— Даже Бобби?
— Тем более Бобби. Мне он нравится, ты знаешь. Но он подавлен горем. Он утешает Жаклин, он организует похороны брата, и он не управляет Америкой. Если честно, то большинство наших людей тоже раскисли. Можно думать, что Линдон бездушный. Я полагаю, что он поступает как президент.
После мессы гроб вынесли из собора и снова установили на лафете для следования на Арлингтонское национальное кладбище. Кортеж черных лимузинов растянулся на большое расстояние. Процессия миновала мемориал Линкольна и пересекла реку Потомак.
— Что Джонсон будет делать с законопроектом о гражданских правах? — спросила Мария.
— Это большой вопрос. На данный момент законопроект обречен. Он в комитете по процедурным вопросам, и его председатель Говард Смит ничего не скажет, когда они будут его обсуждать.
Мария подумала о взрыве, устроенном в воскресной школе. Как можно становиться на сторону расистов Юга?
— Не может ли комитет отклонить его?
— Теоретически может, но когда республиканцы объединяются с демократами-южанами, они имеют большинство и всегда стопорят законопроект о гражданских правах вопреки мнению народа. Не представляю, как эти люди могут утверждать, что они верят в демократию.
На экране Жаклин Кеннеди зажгла вечный огонь на могиле. Джордж снова взял Марию за руку, и она увидела, что у него на глазах заблестели слезы. Молча они смотрели, как гроб медленно опустили в землю.
Джона Кеннеди не стало.
— Господи, что теперь с нами будет? — сказала Мария.
— Не знаю, — отозвался Джордж.
* * *
Джордж с неохотой уехал от Марии. Она выглядела более сексуально в хлопковой ночной рубашке и старом махровом халате, с естественно вьющимися непричесанными волосами вместо аккуратной прически с распрямленными завитками. Но она больше не нуждалась в нем: в тот вечер она собиралась встретиться с Нелли Фордхэм и другими девушками из Белого дома в китайском ресторане и устроить поминки, так что она не оставалась бы одна.
Джордж ужинал с Грегом в облицованном темными панелями ресторане «Восточный гриль», что в двух шагах от Белого дома. Внешность отца заставила Джорджа улыбнуться: по обыкновению, тот был в дорогой одежде, но носил ее как тряпье. Его узкий черный сатиновый галстук съехал набок, манжеты рубашки были не застегнуты, а на лацкане черного пиджака виднелось белесое пятно. К счастью, Джордж не унаследовал его неряшливость.
— Я подумал, что нам нужно взбодриться, — сказал Грег. Он любил первоклассные рестораны и изысканную кухню, и эту черту Джордж усвоил. Они заказали омаров и «Шарли».
Джордж почувствовал себя ближе к отцу после кубинского ракетного кризиса, когда нависшая угроза всеобщего уничтожения заставила Грега раскрыть свое сердце. Джордж всегда чувствовал, как незаконнорожденный сын, что он служит помехой и что когда Грег исполнял роль отца, он делал это по долгу и без энтузиазма. Но после того неожиданного разговора он понял, что Грег в самом деле любит его. Их отношения оставались необычными и довольно сдержанными, но Джордж сейчас считал, что они основывались на чем-то искреннем и неизбывном.
Пока они ждали свой заказ, к их столику подошел друг Джорджа — Скип Дикерсон. По случаю похорон на нем был темный костюм с черным галстуком, бросающимся в глаза из-за его светлых волос и бледного лица. С южным акцентом, растягивая слова, он сказал:
— Привет, Джордж. Добрый вечер, сенатор. Можно я подсяду к вам на минуту?
— Это Скип Дикерсон, — представил его Джордж. — Он работает у Линдона. То есть президента.
— Бери стул, — сказал Грег.
Скип пододвинул красный кожаный стул, сел, наклонившись вперед, и энергично заговорил:
— Президент знает, что вы ученый.
К чему это, подумал Джордж, Скип никогда не тратит время на отвлеченные темы.
Грег улыбнулся:
— В колледже основным предметом была физика.
— Вы закончили Гарвард с отличием.
— Линдон больше чем нужно интересуется такими подробностями.
— Но вы были одним из ученых, которые создали атомную бомбу.
— Я работал над Манхэттенским проектом, это верно.
