— Здорово! Давай запустим!

— Мы не располагаем ни программным обеспечением, ни техническими средствами. Этот двухбитный кусок дерьма работает на пределе возможностей. — От досады Прия стукнула диагностическую машину кулаком. Та зарычала в ответ. — За ответами придется прыгать назад, в Центральный.

В Центральный, где их с книгой ждет Лакс. А книги до сих пор нет. Фар прокомментировал такую перспективу одним выражением:

— Тьфу.

— Вот именно тьфу. — Прия прошла в зону отдыха, осмотрела устроенный ими кавардак. Развороченные напольные панели, разбросанные подушки, вверх дном перевернутая капсула Элиот — так много уборки и никакого результата. Она хлопнулась на диван. — Похоже, зря прогулялись. Извини, Фар.

— Извини? — Он сел рядом, коснулся кудрями ее щеки. — Что ты такого сделала, чтобы извиняться? Я имею в виду, кроме выбора бананового сплита, когда тебе следовало заказать мороженое. В глазах Имоджен это равносильно преступлению.

Шутка получилась не смешная, но Прия улыбнулась. Взяв в руки его ладонь, она внимательно рассматривала ее. Костяшки пальцев, царапинки, мозоли. Вены, жилки, поры. Все можно потрогать, нигде ни тени.

— Я знаю, чего хочу. — Вот этого резонанса связи через плоть. — А как насчет тебя — что ты загадал?

— Желания имеют то же значение, что и судьба, записанная на моей ладони. Ты чего-то хочешь и добиваешься этого. Не стоит наплевательски относиться к великолепному десерту.

— Это с остальными можешь сколько угодно изображать циника, но я знаю, какое желание ты загадал. — Прия поняла это по его глазам, по тому, как он смотрел на бенгальский огонь, словно впитывая взглядом блеск каждой искорки. Так Фар смотрел, когда нацеливался на что-то, — взгляд становился непреклонным, пристальным, и казалось, ничто во времени и пространстве не может остановить его. Чего мог желать такой парень, как Фарвей Маккарти? Здесь открывалось много возможностей: сколотить состояние, обыграть Элиот, оставить след в истории, найти «Аб этерно»…

Прия могла только догадываться, и оттого ей хотелось узнать еще больше. Сколько бы прикосновений, взглядов и перешептываний их ни связывало, оставалась в ее любимом некая недоступная Прии грань. Грань, которой он не хотел делиться… или не мог. Что-то, иногда казавшееся ей пустотой. А иногда — жаждой.

Любовь должна быть всем, но это все постоянно росло.

— Ты права. — Он улыбнулся Прие; отблески бенгальского огня не прыгали больше по его лицу, только солнечный свет, косыми лучами проникавший через вистапорт «Инвиктуса» и падавший им на плечи. — Но если я расскажу тебе, то желание не исполнится. Разве не об этом предупреждают старые легенды?

Прия понятия не имела, хотя в голове всплыли отрывки из какой-то сказки, популярной, кажется, в двадцать первом веке. Либо так, либо Фар все придумал. Когда они вернутся, надо будет расспросить Имоджен о преданиях, связанных с днями рождений.

А вернутся они скоро… Три часа казались вечностью, когда Прия озвучивала эту цифру, но наедине с Фаром время пролетело незаметно. Его всегда оказывалось мало — каждая секунда, каждый вдох воспринимались как украденные.

— Остальные будут нас ждать, — с неудовольствием вымолвила Прия. Сколько раз в такие мгновения ей хотелось нажать на «паузу»! Чтобы голова лежала на его плече как можно дольше. Вместо этого их жизнь проходит в режиме «полный вперед». Летают туда-сюда, прыгают и скачут, спешат, спешат, спешат…

А куда?

— Люди всегда ждут чего-то. Имоджен с Грэмом сейчас на самой большой развлекательной площадке. Думаю, они сумеют отвлечь Элиот еще на несколько часов. — Фар улыбнулся. — Если хочешь вернуться в тот момент, когда мы отвлеклись…

О, как ей этого хотелось.

