— Возьми глаза медведицы, — показала та пальцем на банку с большими глазницами в каком-то растворе, — и вон те травы, ветку чертополоха…

Старик послушно брал все необходимые ингредиенты, а затем, когда вода закипела, то ведьма сказала:

— Бросай! — и, подумав, добавила: — В идеале нужны глазницы медведя-перевёртыша, но сойдут и эти… Так… Теперь, колдун, возьми вон ту склянку с желтоватой водицей и немного подморозь, должно усилить эффект, всё-таки он с «верха».

Наконец, когда всё это тоже пошло в котёл, то старуха взяла свой посошок и начала мешать, что-то причитая на непонятном языке, который состоял даже не из слов и букв, а из странных, отдающих мистикой, звуков и шептанием.

Из котла повалил жёлтый дым, а затем окрасился в чёрный.

— Дай мне нож! — чуть ли не приказала леснику ведьма, и тот взял с одной их хлипких полочек старое поржавевшее ритуальное лезвие, передав Яге.

Та, выхватила его и резко провела себе по руке, по венам, а затем сжала её в кулак, чтобы кровь текла прямо в котёл. И она делала это, пока прозрачная желтизна не сменилась тёмно-алым цветом.

— Наколдуй кусочек льда и побольше, брось туда.

Когда Ляяхйе сделал и это, то все свечки, ранее зажжённые ведьмой, потухли, оставив их в кромешной тьме, но затем из котла повалил красный светящийся дым, и Яга, вновь подходя к котлу, окунула туда посох и, помешивая им и переходя на полкрик, снова зачитала что-то на том странном языке, пока вдруг, в этом красном дыму не стали проноситься изображения, отражающие какие-то события с верхнего уровня: маленький ребёнок с матерью, здание школы, затем колледжа, привлекательная девушка в белой куртке, затем она уходит, шприц, затем больница, полигон с рядом людей, богатый человек, какая-то лаборатория, женщина в белом халате, неизвестное сражение на огромной площади, джунгли и темнота…

— Что происходит? — не понимал происходящего зимний колдун.

— Это отрывки воспоминаний, мыслей, чувств. — ответила ведьма, но поспешила добавить: — Ещё не всё, ритуал не закончен, его нужно окунуть в котёл, иначе его душа, которая уже готова вновь влиться в своё тело, снова уйдёт, уже навсегда.

Мужчина кивнул и подошёл к обгоревшему мертвецу, поднял того и, подходя к котлу, закинул его туда, отчего содержимое стало бурлить ещё пуще.

— Утопи его полностью, ничего не должно остаться! — прикрикнула Яга и ещё быстрее начала говорить на том языке, даже прикрыв глаза. Ляяхйе же с большим трудом запихнул всего мертвеца в котлище.

Ещё через минуту по всему помещению стали звучать отголоски каких-то неразборчивых голосов, шипящих, кричащих, зовущих, затем эти отголоски усиливались, пока не превратились громовые гласа, сотрясавшие собой всё, что только было в избе: полки стали падать, банки со склянками разбиваться, и даже Ляяхйе пошатнулся, но ведьма стояла спокойно и ровно, продолжая говорить.

А затем всё резко прервалось, дым исчез, все голоса смолкли, потух и огонь под котлом….

Где-то в Париже, Франция. Первые числа марта 2021 года.

Ёбаный телик… Кто его, сука, включил?! Дерьмо…

Блядь, нет бы дать поспать своему любимцу, великому герою этой планеты, но нет! Надо, блять, всё испоганить!

Повернулся: справа от меня на кровати лежит голая французская шлюшка… Аленсия? Анессия?… Не помню, но пизда у неё слишком уж широкая, прямо-таки океан, и зачем я её снял?

А с другой стороны — Катрин, мулаточка из Алжира. Ох… Какие у неё приятные сисечки, такие чёрные… Так и хочется их пожамкать… Раздавить как какой-нибудь шарик и выдавить всё содержимое… Ммммммм…

Обе девки ещё спали, и потому чем собой напрашивается вопрос: так кто включил эту ебаную электрическую коробку?! Ай ладно, в жопу её.

Аккуратненько встал с этой долбаной розовой кровати. Дерьмовый номер. Всё здесь какое-то… Пидорское. Круглая розовая кровать с красным ворсистым одеялом, стены в зебру, позолоченная балда на стене (тот самый телевизор, по которому сейчас крутили какую-то хуйню от… Как там, забыл. Довод или что-то такое, в общем муть), мебель вся какая-то искривленная, тоже розовая, пол блестящий… Не стоило жрать ту херню арабскую вчера, теперь вот снял какое-то дерьмо первое попавшееся, голубизной отдающее.