— Президент Джонсон желает убедиться, что вы одобряете планы по изучению озера Эри.
Джордж знал, о чем говорил Скип. Федеральное правительство финансировало изучение береговой линии в районе города Буффало в связи с проектом строительства крупного порта. Для некоторых компаний в северной части штата Нью-Йорк это сулит большие ассигнования.
— Послушай, Скип, — проговорил Грег, — мы бы хотели быть уверены, что бюджетные расходы на эти цели не будут сокращены.
— Вы можете рассчитывать на это, сэр. Президент считает, что этот проект первостепенной важности.
— Рад слышать, спасибо.
Разговор не имеет никакого отношения к науке, отметил про себя Джордж. Он касается того, что конгрессмены называют «кормушкой», — дотаций из федерального бюджета на те или иные проекты в штатах по политическим соображениям.
— Не стоит благодарности. Приятного аппетита, — сказал Скип. — Прежде чем я уйду, хотелось бы уточнить: можем ли мы рассчитывать, что вы поддержите президента по вопросу о злополучной поправке к законодательству о продаже пшеницы?
У Советов в тот год был неурожай зерна, и они выразили готовность купить зерно на внешнем рынке. И тогда президент Кеннеди, демонстрируя желание улучшить отношения с Советским Союзом, решил продать ему в кредит излишки американской пшеницы.
Грег откинулся назад и задумчиво сказал:
— В конгрессе считают, что если коммунисты не могут прокормить свой народ, то не наша забота помогать им. Поправка, предложенная сенатором Мундтом к законодательству о бюджетных ассигнованиях на помощь иностранным государствам, в случае ее принятия не позволит осуществить задуманную Кеннеди сделку. И я на стороне Мундта.
— И президент Джонсон с вами согласен! — подхватил Скип. — Он вовсе не хочет помогать коммунистам. Но это будет первое голосование в сенате после похорон. Хотим ли мы, чтобы оно стало пощечиной покойному президенту?
Джордж решил сказать свое слово:
— Неужели это в самом деле заботит президента Джонсона? Или он дает понять, что теперь он отвечает за внешнюю политику и не желает, чтобы конгресс оспаривал каждое его малозначащее решение?
Грег усмехнулся:
— Иногда я забываю, как ты сообразителен, Джордж. Джонсон как раз этого и хочет.
— Президент хочет работать рука об руку с конгрессом по вопросам внешней политики, — пояснил Скип. — Но он был бы рад рассчитывать на вашу поддержку завтра. Он считает, что в случае принятия поправки Мундта памяти президента Кеннеди будет нанесено ужасное оскорбление.
Ни тот, ни другой не желает называть вещи своими именами, подумал Джордж. А суть простая: Джонсон грозится поставить крест на проекте строительства порта в Буффало, если Грег проголосует за поправку к законопроекту о продаже зерна.
И Грег прогнулся:
— Пожалуйста, скажите президенту, что я осознаю его тревогу и он может рассчитывать на мой голос.
Скип встал.
— Благодарю вас, сенатор, — сказал он. — Он будет очень рад.
— Прежде чем ты уйдешь, — остановил его Джордж. — Я знаю, у президента забот полон рот, но в ближайшие дни ему придется сосредоточиться мыслями на законопроекте о гражданских правах. Пожалуйста, позвони мне, если сочтешь, что я в чем-то могу быть полезен.
— Спасибо, Джордж. Я учту это.
Скип ушел.
— Ловко сработано, — заметил Грег.
— Дал понять, что дверь открыта.
— В политике такое весьма важно.
Принесли их заказ. Когда официанты удалились, Джордж взял нож и вилку.
— Я весь, как есть, человек Бобби Кеннеди, — сказал он, начиная разделывать омара. — Но Джонсона нельзя недооценивать.
— Ты прав, но и не переоценивай его.
— Что ты имеешь в виду?
— У Линдона два недостатка. Интеллектуально он слаб. При этом он хитер, как хорек, но это не одно и то же. Он учился в педагогическом колледже и не научился абстрактному мышлению. Он чувствует себя ниже нас, выпускников гарвардского типа, и он прав. Он плохо разбирается в международной политике. Китайцы, буддисты, кубинцы, большевики — все они думают по-разному, и он этого никогда не поймет.