Пластиковая ложка, потерянный «Рубаи», бесконечная гонка — все это померкло, когда пальцы Фара побежали вверх по ее руке, по зеленой кисее платья, по голой коже плеча. Она замерла, по телу прошла дрожь, сердце бухнуло. Прия подумала, что это стоит заснять. Она могла бы отдать команду своему интерфейсу и сделать фотографию, но предпочитала хранить детали облика Фара в памяти. Его ресницы, густые и темные, как чернила. Свет солнца, запутавшийся в кудрях. Самые разные чувства, отражающиеся в изгибе губ. И себя — далеко-далеко, в самом центре его глаз — еще один мир, наполненный подробностями и воспоминаниями.

Они достигли точки покоя. Мига совершенства.

И Прия тянула его так долго, как только могла.

Какое расточительство.

Восседая в «Саду богов», не думать об этом было невозможно. Во Дворце Цезарей насчитывалось семь бассейнов, названных в честь древних божеств — Вакха, Аполлона, Венеры. Не то чтобы претензия на великолепие раздражала Элиот, но того, кто гулял в тени настоящих римских колоннад, здешний антураж впечатлить не мог. Ее злило проявление крайней самонадеянности: фонтаны, бьющие в пустыне, — все равно что средний палец, показанный матушке-природе участниками бесконечной вечеринки. А всего в нескольких милях отсюда уровень озера Мид уже опустился ниже критического.

Ирония? Нет, неподходящее слово. Трагедия? Неизбежность воздаяния, о котором предупреждали поэты? Может, она слишком требовательна? Мама частенько поддразнивала дочь, говоря, что у нее стакан всегда наполовину пуст.

И это единственное, на что я могу рассчитывать, добавляла она своим мелодичным голосом.

Воспоминание было слабым, будто эхо, но резануло, словно клинок между ребер. Задохнувшись от боли, она села в своем шезлонге, и чужие солнцезащитные очки тут же скользнули вниз по переносице.

— Все нормально? — Из соседнего шезлонга привстала Имоджен.

Нет. Не нормально. И не будет нормально. Здесь транжирили не только воду. Элиот следила за временем. Объект «Семь» находился вне зоны сканирования уже несколько часов, а считывание выполнено всего на 23 %. Слишком медленно, слишком медленно, тревожно стучало сердце.

— Фу… — Имоджен сморщила носик. — Ты горишь.

Элиот прижала пальцы к руке, на коже остались белые пятна. Неудивительно. У нее кожа матери — бледная, как северное небо, покрывающаяся тысячами веснушек при первых проблесках солнца. Она поморщилась, вспомнив про маленькие рыжие пятнышки.

— Розовый оттенок отлично подходит для волос, но не годится для кожи… — Имоджен извлекла бутылочку наилучшего средства защиты от ультрафиолета, какой только можно купить за деньги. — Вот, нанеси обильно, чтобы не превратиться в принцессу лобстеров.

В целом мире не хватило бы солнцезащитного крема, чтобы защитить кожу Элиот от ожогов, но Имоджен относилась к тем людям, которым просто невозможно отказать. Душа нараспашку. Она так спешила передать бутылочку, что опрокинула стакан из-под «пина колады». Подняв его, Имоджен воткнула крошечный зонтик в основание пучка волос на голове. На ком-то другом украшение могло показаться нелепым, но Имоджен оно шло. Каким-то образом она и Элиот расположила к себе. Все остальные казались ей подозрительными, даже эта противная панда, но Имоджен служила неиссякаемым источником тем для болтовни, не говоря уже о познаниях. Ее простодушный комментарий обстоятельств рождения объекта «Семь» значил для Элиот гораздо больше, чем Имоджен могла себе представить. Раньше она допускала, что белое пятно вместо даты рождения в файлах «Седьмого» появилось по недосмотру. Системная ошибка. Она боялась поверить, что так легко встретила человека, которого долго искала.

Неужели это он? Мальчик, рожденный вне времени?

Элиот и теперь еще боялась надеяться. Боялась ошибиться, боялась того, что последует, если не ошиблась. Здесь не было места для ошибок, и она не могла позволить себе действовать импульсивно. Только стопроцентная уверенность, а в данный момент сканеры контрсигнатуры собрали менее четверти необходимой для подтверждения личности информации.

— Ты знаешь, когда… — Элиот оборвала себя. Она чуть не назвала его объектом «Семь» вслух. — …Фар и Прия вернутся?