— Даже не думайте об этом, Альбус, — сказала суровая старая ведьма, говорившая ранее.

Старый волшебник стоял за кафедрой.

Старый волшебник стоял за кафедрой, на его лице отображалась внутренняя борьба...

— Прекратите, — сказала старая ведьма. — Вы знаете, какой ответ вы должны дать, Альбус. Ваши мучения ничего не изменят.

Старый волшебник заговорил.

— Нет, — сказал Альбус Дамблдор.

— А вы, Малфой, — продолжила строгая старая ведьма, — думаю, всё, чего вы на самом деле в этот раз хотите — это уничтожить...

— Едва ли, — произнёс Люциус Малфой, его губы изогнулись в горькой усмешке. — Я не преследую сейчас никаких целей, кроме мести за моего сына. Я всего лишь хотел показать Визенгамоту правду, которая скрывается за притворным героизмом этого старика и его похвалами этой девчонке. Что ему вряд ли придёт в голову принести себя в жертву во имя её спасения.

— Жестокость, достойная Пожирателя Смерти, без сомнений, — сказала Августа Лонгботтом. — Не то, что бы я намекала на что-то, конечно.

— Жестокость? — переспросил Люциус Малфой всё с той же горькой усмешкой. — Я так не думаю. Я знал, каким будет его ответ. Я всегда предупреждал, что он лишь играет свою роль. А если вы верите, что он колебался, тем хуже для вас. Помните, каков был его ответ, — мужчина повысил голос. — Давайте голосовать, друзья мои. Думаю, мы можем ограничиться поднятием рук. Я не могу представить, что найдётся много желающих встать на сторону убийц, — на последнем предложении в его голосе явственно послышался лёд. Намёк был кристально ясен.

— Посмотрите на девочку, — сказал Альбус Дамблдор. — Смотрите на неё, смотрите, на какой ужас вы её обрекаете! Она... — голос старого волшебника оборвался. — Она боится...

Сыворотка правды, должно быть, выветрилась, потому что лицо Гермионы Грейнджер уже не было обмякшим, оно исказилось, её руки и ноги зримо дрожали в цепях, словно она пыталась бежать, бежать из этого кресла, но была вдавлена в него тяжестью большей, чем зачарованные металлические звенья, сковавшие её. Затем с судорожным движением шея Гермионы дёрнулась, голова повернулась достаточно, чтобы её глаза встретились с...

Она смотрела на Гарри Поттера, и хотя она не произнесла ни слова, было абсолютно понятно, что она говорила.

— Гарри

— помоги мне

— пожалуйста

И в Древнейшем зале Визенгамота зазвенел ледяной голос, холодный, как жидкий азот, слишком высокий, ибо исходил от слишком юного человека, и этот голос произнес:

— Люциус Малфой.

***

Собравшиеся в древнем священном зале Визенгамота начали переглядываться в поиске источника голоса. Они далеко не сразу поняли, кому принадлежал этот голос. Да, он был тонок, да, слова прозвучали недостаточно звучно, но всё равно никто бы не подумал, что этот голос принадлежит ребёнку.

Только когда лорд Малфой заговорил в ответ, остальные осознали, куда нужно смотреть.

— Гарри Поттер, — Люциус Малфой не стал изображать поклон.

Все взгляды устремились на мальчика с растрёпанными волосами, который стоял рядом с плачущей пожилой ведьмой. Даже стоя, он был ей всего лишь по грудь. На мальчике была короткая официальная чёрная мантия. И только обладатели очень зорких глаз могли через весь зал разглядеть под его торчащими в разные стороны волосами знаменитый ужасный шрам.

— Эта глупость не достойна вас, Люциус, — произнёс мальчик. — Двенадцатилетние девочки не идут на умышленные убийства. Вы — слизеринец, причём умный слизеринец. Вы понимаете, что это вражеский план. Кто бы за всем этим ни стоял, Гермиону Грейнджер поставили на игровую доску силой. От вас, безусловно, ожидали, что вы поступите именно так, как вы поступаете сейчас — если не учитывать, что Драко Малфой должен был быть мёртв, и на вас бы уже не действовали никакие доводы. Но он жив, а вы — в здравом уме. Почему вы соглашаетесь с намеченной вам ролью в плане, который должен был стоить жизни вашему сыну?

