Она успела протараторить что-то вроде считалочки, и снаряды, запущенные тварью, размазались черными кляксами по невидимому куполу, не причинив Соловейке никакого вреда.

Тогда тварь сменила тактику и метнулась в сторону все еще не покинувшей зал толпы. Соловейка прыгнула на край сцены, и пальцы ее снова заплясали какой-то невероятный танец. Сияние соскользнуло с ее острых ногтей, но тварь уже вклинилась в толпу. Снова раздался хруст костей и мерзкое чавканье. Чья-то голова лопнула, разбрызгивая красное. Кто-то хрипел, кто-то дико орал. Кого-то сбили с ног прямо под ноги паникующим людям. Жесть…

Тонкое жемчужное сияние достигло призрака. Каждый лучик как будто зацепился за его туманную плоть. Соловейка принялась делать руками пассы, будто вытягивает из воды сеть.

Тварь завыла и принялась извиваться. Взмах призрачной руки — и чья-то грудь располосована глубокими ранами. Еще взмах — и в сторону летит оторванная кисть.

Соловейка принялась тащить интенсивнее. Взмах. Еще взмах.

Теперь тварь была на середине зала и не дотягивалась до напирвющих на выход людей.

Тварь снова завыла и затрепыхалась. И как будто опять стала меньше.

— Ну-ка стой, дрянь такая! — прошипела Соловейка. Мне ужасно хотелось ей помочь, но я совершенно не представлял, как именно. Я смотрел на кукольное личико Соловейки, искаженное нечеловеческой яростью. Видел, как на ее лбу выступили крупные капли пота, а в глазах светились и гасли отблески синего пламени.

— Нееет! — вдруг заорала она. Настолько громко, что у меня заложило уши. В этот момент тварь рванулась изо всех сил, бледносветящиеся нити лопнули и рассыпались жемчужной пыльцой. Тень уменьшилась в размерах, клубком метнулась к окну и черным росчерком вырвалась наружу. Тем же путем, что и пришла — через разбитое окно актового зала.

— Дерьмовое дерьмо! — выкрикнула Соловейка, и каблуки ее лакированных красных туфель загрохотали по лестнице со сцены.

— Сольвейг Павловна! — раздался из-за кулис голос Кащеева. — Оставьте, вы его не догоните!

— Сука-сука-сука! — кукольное лицо скривилось в гримаску, будто она сейчас заплачет. — Откуда здесь взялась сумеречная тварь?! Я думала, что в прошлый раз мы убили всех!

— Значит не всех, — буркнул Кащеев и тоже поспешил вниз. За ним следом безмолвной тенью шагала Лизонька. Волосы снова убраны под мужскую кепку, бесформенная одежда не позволяет понять, какого она пола, и что у нее за фигура. — Остановитесь! Без паники, пожалуйста!

— Лебовский… — Соловейка остановилась перед сценой напротив меня.

— Сп… Спасибо, — проговорил я, когда смог разлепить пересохшие губы.

— Так, шагай отсюда! — заявила она. — Только под ногами мешаешься. Чтобы завтра в восемь был в моем кабинете!

— Да, Сольвейг Павловна, — я послушно кивнул.

Мне удалось просочиться наружу довольно легко. Когда тварь сбежала, а Кащеев принялся унимать панику, толпа быстро распалась на мелкие группы, давка в дверях прекратилась. На выходе я столкнулся с Феодорой. Она была в монашеской одежде, на плече — здоровенная сумка, а на лице — сосредоточенность и тревога. Я хотел с ней поздороваться, но она проскочила мимо меня в зал. Логично. Страшно представить, сколько им там предстоит работы. Только на моих глазах тварь дотянулась своими черными лапами примерно до десятка человек. И умерли из них далеко не все. Зато раны она наносила просто чудовищные.

— Я думал, ты не выживешь, — раздался над самым ухом голос Стаса Демидова. — Перед тем, как сбежать, я видел, как призрак налетел на тебя.

— Почти налетел, — сказал я. — Мне помогли.

— Второй день рождения, считай, — Демидов кивнул головой в сторону крыльца. — Покурим?

Я заметил нервно топчущегося в холле Ларошева. Было заметно, что он собирался подойти ко мне, но заметив рядом со мной Демидова, передумал и остался на месте. И даже сделал вид, что смотрит совсем в другую сторону.

