Мы оба отчаянно хотим тебе помочь. Если мы можем хоть что-то для тебя сделать, пожалуйста, сразу же сообщи. С нами не может случиться ничего хуже, чем если мы узнаем, что что-то случилось с тобой.
С любовью, папа.
На другом листке было написано только:
Ты обещал мне, что не позволишь магии нас разлучить. А мальчик, которого воспитывала я, не станет нарушать данное маме обещание. Ты должен вернуться невредимым, потому что ты обещал.
С любовью, мама.
Гарри медленно убрал письма и пошёл в Большой зал. Руки у него тряслись, всё тело дрожало, и ему приходилось всеми силами сдерживаться, чтобы не заплакать. Он точно знал, что плакать нельзя. За весь этот день он ни разу не заплакал. И не заплачет. Плакать – значит признать своё поражение. Но ничего ещё не кончено. Поэтому он не заплачет.
* * *
В тот вечер в Большом зале подали очень простой ужин – тосты с маслом и джемом, вода и апельсиновый сок, овсянка, другая простая пища и никакого десерта. Некоторые ученики надели скромные чёрные мантии, без цветов своих факультетов. Другие остались в обычных. Это могло бы стать причиной для споров, но вместо этого стояла тишина, слышно было только, как все едят. Для спора нужны две стороны, но этим вечером одна из сторон была совершенно не заинтересована в дискуссиях.
Заместительница директора Минерва МакГонагалл сидела за преподавательским столом и ничего не ела. Хотя и стоило бы. Возможно, позже она поест. Но сейчас она просто не могла себя заставить.
Для гриффиндорца был только один путь. Минерва вспомнила об этом почти сразу, когда после предупреждения профессора Защиты в её голове так и не появилось никаких умных планов. Это было не по-гриффиндорски — хотя, возможно, ей не следовало так обобщать, ведь Альбус пробовал себя в плетении интриг… Но всё же, оглядываясь назад, она понимала, что в тяжёлые минуты не оставалось места ни для интриг, ни для игр или умных ходов. И Альбус Дамблдор, и она сама в чрезвычайных ситуациях следовали правилу: реши, что правильно, и делай, невзирая на цену, которую придётся заплатить. Даже если для этого понадобится вырваться за собственные границы, изменить свою роль или вовсе отказаться от привычного представления о себе. Гриффиндорец не может иначе.
Она заметила, как через боковой вход в зал тихо проскользнул Гарри Поттер.
Пора.
Профессор Минерва МакГонагалл поднялась со стула, поправила шляпу и медленно подошла к кафедре перед преподавательским столом.
Все и без того приглушённые звуки, наполнявшие Большой зал, окончательно стихли, а все ученики посмотрели на неё.
— Как вы уже знаете, — начала она нетвёрдым голосом, Гермиона Грейнджер погибла. Этих слов она вслух не произнесла, в этом не было необходимости. – Каким-то образом в замок Хогвартс пробрался тролль, и наши древние охранные чары на это не отреагировали. Каким-то образом этот тролль сумел покалечить ученицу, и чары молчали до самого момента её гибели. Чтобы понять, как такое могло произойти, будет проведено расследование. Попечительский Совет соберётся и решит, как ответит Хогвартс. В должное время правосудие свершится. Между тем, у нас есть ещё одно дело, связанное с правосудием, и с ним нужно разобраться незамедлительно. Джордж Уизли, Фред Уизли, пожалуйста, подойдите сюда, чтобы все вас видели.
Близнецы Уизли, сидевшие за гриффиндорским столом, обменялись взглядами, а потом встали и медленно, с неохотой двинулись к ней. Минерва осознала: они думают, что их сейчас исключат.
Они искренне думают, что она их исключит.
Вот что натворил образ профессора МакГонагалл, который жил у неё в голове.
Близнецы Уизли дошли до кафедры. Они смотрели на неё испуганно, но решительно, и Минерва почувствовала, что трещина в её сердце стала ещё глубже.
— Я не собираюсь вас исключать, — сказала она, и удивлённое выражение на их лицах опечалило её ещё сильнее. – Фред Уизли, Джордж Уизли, повернитесь к своим одноклассникам, пусть они вас увидят.
Всё с тем же удивлённым видом близнецы подчинились.
Она собрала свою волю в кулак и сказала то, что правильно.