Судя по лицу Люциуса, внутри него бушевал шторм. Казалось, он сейчас взорвётся, и с его губ сорвется что-то непредсказуемое. Он как будто попытался заговорить, потом сделал ещё одну попытку что-то произнести, проглотил три неслышимых фразы, прежде чем всё-таки сказал:

— План, говорите? — Лорд Малфой с трудом контролировал собственное лицо. — И чей же это план, в таком случае?

— Если бы я это знал, я бы сообщил, причём гораздо раньше, — ответил мальчик. — Любой одноклассник Гермионы Грейнджер скажет вам, что она наименее вероятная убийца. Она действительно помогает пуффендуйцам делать домашние задания. Это неестественное событие, лорд Малфой.

— План... или не план... — голос Люциуса дрожал, — это грязнокровное отродье коснулось моего сына, и потому я с ней покончу. Вы должны прекрасно это понимать, Гарри Поттер.

— Утверждение, что Гермиона Грейнджер действительно применила Охлаждаюшее кровь заклинание, мягко говоря, сомнительно. Я не знаю точных обстоятельств произошедшего, и какие были при этом задействованы заклинания, но простого обмана было бы недостаточно, чтобы заставить её пойти на это. Она действовала не по своей воле и, возможно, не действовала вовсе. Ваша месть направлена в неверном направлении, причём осознанно. Не двенадцатилетняя девочка заслуживает вашего гнева.

— И почему вас заботит её судьба? — голос Люциуса Малфоя стал громче. — В чём ваша выгода?

— Она мой друг, — ответил мальчик, — и Драко тоже мой друг. Не исключено, что этот удар был направлен на меня, а вовсе не на Дом Малфоев.

На лице Люциуса опять дёрнулись мускулы.

— А теперь вы лжёте мне — как вы лгали моему сыну!

— Верите вы или нет, — тихо сказал мальчик, — но я лишь хотел, чтобы Драко знал правду...

— Довольно! — крикнул лорд Малфой. — Довольно лжи! Довольно ваших игр! Вы не понимаете... вы никогда не поймёте, что для меня значит сын! В этот раз я не откажусь от мщения! Ни за что! Хватит! За кровь, которую эта девчонка должна дому Малфой, она отправится в Азкабан. А если я когда-нибудь узнаю, что её направляла ещё чья-то рука — пусть даже ваша — эта рука тоже будет отрублена! — Люциус Малфой вскинул над головой свою смертоносную серебряную трость и обнажил зубы, словно волк, встретившийся с драконом. — И если вы не можете сказать ничего лучше — молчите, Гарри Поттер!

* * *

Несмотря на лёд тёмной стороны, у Гарри в висках стучала кровь. Он слишком боялся за Гермиону. Часть его хотела наброситься на Люциуса и уничтожить его на месте за презрение и тупость... Но у Гарри не было силы, в Визенгамоте у него не было даже одного голоса...

Драко упоминал, что Люциус по каким-то неизвестным причинам боится Гарри. И сейчас он читал это на лице лорда Малфоя по тому, как оно было напряжено. Чувствовалось, что Люциусу потребовалась вся его храбрость, чтобы сказать Гарри замолчать.

И потому, отчаянно надеясь, что у его слов будет какой-то смысл, Гарри холодным и смертоносным голосом произнёс:

— Такими действиями вы обретёте мою вражду, Люциус...

Кто-то из сидящих на нижних рядах на той стороне Визенгамота, которая, очевидно, принадлежала сторонникам чистоты крови, рассмеялся — он не видел лица лорда Малфоя и смотрел только на мальчика. Смех подхватили и другие люди в фиолетовых мантиях.

Лорд Малфой смерил Гарри надменным взглядом:

— Если вы хотите вражды Дома Малфоев, дитя, вы её получите.

— В самом деле, — заговорила женщина в слишком розовом макияже. — Мне кажется, всё это уже слишком затянулось, как вы думаете, лорд Малфой? Мальчик пропустит уроки.

— Действительно, — ответил Люциус Малфой и снова повысил голос. — Я призываю голосовать! Пусть открытым голосованием Визенгамот признает за Гермионой, первой Грейнджер, долг крови перед Благородным и Древнейшим Домом Малфоев за покушение на убийство его последнего сына и пресечение всего рода!

Руки взлетали вверх одна за другой, и секретарь, сидевший на нижнем ярусе, начал делать пометки на пергаменте, чтобы их сосчитать. Но было очевидно, к чему пришло большинство.