их так ни разу не покормили и не напоили. Тела занемели, стали болеть. Надя, как могла, поддерживала детей, сумев перегрызть вонючую тряпку и выплюнуть ее. Первая половина дня была жаркой и солнечной, а после обеда пришли грозовые тучи. Когда с неба забарабанили первые капли, пленники были рады живительной влаге, льющейся с неба, однако через несколько минут их тела начали трястись от холода и онемения. Одежда промокла, и хоть они и находились под деревом, кое-как защищенные последними осенними листьями, холодный ветер быстро выдувал из них тепло. Наконец, когда терпеть каторгу даже Наде было уже невозможно, что уж говорить о детях, за ними пришли.
- Что, отдохнули? – ухмыльнулся знакомый мужик со шрамом во весь лоб. – Пришло время, пошли…
Непонятно что было хуже: быть привязанным к этому чертовому дереву или сейчас идти на свои мучения. За день в голове Нади промелькнули тысячи мыслей от того, как можно попытаться спасти хотя бы детей, до того, что с ними будут сегодня делать…
Ноги не слушались, и потому пленников буквально внесли в большую офицерскую палатку. При их появлении, люди в ней ожили, завозились, заулыбались. Десятка два, а то и три разномастных мужиков, объединенных одной чертой: похотливой улыбкой, не сулящей ничего хорошего.
- А вот и наше блюдо перед сном, - развел руками Сиплый, восседая на большом деревянном стуле.
Одет он был в махровый банный халат, явно накинутый на голое тело. Ухмылялся главарь так похотливо, что у Нади вновь подкатил ком к горлу.
- Отпусти их, - слабым голосом попросила она. – Я сделаю все, что скажешь, но отпусти детей.
Главарь рассмеялся.
- А зачем?! Ты и так все сделаешь, что мы скажем, да еще и не по разу?!
Толпа загоготала, и Надя поняла, что это конец. Был бы Леший здесь… Он бы обязательно всех спас, не допустил такого, но его больше нет и заступиться за них больше некому…
Сиплый встал, неспешно направился к пленникам.
- Начнем, наверное, с десерта, ага? Для разогрева, так сказать…
Сильные руки дернули Катьку. Она упала, завизжала и забрыкалась. Мародер неспешно развязал пояс халата и тот свалился на землю. Катя завизжала еще громче, только распаляя своим визгом похотливых мужиков.
- Да не брыкайся ты, - попросил Сиплый и встал перед девочкой, которую его помощники распяли словно букашку, растянув за руки и ноги. – Больно будет, но недолго, тебе потом, может даже понравится…
Главарь снова масленисто ухмыльнулся, опустился на колени перед жертвой, взрезал зажатым в руке кривым ножом-керамбитом пояс на джинсах девочки, мужик справа сдернул с нее штаны, Сиплый расплылся в улыбке. Лезвие коснулось белья, и в этот момент Катя смогла освободить одну ногу. Поджав колено к груди, она выстрелила ей словно из пушки, зарядив Сиплому прямо в пах. Тот взвыл, выкатил глаза, покраснел, зашелся в хрипе. Надя дернулась, улучив момент, но охрана не спала. Сильные руки прижали ее к земле, выкручивая голову так, чтобы она могла видеть все происходящее.
Главарь несколько минут кряхтел, зажимая свое достоинство, краснея, синея и зеленея, а в это время четверо его помощников били девочку, таская по полу, словно тряпичную куклу, до тех пор, пока та не потеряла сознания.
- Твари! – выкрикивала обливаясь слезами мать, не в силах как-то помочь дочери.
- Ах, ты… - прошипел главарь, немного оклемавшись.
Он стал прихрамывать и морщиться при каждом шаге, странно охая и кряхтя.
- Держите гадину, переверните ее…
Помощники, утирая пот, перевернули девочку на живот. Сиплый, высунув язык, яростно вращая глазами, разорвал на ребенке футболку, срезал резинку лифчика, открывая взглядам белоснежную кожу спины.
- Вот тебе, гадина, - прошипел он и широким, размашистым движением керамбита прочертив глубокую рану от левой лопатки до правой ягодицы, а затем второй, от правой лопатки до левой ягодицы, высекая подобие креста. Катя при этом пришла в себя, но даже не пискнула, лишь до хруста сжала зубы, тихонько шипя от боли.
