Это был король.

За ним шел г-н де Валори.

По дороге у короля отвалилась пряжка с одного из башмаков; он продолжал путь, не желая обращать на это внимания; г-н до Валори подобрал пряжку.

Шарни сделал несколько шагов навстречу; он узнал короля, вернее, не самого короля, а шедшего за ним г-на де Валори.

Шарни был из тех людей, которые всегда хотят видеть в короле короля.

Он испустил вздох горя, почти стыда.

— Идите, государь, идите, — прошептал он.

Потом тихо спросил г-на де Валори:

— А королева?

— Королева идет за нами вместе с вашим братом.

— Хорошо, следуйте самой короткой дорогой и ждите нас у заставы Сен-Мартен; я поеду кружным путем; встречаемся у кареты.

Г-н де Валори устремился по улице Сен-Никез, добрался до улицы Сент-Оноре, затем миновал улицу Ришелье, площадь Побед, улицу Бурбон-Вильнев.

Теперь ждали королеву.

Прошло полчаса.

Не будем и пытаться описать тревогу беглецов. Шарни, на котором лежала вся полнота ответственности, был близок к безумию.

Он хотел вернуться во дворец, расспросить, разузнать, король его удержал.

Маленький дофин плакал и звал: «Мама, мама!»

Ее королевское высочество, Мадам Елизавета и г-жа де Турзель не в силах были его утешить.

Ужас беглецов еще усилился, когда они увидели, как в свете факелов к Тюильри вновь мчится экипаж генерала Лафайета. Он въехал на площадь Карусели.

Вот что произошло.

Выйдя во двор, виконт де Шарни, который вел королеву под руку, хотел свернуть налево.

Но королева его остановила.

— Куда же вы? — спросила она.

— На угол улицы Сен-Никез, где нас ждет мой брат, — ответил Изидор.

— А разве улица Сен-Никез на берегу? — спросила королева.

— Нет, государыня.

— Постойте, но ваш брат ждет нас у того подъезда, который выходит к реке.

Изидор хотел настоять на своем, но королева, казалось, была настолько уверена в своих словах, что в его душу закралось сомнение.

— Боже правый, государыня, — произнес он, — нам нужно остерегаться ошибок, малейший промах нас погубит.

— У реки, — твердила королева, — я хорошо помню, нас будут ждать у реки.

— Тогда пойдемте к реке, государыня, но, если там не окажется кареты, мы немедля вернемся на улицу Сен-Никез, хорошо?

— Хорошо, но пойдемте же.

И королева увлекла своего кавалера через три двора, которые в ту эпоху были разделены толстыми каменными стенами и соединялись между собой лишь узкими проходами, примыкавшими к дворцу; каждый проход был перегорожен цепью и охранялся часовым.

Королева с Изидором миновали все три прохода и перешагнули через три цепи.

Ни одному часовому не пришло в голову их остановить.

И впрямь, кто бы подумал, что эта молодая женщина, одетая как прислуга из хорошего дома, под руку с красавчиком в ливрее принца Конде или вроде того, легко перешагивающая через массивные цепи, может оказаться королевой Франции?

Дошли до реки.

Набережная была пустынна.

— Значит, это с другой стороны, — сказала королева.

Изидор хотел вернуться.

Но она словно была во власти наваждения.

— Нет, нет, — сказала она, — нам сюда.

И увлекла Изидора к Королевскому мосту.

Миновав мост, они убедились, что набережная на левом берегу так же пустынна, как на правом.

— Давайте заглянем в эту улицу, — сказала королева.

И она заставила Изидора осмотреть начало улицы Бак.

Правда, пройдя сотню шагов, она признала, что, должно быть, ошиблась, и, запыхавшись, остановилась.

Силы ей изменили.

— Ну что ж, государыня, — сказал Изидор. — Вы продолжаете настаивать на своем?

— Нет, — отвечала королева, — теперь ведите меня, куда знаете, дело ваше.

— Государыня, во имя неба, мужайтесь! — взмолился Изидор.

— О, мужества у меня достаточно, — возразила королева, — мне недостает сил.

И, откинувшись назад, она добавила:

— Мне кажется, я уже никогда не отдышусь. Господи, Господи!

