Из-за смога и мешанины огней миллионы жителей главного города планеты страдали от мигреней, но каждый день случалась пауза, во время которой Центральный преображался. Местные жители, такие как Берг, называли этот промежуток «пламенным часом». Лучи заходящего солнца падали на частицы, загрязняющие воздух под таким углом, что по всему городу разливалось оранжевое сияние, проникающее в самые темные закоулки. Центральный словно превращался в гигантский костер, несравнимый ни с чем в истории. Один мир, один светоч. То был Рим вознесенный, выкованный из мира, а не из войны.

Ничего этого пока не материализовалось из тьмы. Николас продолжал горбиться над своими экранами, набирая вереницы цифр и пытаясь составить из них комбинацию, которая перенесет корабль туда, куда нужно, в 18 апреля 2354 года нашей эры, в 12.01 пополудни. Как раз минуту спустя после их отправления в годичную экспедицию.

Берг присел на свое рабочее место, чтобы отсоединить собственный коммуникатор от импланта Эмпры, но необходимость этого уже отпала. Вместо криков роженицы в корабле раздался отчаянный плач младенца.

Смертельно побледнев, Николас оглянулся на звук.

— Неужели…

Да. Легкие новорожденного сделали первый глоток воздуха. Плач не прекращался, и инженер осенил себя восьмиконечным крестом. Берг и сам ощутил, как кровь отхлынула от лица, когда посмотрел в сторону лазарета, а потом в иллюминатор, в головокружительную тьму Решетки. Путешественник во времени, он привык к искажениям законов природы, когда все идет задом наперед.

Но такое… чтобы ребенок родился вне времени…

Это событие не просто нарушало законы природы.

Оно их подрывало.

Берг отключил запись данных, бросился в медицинский отсек и увидел, что док склонился над лежащей на полу Эмпрой. Ее стола покраснела от крови, она безудержно рыдала и качала ребенка на руках, залепленных патчами. Малыш извивался и ерзал, словно собирался с кем-нибудь подраться. Голову его покрывали длинные кудрявые волосики.

Берг, могучий, как дуб, мужчина, созданный для потасовок в барах или для профессии вышибалы, обладал развитой интуицией. Он давно заметил, что Эмпра в своих наблюдениях уделяет несколько больше внимания гладиатору с такими же темными кудрями. Заметил, что вечерами, за несколько часов до возвращения на борт «Аб этерно», она выключает записывающее устройство и глушит свой микрофон. Берг видел, что глаза Эмпры светятся от любви, как звезды. По отношению к себе такой любви он не дождался. И док с Николасом не дождались. И ее бывший жених, Марин.

Историк был достаточно наблюдателен, чтобы подметить все эти детали, и сообразителен, чтобы сделать выводы. Как и все зарегистрированные члены Центрального Корпуса путешественников во времени, он знал Устав и мог прочитать его наизусть от начала до конца и наоборот. Что касается отца этого малыша, то Эмпра вышла далеко за пределы своих полномочий, и если власти Центрального разберутся в ситуации, то последствий не избежать. Самых жестких. И коснутся они как матери, так и ребенка.

Глянув вниз, на младенца, такого трогательно маленького и хрупкого на руках Эмпры, Берг поклялся себе, что никому ничего не расскажет. Встретившись взглядом с глазами малыша, он отступил на шаг и мысленно занялся подсчетами. Чтобы секрет Эмпры остался секретом, придется пойти на подкуп. Если собрать достаточно кредитов для нужных людей из лаборатории, ДНК-тесты ребенка будут сфальсифицированы. Сенаторы постоянно этим занимаются, прикрывая тех, кто не желает признавать отцовство.

Но у сенаторов карманы гораздо глубже, чем у Берга. Во времени он путешествовал не ради наживы, никто не занимается этим из-за денег. Львиная доля наличных средств Корпуса шла на техническое обеспечение: топливные стержни, обслуживание машин времени и серверов, на которых размещается информация, собранная рекордерами в разных отрезках времени.

