— Конечно! — самоуверенно заявил я.

— Тогда как насчет встретиться за завтраком и все подписать? — спросил Демидов.

— Отличная идея… — тут я вспомнил про Соловейку. — А, стоп! У меня с утра учебные дела. Обед?

— Договорились! — Демидов еще раз протянул мне руку, на этот раз уже прощаясь. Потом сбежал по ступенькам и уверенной походкой зашагал прочь от университета.

Я затушил все еще тлеющую сигарету. Ну да, курильщик я тот еще — разок затянулся, а все остальное время просто размахивал ей, как дирижерской палочкой.

Зашел в холл, огляделся. Выцепил взглядом Ларошева, который, активно жестикулируя, разговаривал с Синильгой Азаматовной. Радужное настроение снова сменилось на тревожное — в холле уже лежало несколько тел, прикрытых тканью. Двое парней-студентов несли кого-то на носилках в сторону лестницы.

Я шагнул в сторону Ларошева, но тут кто-то тронул меня за плечо. Я повернулся. Незнакомый парень. Темные волосы, темные глаза. Кажется, мой ровестник. Одет в обычный черный костюм, вроде моего. И темно-синюю рубашку.

— Прошу прощения, — он вежливо улыбнулся. — Я случайно услышал ваш разговор сегодня.

— Ммм? — я изобразил интерес и насторожился.

— Насчет легенды про императора Сибири, — нейтральным тоном продолжил парень. — Кстати, меня зовут Павел. А вас?

— Богдан, — сказал я. Что-то было неправильное в этом незнакомце. Как будто я его видел раньше, только вот не мог вспомнить лицо.

— Ваш собеседник не проявил к истории должного интереса, — сказал Павел. — А вот я бы хотел узнать подробности…

— Я бы не сказал, что у этой легенды есть серьезные основания, — начал импровизировать я, мучительно пытаясь вспомнить, кто же это такой, и почему его лицо кажется мне знакомым. — Вы слышали про Золотые Соболя?

— Сибирская денежная единица? — спросил он. — Я считал, что это просто соболя, без золота.

— Почти сразу после баниции Анатолий Пепеляев собрал всех крупных сибирских промышленников и торговцев, — я облокотился на колонну, — чтобы учредить сибирское государство. И на этом соборе было отчеканено тысяча золотых монет. Их разделили между магнатами в знак того, что каждый из них так или иначе причастен к управлению. Вот только он забыл пригласить, так сказать, аборигенов. И телеутский шаман тогда произнес не то пророчество, не то проклятие. Точную формулировку я не знаю, но суть была в том, что пока все эти монеты находятся в разных руках, никакого объединения не будет. Зато если найдется кто-то, кто соберет всю тысячу, то он и сможет взять над сибирской землей власть. Вот, собственно, и вся легенда.

— А что за предмет вы показывали? — Павел слушал очень внимательно. Даже слишком, на мой взгляд. Особенно с учетом того, что эту легенду я сочинил на ходу. И шамана этого тоже просто придумал. Я сунул руку в карман и достал глиняную монетку. Протянул Павлу.

— У того, кто сделал эту копию, должен быть и оригинал… — задумчиво проговорил он. — Сколько вы хотите за них? И сколько штук у вас есть?

— А я разве сказал, что они у меня есть? — я взял из его пальцев монету и опустил обратно в карман.

— Хорошо, — он пристально уставился на мое лицо. — Сформулирую предложение иначе. Я готов купить у вас Золотые Соболя. В любом количестве. И готов предложить больше, чем любой другой покупатель.

— Хорошо, я буду иметь это в виду, — сказал я и бросил взгляд в сторону Ларошева. Тот все еще общался с Синильгой Азаматовной.

— Нет, вы меня не поняли! — Павел придержал меня за плечо. — Я дам на тысячу соболей больше, чем любой другой покупатель. За каждую монету. И не смотрите на мой наряд, внешность бывает обманчива. Вот моя карточка. Если меня не будет на месте, оставьте сообщение у метрдотеля, и я найду вас сам очень быстро.

Я взял кусочек тисненого картона.

Павел Изместьев.

Гостиница «Метрополь», номер 312.

— Я вас услышал, — сказал я.

— По рукам? — он протянул мне ладонь. — Вы обещаете, что свяжетесь со мной после любого разговора с покупателями?

— Хорошо, я обещаю, — сказал я и пожал ему руку. Показалось, или в его правом глазу сверкнуло что-то синее?

— Отлично! — он широко улыбнулся. — Тогда не смею вас больше задерживать!

Павел быстрым шагом направился к выходу. А я, уже в третий раз, попытался подойти, наконец, к Ларошеву.

И с третьего раза у меня это получилось.

— А, Лебовский, вот и ты! — Ларошев отечески приобнял меня за плечи. — У меня отличные новости. Идем! Кстати, я забыл спросить? Ты же умеешь водить машину?

— Умею, — я кивнул. Я все еще был в некотором ступоре от недавнего разговора.

— Еще лучше, значит не придется выпрашивать еще и шофера! — Ларошев стремительно свернул в правый коридор, увлекая меня за собой.

Мы вышли во внутренний двор университета и повернули в сторону стены деревьев, которая закрывала ворота университетского автопарка. Ларошев подошел к воротам и принялся нетерпеливо в них колотить.

— Гриша! Ты там опять спишь? Открывай немедленно!

— Да иду я, иду… — раздался голос с той стороны. — Не терпится им…

Ворот скрипнули и открылись. Слегка опухшее лицо Гриши как бы намекало, что вчерашний вечер он провел весело. А вот утро как-то не задалось.

— Что вам, Владимир Гаевич? — спросил он, глядя исподлобья.

— Распоряжение Гезехуса! — Ларошев жестом фокусника извлек из кармана бумагу и сунул Грише под сизый нос. Тот пошевелил губами. Потом бровями. Потом глянул на меня. Хмынул и махнул рукой следовать за ним.

Мы прошли в самую дальнюю часть стоянки, мимо нескольких грузовых машин и парочки автобусов.

— Вот она, можете забирать, — Гриша сунул мне в руку ключ.

Я замер, не веря своим глазам. Это был обшарпанный тупоносый фургон на трех мостах. Правая фара треснула, на двери — пятно черной краски. Я полез в карман и достал бляху-брелок с силуэтом машины, очень похожей на «шишигу». Ту самую, которую мне всучил незнакомец с лицом Гезехуса на незапланированной остановке поезда где-то в уральских горах. И которую я теперь таскал с собой везде, как талисман.

А теперь та самая машина стояла передо мной в натуральную величину.