Попасть в плен к половцам — это не смерть, а томительное ожидание в приемлемых условиях, пока не поступит выкуп. Все знали, что половцы с пленниками, за которых дают хороший выкуп, ведут себя сдержанно, кормят хорошо, даже работать не заставляют, особенно, если на кону стоит целых сто гривен, а то и больше. Было еще одно правило, всегда просить за пленника вдвое больше того, какую именно плату за себя предлагает узник, товар. А двести гривен — это не только отличные кони и вооружение на два десятка воинов, но можно и поднять статус, когда кибитки Гурандуха будут кочевать лишь чуть позади ханских.

Молодая женщина, которая предстала перед беком всем своим видом демонстрировала, что ее род богатый. Руки не в мозолях, тело, пусть и не толстое, но женщина, явно не испытывала нужды в еде. Кожа у нее была не потрескавшаяся, даже не загорелая, что так же говорило в пользу богатства рода и что женщина в поле или во дворе усадьбы не работает. Так что хорошее приобретение.

— Алкан, бери эту деву, одень ее в нормальные одежды и с двумя десятками воинов выдвигайся вперед, будешь смотреть путь. Идем к броду, пока киевский князь занят усобицей и не может послать погони, — принял решение Гурандухт.

Уже через десять минут старший воин, накинув на Рахиль аркан и усадив ее на одну из своих заводных лошадей выдвинулся из ненавистного леса. Редко можно встретить кочевника, который бы чувствовал себя в лесу хорошо.

*………….*…………*

Договориться с полусотней великокняжеских дружинников о том, чтобы кто-то из воинов Ивана Ростиславовича взобрался на стену и осмотрел просторы, оказалось просто. Сами ратники Всеволода Ольговичасильно нервничали и не без основания думали, что еще чуть-чуть и эта толпа, что собралась у Подольских ворот, пойдет на приступ стены, только бы вырваться из Киева.

Уже были те, кого рвало от угарного газа, иные падали, теряя сознание. Чего там, даже моя намоченная тряпица уже почти никак не помогала. Так что у людей был не мудрёный выбор: либо прорываться вперед, где еще не понятно, есть ли какие тати, или они уже ушли; или же умирать прямо здесь, у ворот. Каждое живое существо подсознательно боится больше всего именно огня, так как приступ был неминуем. И даже эти люди, которые, бежали из охваченного огнем и боем города, ранее бывшими неагрессивными, начали бы свое сражение, вероятнее всего, последнее.

— В лесу кто-то идет, в четырех, или более верстах! Конные! Не более сотни, — кричал со стены один из ближних гридней князя.

— Готовиться! — раздался приказ по нашей колоне.

Через пять минут ворота стали открываться и не мы первыми вышли из Киева, а толпа. Люди бежали, они не замечали коней, бросались нашим лошадям под ноги и приходилось не просто объезжать кричащие и визжащие препятствия, но и останавливаться. Время утекало.

— Уйдут же! — сетовал Никифор, но не спешил давить людей.

— Да и пусть! — выкрикнул кто-то из воинов моего, доставшегося в наследство от Мирона, десятка.

Я сразу же нашел этого говоруна взглядом, но не стал ничего высказывать. В конце концов есть логика и в том, чтобы дать уйти тем разбойникам, которые так лихо подстроились под обстоятельства и стали грабить людей. В воровской среде такие бандиты заслужили бы уважение за придумку и лихость исполнения. Но у нас не такой коллектив, потому очень хотелось бы нагнать и поднаддавать супостату по филейным его частям.

Нужно догонять, обязательно. Насколько я понял, прежде чем сообразили, что в лесу орудует банда, прошло определенное время и немало людей были ограблены и, скорее всего, убиты. Брать пленных в таких условиях, когда возможна быстрая погоня — это большой и не оправданный риск. Так что можно грабануть награбленное. Как там в математике? Минус на минус дает плюс? Тогда получается, что украсть награбленное, как бы и не грех, не преступление, а вполне себе законная добыча, особенно, если быть в дали от тех, кто может предъявить свои права на имущество.