Сколько понадобится кредитов на взятку сотрудникам лабораторий? Тысяча? Пять тысяч? Возможно, даже больше, чтобы скрыть такой проступок…

— Хочешь подержать? — подала голос Эмпра.

Берг кивнул. Разве он мог сказать «нет»? Ребенок поджал ножки, когда его передавали с рук на руки; Берг положил его головку на сгиб локтя и почувствовал, как щекочутся волосики малыша. В этот момент он окончательно решил утаить правду обо всем случившемся. Что такое деньги, когда речь идет о жизни? Какая бы сумма ни потребовалась, чтобы ребенок жил, он ее заплатит. Чтобы скрыть факт рождения малыша вне времени, они с Эмпрой могли сделать очень немногое. А дальше оставалось только надеяться, что эта аномалия как-нибудь сама себя урегулирует.

Баюкая возле самого сердца мальчика, которого не должно было быть, Берг ждал, когда корабль выйдет из вечности и совершит посадку.

5 мая 2371

— Назовите ваше имя. — Автоматизированный голос мед-дроида звучал четко, каждый слог он произносил, имитируя акцент Центрального. Фар не понимал, зачем машинам акцент. Возможно, программисты использовали эту чисто человеческую особенность, чтобы пациенты не волновались. Однако уловка не срабатывала, и винить робота за чувство дискомфорта Фар не мог. Сидеть голым задом на смотровом столе — это вам не «Релаксация 101». Поверхность из нержавеющей стали была холодной как лед, так что неприятные ощущения пронизывали самые интимные части тела.

— Фарвей Гай Маккарти, — ответил он.

Мед-дроид записал ответ и перешел к следующему вопросу:

— Назовите дату вашего рождения.

Фар вздохнул. Снова этот вопрос. Всегда. Всякий раз. И опять, услышав ответ, компьютеры гудят, проверяют данные переписи населения, ничего не находят и, вот как сейчас мед-дроид с акцентом, вежливо выдают:

— Ответ неверный. Назовите дату вашего рождения еще раз.

Вся эта волокита стала для него привычным делом. Она повторялась десятки, если не сотни, раз на десятках, если не сотнях, экзаменов, которые Фар сдавал на симуляторах в Академии. Перед каждым тренировочным испытанием принимались меры против жульничества — полное раздевание и тщательное сканирование с целью подтверждения личности. Кое-кому они могли показаться излишними, но инструкторы учили Фара, что путешествия во времени требуют безупречной точности. Сегодняшнее плутовство завтра может привести мир к гибели в результате глобальной катастрофы. Вполне возможно. Постоянство времени являлось темой бесконечных дебатов в Корпусе, но все боялись проверять свои теории, дабы не вызвать перемен в своем будущем, том, где они жили. Говорили об эффекте бабочки и всем таком прочем. В результате его совершенство стало главным принципом в Корпусе, modus operandi.

Все, о чем мечтал Фар, — прыжок в Решетку и исследование прошлого в режиме реального времени. Он воспитывался на собранной в экспедициях сериализованной информации и рассказах Берга о смертельных забегах на скорость с велоцирапторами, пламени Везувия в ночном небе и катастрофах Пыльного котла в тридцатых годах двадцатого века. Чтобы утолить голод познания, мерцания пикселей на экране и прослушивания старых записей, сделанных очевидцами событий, было недостаточно. Даже тончайшие сенсорные имитации симуляторов с их звуками, запахами и голограммами, которыми искусственный интеллект насыщал интерактивные исторические постановки, не удовлетворяли Фара.

Встретиться с историей ему хотелось лицом к лицу. Хотелось стать кровью в ее венах, как она стала кровью в его. Фар Маккарти был сыном одной из горячо любимых героинь старшего поколения рекордеров. Куда бы он ни шел, Эмпра тенью следовала за ним. Пожилые инструкторы в Академии всегда задерживались на его фамилии, едва увидев в списке класса. Ты сын Эмпры, говорили они и добавляли что-нибудь вроде она была умной девочкой, одной из лучших моих учениц. Какая досада, что это случилось с «Аб этерно»…