— Мне стыдно, — сказала Минерва МакГонагалл, — за то, что случилось сегодня. Мне стыдно, что вас таких оказалось только двое. Стыдно за то, во что я превратила Гриффиндор. Из всех факультетов именно Гриффиндор должен был отозваться, когда Гермиона Грейнджер оказалась в беде, когда Гарри Поттер искал смельчаков, готовых ему помочь. Семикурсник действительно смог бы сдержать горного тролля во время поисков мисс Грейнджер. И вы должны были верить, что декан факультета Гриффиндор, — её голос надломился, — поверит в вас, если вы ослушаетесь, чтобы сделать то, что правильно, в ситуации, которую она не предусмотрела. Но вы в это не поверили, потому что из-за меня у вас не было причин в это верить. Я не верила в вас. Я не верила в добродетели Гриффиндора. Я пыталась выбить из вас своеволие вместо того, чтобы добавить к вашей смелости мудрость. Не знаю, что такого Распределяющая шляпа во мне нашла, отправив в Гриффиндор, но я это предала. Я подала прошение об отставке с постов заместителя директора и декана факультета Гриффиндор.
* * *
Многие в зале — причём не только сидящие за гриффиндорским столом — вскрикнули от потрясения. У Гарри замерло сердце. Нужно было выбежать вперёд, что-то сказать, он ведь не этого хотел...
* * *
Минерва сделала ещё один глубокий вдох и продолжила:
— Однако директор отказался принять мою отставку. Поэтому я продолжу свою службу и постараюсь исправить содеянное. Так или иначе я должна найти способ научить своих учеников делать то, что правильно. Не то, что безопасно, не то, что легко, не то, что кто-то сказал сделать. Если я могу научить вас лишь сдавать сочинения в срок, то факультету Гриффиндор незачем существовать. Новая дорога будет гораздо тяжелее для меня, а, возможно, и для всех нас. Но теперь я понимаю, что раньше всего лишь выбирала лёгкий путь.
Она спустилась с кафедры и подошла к близнецам Уизли.
— Фред Уизли, Джордж Уизли, — сказала она. — Вы оба не всегда поступаете правильно. Вопиющее и бессмысленное сопротивление старшим — это не самый мудрый путь. Тем не менее, сегодня вы доказали, что вы — единственные, кто остался верен духу факультета, несмотря на мои ошибки. Невзирая на угрозу исключения и риск для жизни, вы вступили в бой с горным троллем, потому что считали, что это правильно. За вашу выдающуюся храбрость, которая делает честь вашему факультету, я присуждаю каждому из вас двести баллов для Гриффиндора.
На их лицах снова отразилось удивление, и её сердце опять будто пронзили ножом. Она повернулась к остальным ученикам.
— Я не буду присуждать баллы Когтеврану, — сказала она. — Полагаю, мистер Поттер этого не захочет. Если же я ошибаюсь, он может меня поправить и получить для своего факультета столько баллов, сколько сочтёт нужным. Но, если это хоть чего-то стоит, мистер Поттер, я... — её голос снова дрогнул, – я сожалею…
* * *
— Перестаньте! — закричал Гарри. — Перестаньте, — слова застревали у него в горле. — Не надо, профессор, — переживания переполняли его и, казалось, разрывали на части. — И ещё… ещё не забудьте Сьюзен Боунс и Рона Уизли – они тоже помогали, им тоже нужно дать баллы…
— Мисс Боунс и младший Уизли? – переспросила профессор МакГонагалл, — Рубеус ничего о них не говорил… что они сделали?
— Мисс Боунс пыталась оглушить мистера Хагрида, когда он хотел меня остановить, а мистер Уизли выстрелил в Невилла заклинанием, когда Невилл пытался меня остановить. Они оба должны получить баллы и... и Невилл тоже, — до этого Гарри не задумывался, как сейчас, должно быть, чувствует себя Невилл, но теперь понял, что нужно сказать, — потому что Невилл попытался сделать хоть что-то, пусть это и было неправильно, ведь поступать правильно – это уже следующий урок, сначала надо научиться вообще хоть что-то делать...
— Десять баллов Пуффендую, мисс Боунс, — сказала профессор МакГонагалл дрогнувшим голосом, — и десять баллов Гриффиндору, Рон Уизли. Ваша семья сегодня покрыла себя славой. И десять баллов Пуффендую за Невилла Лонгботтома, который пытался остановить мистера Поттера, потому что считал, что так будет правильно...