Когда семья убегает из дома, что она берет с собой? Документы, но для нынешнего времени такое вряд ли подходит, по причине отсутствия документов, может только что книги, но и они редки. Берут ценности, еду, животных, прежде всего лошадей. А вот это более чем правда и для современной реальности. Так что можно очень сильно запастись серебром, конями, обеспечить дружину едой.

Нужно догонять воров и бить их, желательно несколько подальше от Киева, чтобы не нарваться на великокняжеских ратников или еще на кого, кто, как шакал, обязательно прибежит к стольному городу посмотреть, что да как тут.

Двадцать минут, или около того, нам понадобилось, чтобы пробраться через людские потоки и отойти на пол версты, дабы осмотреться. И только тогда, потеряв много времени, мы устремились в погоню.

Гнать уже изрядно подуставших лошадей было преступно и опасно. Лишь у каждого десятого из нашей дружины были заводные кони, чтобы иметь возможность пересесть на чуть менее уставшее животное. Остальные кони с обозом ушли еще вчера. При этом, хорошо, что место, куда уходила часть нашей дружины, оказалось в стороне от того, где промышляла банда.

Сам князь объезжал своих ратников, словно воспитатель в десятком саду пересчитывал воспитанников после дневной прогулки.

— Влад, отряди пять ратных, дабы они отправились к нашему обозу. Пусчай скажут старшему, чтобы он лесами выходил на десять верст южнее Каменистого брода, — приказал князь.

Я степенно поклонился. Так положено. Нужно отблагодарить князя за оказанное доверие. Пусть такое задание и не так, чтобы и престижно, остальные же ратники в погоню пойдут, но все же.

— Боброк старший! — обращался я к своему десятку из более двадцати ратников. — Бери еще четырех и в путь. Приказ князя слыхал?

Боброк поклонился и быстро отобрал четыре новика, не преминув с собой взять и Лиса. Мог и я отправиться, и никто бы особо ничего не сказал, даже не осудили за то, что оставляю свой десяток. Но разве так можно? Пропустить охоту на плохих парней?

Ударяться задницей о седло — не слишком веселый аттракцион. Все-таки до опытного всадника мне расти и расти, как и телу приходится привыкать к подобным экзекуциям. Это при неспешной поездке я уже не ощущал боль на седалищном месте, а когда уже третий час в погоне, становится более чем чувствительно.

Но какая погоня? Разве среди деревьев можно гоняться? Это был не тот лес, который я люблю. Мне нравятся почти что непроходимые чащобы. А леса под Киевом — это мечта лесника. Не нужно тебе завалы расчищать, особых болот и топей нет. Почти парковая зона. Я бы сказал, что этот лес окультуренный, или пролесок. Все же не так далеко степь.

Я нынешний бывал в Киеве, еще в своей молодости. Любил этот город до определенного момента. И тогда, в будущем, вокруг Киева были леса чуть погуще. Но, может это молодость так влияла на восприятие, когда и леса погуще и женщины по слаще.

Межу тем, конному отряду было непросто пробираться и через такой лес, тем более когда оставалась опасность внезапного нападения. Два десятка лучников, укрывшихся на деревьях, или в складках местности, могли очень сильно проредить наше воинство.

Чуть больше семи десятков воинов — вот чем мы располагали. Отрадно и ответственно, что самым большим десятком был тот, которым командовал я. Даже после убытия Боброка, а с ним четырех новиков, десяток оставался не совсем десятком — шестнадцать ратников. Ну да тут все так: десяток может быть и в семь воинов и в двадцать, а сотня в шестьдесят, но и до трехсот тоже она.

Как бы такую математику подправить в будущем? В этом будущем, которое только для меня прошлое. Все же армия — это четкая система, чем больше в ней порядка, тем слаженней и сильнее она становится. Французы в Столетнюю войну, на первом ее этапе имели огромную рыцарскую конницу, генуэзских стрелков, но не имели порядка. Вот и отхватывали периодически, но чувствительно, когда вчерашние крестьяне с луками их громили. А всего-то и нужен был порядок, управляемость и вменяемые командиры.