Подошёл к столику у кровати с недопитой вчера русской водкой, названной в честь одного их известного президента. Ох… Хорошо.

На самом деле метаболизм дело такое, где-то хорошо, а где-то как сейчас: пиво и прочая моча для меня как вода, только виски или что-то забористое торкает. Вот и похмеляемся этим.

Блять, споткнулся… Одни бутылки… Вон в углу блевотня…. Кажется, что моя. Или нет?

Надел свой золотистый халатик, чтоб хоть как-то прикрыть свою голую жопу и, таким вот образом, с бутылкой водки в руках подошёл к огромному прозрачному окну с видом на Елисейские поля… Лужочек, парк, деревья зеленистые…

Так, где тут я в карман эту дулку положил… А, вот она, вейп со вкусом… Клубники? Да… Ух…

И так, почти допив эту водяру и немного попарив этой молодёжной хернёй, я более менее восстановился от похмелья, так что теперь можно приступать к делам более интересным: выгнать нахрен этих шлюх, ибо нехрен им здесь лежать, а работу они свою выполнили.

— Девки! — прикрикнул я на английском (более-менее что-то знаю, само собою вспоминается), подходя к кровати и выплеснув на «мадам» остатки от напитка. — Вставайте и нахуй отсюда валите!

— Чего так грубо, дорогой? — посопев, раскрыла глаза пышная мулатка, потянувшись в сторону алкашки, которую не нашла, ибо я сейчас выплескал последнее.

Потом проснулась и вторая, но она была бабёнкой стеснительной (в трезвом, естественно, состоянии… А вот накуренная она была… Ух… Кобылка резвая моя…), быстро протянувшейся за одеялом, чтобы хоть немного прикрыть свою чёрную дыру.

Но вот, что они тут никуда и не собираются — начало злить, не люблю таких баб, присосутся ещё… Нет, оно, конечно, хорошо. Но мне такое не надо, как говорится: «ночью трахались, а утром извольте свалить, а не то пизды получите»

— Я. Сказал. Валите. Отсюда. Нахуй. — чуть ли не по слогам произнёс я, а затем, для пущего эффекта, ускорил своё тело, чтобы превратиться для них в быстро движущееся на одном месте пятно. На всех действует. Они-то думают, что я их щас ухерачу здесь, размозжив об стенку. А на самом деле нет… Хотя… Может и стоит? Как с тем продавцом на рынке в Стамбуле? Больно доставучий был, я и разогнался, вмазал немножко, а потом смотрю: а его кишочки-то по стенке… Но корпы всё это замяли: оказывается, что этот продавец был террористом-мудачком и в его руках взорвалась принесенная им же бомба, вот так вот.

Девушки сейчас знатно прихуели, а та, с огромной дыркой, даже затряслась…

— Да-да, валите. — повторил я, уже прекратив быстро двигаться.

Те, немного замешкавшись, стали быстро одеваться и, ничего не сказав, уже через минуту вышмыгнули, громко хлопнув дверью.

Всё, наконец-то. Я уж думал, что снова несчастный случай произойдёт… Оказывается, под кроватью была взрывчатка! Террористы хотели убить Свифтмэна, сенсация!

Ладно. Это шутка. Может быть.

Какой день хороший… Солнечно, тепло. Красота. Весна. Да и делать ничего не нужно. А что? Мир спас. Всяких поганцев периодически ловлю, либо застаю уже убитыми… Получаю за это бабло. Снимаюсь во всякой хуйне для каналов — снова получаю бабло. Веду Тикток и прочую дегенератскую херь, даю интервью — опять получаю бабло.

И уборщицу надо позвать, а то бутылки и коробки из-под японской жратвы… Роллы. Да, они. Дерьмо на самом деле ещё то, особенно с крабом…

Так вот… Чего я там… Ах да, день солнечный! Сгонять в местный притон для политиков и прочих властных дяденек? А что такого, мне даже там выделили отдельное место. Всё, решено, туда и отправлюсь.

Посру сейчас только. Секунду.

Вот уже и на толчке. Японский кстати, с роботом говорящим, прикольный такой. Смывает сам. Да и сама комнатка прикольная: серебристая ванна, дорогой позолоченный умывальник, мраморная плиточка, шкафчики ярко-розовые… Хотя нет, шкафчики всю прикольность отключают и снова включают голубизну.