Мы со Стасом вышли на крыльцо. Он извлек из кармана массивный портсигар с гербом и тяжелую золотую зажигалку. Щелкнул крышкой, протянул мне. Я сначала засомневался. Я же бросил, может не надо начинать? Потом подумал, что пофиг. Тот самый случай, когда закурить — вполне нормально. Кроме того, здесь нет на каждом шагу ларьков, в которых продаются сигареты, так что можно не опасаться, что курение снова войдет в привычку.

Стас щелкнул зажигалкой, затянулся и выпустил струю дыма. А я еще раз присмотрелся к нему. Он реально молодой еще. Совсем пацан, младше меня лет на пять. Но выглядит не по годам серьезным. Элегантный костюм носит ловко и уверенно, вовсе не выглядит в нем неуклюжим старшеклассником.

— Не знаю, почему я к тебе прицепился, — сказал Демидов и посмотрел на меня. — У тебя бывает так, что видишь человека и понимаешь, что просто обязан с ним пообщаться. Он точно свой. Понимаешь, о чем я?

— Да, вполне, — я кивнул и тоже закурил. В голове зашумело от первой же затяжки.

— На всякий случай уточню — я не из этих, не из содомитов, — Демидов, кажется, слегка смутился. — Просто чтобы ты не думал ничего такого. Кстати, я же так и не спросил. А ты на каком факультете?

— Исторический, — сказал я. Очень вовремя он спросил. Я как раз ломал голову над тем, как бы свернуть разговор в сторону кладов, реликвий и поисков сокровищ.

— Странно, — хмыкнул Стас. — Я думал, его распустили несколько лет назад.

— Формально да, — я кивнул. — Но сейчас мы с деканом пытаемся реабилитировать историю в глазах, так сказать, общества. Кстати… — я многозначительно посмотрел на Демидова. Тот нахмурился. — Вот какое дело. У твоей семьи же довольно богатая история, верно?

— Ну да, есть такое, — Демидов снова затянулся. Так глубоко, что даже закашлялся. Похоже, не так уж часто он и курит… Так, скорее понтуется.

— Наверняка у вас есть какие-нибудь потерянные реликвии, — сказал я. — Или легенды о спрятанных сокровищах. Или что-то, что вам хотелось бы заполучить в коллекцию, но…

— Этого добра — сколько угодно, — Стас засмеялся. — Я про последнее. Мой дядя — страстный коллекционер. Он даже в Барнауле открыл музей имени себя. Скупает всякую чушь за баснословные деньги. Кажется, что всякие ушлые ребята уже прочухали эту тему и подсовывают ему разный мусор, выдавая его то за курительную трубку телеутского вождя, то за шнурки от онучей скифской принцессы. А что до наших семейных баек… Ну да, есть история про клад Прохора. Он сразу после баниции потек крышей, сколотил банду и несколько лет терроризировал южный тракт. Потом его поймали и повесили, но вот награбленное… А почему ты об этом заговорил вообще?

— Это к вопросу об историческом факультете, — сказал я. — Я предложил перевести историю из чисто теоретической дисциплины в практическое русло. Заняться всем вот этим — находить вожделенные реликвии, искать потерянные клады, ну и все такое прочее.

— Хм, а звучит интересно, — Демидов посмотрел на меня. Интересный такой взгляд. Не азарт романтика, сделавшего стойку на очередное приключение. А как будто циферки запрыгали. — Можешь считать, что я в деле. Надо что-то подписать?

— Да нет, — я подмигнул. — Я пока просто… почву прощупываю, что ли.

— Я тебя услышал, — Стас серьезно кивнул. — Ты мне идею рассказал, и теперь в дело вступают и мои интересы тоже. Я хочу в этом участвовать. И хочу гарантий, что ты не соскочишь. С подписанными документами это превратится из просто трепа в рабочий проект. Понимаешь, о чем я?

— Ты говоришь прямо как Бюрократ, — сказал я и, оценив недоумение на его лице, поспешил объяснить. — Бюрократ — это прозвище одного парня из моей команды. Клауса Витте. О! Кстати, у меня есть идея. Раз уж речь зашла про подписи и печати, то мне имеет смысл поговорить с моим деканом, чтобы все сформулировать. А тебе — покопаться в памяти и составить список задач, которыми мы могли бы заняться. Ну, там, коллекционные ценности, клады и вот это вот все.

— По рукам, — Демидов протянул мне узкую холеную ладошку. Я, разумеется, ее пожал. И мысленно возликовал. Кажется, все складывается как надо! — Вот моя карточка. Я остановился в «Метрополе», портье знает, в каком номере. До завтра вы управитесь с документами?