Изидор знал, что королеве сейчас так же необходимо перевести дыхание, как лани, за которой гонятся псы.

Он остановился.

— Передохните, государыня, — сказал он, — у нас есть время. Я ручаюсь вам за брата; если понадобится, он будет ждать до рассвета.

— Значит, вы верите, что он меня любит? — неосторожно воскликнула Мария Антуанетта, прижимая руку молодого человека к груди.

— Я полагаю, что его жизнь, как и моя собственная, принадлежит вам, государыня, и то чувство любви и почтения, которое питаем к вам мы все, доходит у него до обожания.

— Благодарю, — произнесла королева, — вы принесли мне облегчение, я отдышалась! Пойдемте.

И она с той же лихорадочной поспешностью устремилась назад по пути, который недавно прошла.

Но вместо того, чтобы вернуться в Тюильри, она, ведомая Изидором, прошла через ворота, выходившие на площадь Карусели.

Они пересекли огромную площадь, где обычно до самой полуночи было полно разносчиков с товаром и фиакров, поджидающих седоков.

Сейчас она была почти безлюдна и еще освещена.

Вдруг им послышался сильный шум, в котором угадывались цоканье копыт и стук колес.

Они уже добрались до ворот, выходящих на улицу Эшель. Кони с каретой, производившие весь этот шум, цоканье и стук, очевидно, должны были въехать в эти ворота.

Уже показался свет: несомненно, то были факелы, сопровождавшие карету.

Изидор хотел отпрянуть назад; королева увлекла его вперед.

Изидор бросился в ворота, чтобы ее защитить, в тот самый миг с другой стороны в проеме ворот показались головы лошадей, на которых скакали факельщики.

Между ними, развалясь в своем экипаже, одетый в элегантный мундир генерала национальной гвардии, глазам беглецов явился генерал де Лафайет.

В тот миг, когда экипаж проезжал мимо них, Изидор почувствовал, как его проворно отстранила властная, хотя и не слишком сильная рука.

То была левая рука королевы.

В правой руке у нее была бамбуковая тросточка с золотым набалдашником, какие носили женщины в ту эпоху.

Она стукнула этой тросточкой по колесу экипажа и сказала:

— Ступай, тюремщик, я вырвалась из твоей темницы!

— Что вы делаете, государыня, — вскричал Изидор, — какой опасности себя подвергаете?

— Я отомстила, — произнесла королева, — а ради этого стоит рискнуть.

И за спиной последнего факельщика она устремилась в ворота, сияющая, как богиня, и радостная, как дитя.

Не успела королева отойти от ворот на десяток шагов, как человек, закутанный в синий каррик, чье лицо скрывала клеенчатая шляпа, судорожно схватил ее за руку и увлек к наемной карете, стоявшей на углу улицы Сен-Никез.

Этот человек был граф де Шарни.

Карета была та самая, в которой вот уже более получаса ожидало все королевское семейство.

Все думали, что королева предстанет перед ними удрученная, обессиленная, чуть живая, но издевательский удар, который она нанесла экипажу Лафайета, с таким чувством, будто ударила его самого, изгладил из ее памяти все — недавние опасности, перенесенную усталость, допущенную ошибку, потерянное время и последствия, которые могла иметь эта задержка.

В десяти шагах от наемной кареты слуга держал повод коня.

Шарни достаточно было указать на коня пальцем, как Изидор тут же вскочил верхом и галопом умчался.

Он поехал в Бонди, чтобы заранее заказать лошадей.

Королева прокричала ему вслед несколько слов благодарности, но он их уже не услышал.

— Едем, государыня, едем, — сказал Шарни с той почтительной непреклонностью, которую так прекрасно умеют проявлять в решающие минуты воистину сильные люди. — Нельзя терять ни мгновения.

Королева села в карету, где были уже король, Мадам Елизавета, ее королевское высочество, дофин и г-жа де Турзель, то есть пять человек; Мария Антуанетта села в глубине кареты, взяла на колени дофина; рядом с ней разместился король; Мадам Елизавета, ее королевское высочество и г-жа де Турзель устроились на переднем сиденье.