Кто-то взял его за локоть. Фар не удивился, обнаружив, что это Элиот. Лицо ее было жестким, как пальцы, вцепившиеся в руку.

— Что первым делом приходит в голову, когда ты вспоминаешь о «Титанике»? — Вопрос прозвучал достаточно громко, чтобы перекрыть музыку, но Фар некоторое время пытался вникнуть в смысл слов.

Что приходит в голову? После бутылки «Бельведера» в голове царила полная неразбериха. Он не мог вспомнить последние две минуты, не то что нюансы своего последнего задания.

— Хмм. Ящики?

— Как ты попал к этим ящикам? — Хватка Элиот нарушила кровообращение в руке. Кончики пальцев онемели, он почувствовал в них пульсирующее покалывание. — Ты помнишь точный маршрут?

Фар нахмурился. В голове кружилось, и он не мог ухватить мысль. Вспомнилось, как они обговаривали план: схемы корабля светятся на экране у Имоджен, рядом стоит Бартлби, щеголеватый во фрачном наряде. Потом он выбросил этот фрак за борт, прежде чем спуститься в багажный отсек. Но как он прошел до этой точки через первый класс?

Ничего. Пустота.

Он потряс головой, отчего тошнота только усилилась.

— Слишком много водки…

— Фекс! — Раньше Фар никогда не слышал это слово, но по тому, как Элиот его выплюнула, сразу понял, что она ругается. — Фекс! Фекс!

Потрясенный, Фар смотрел на Элиот. Как он мог забыть свою высадку на «Титаник»? Эвакуация запомнилась гораздо лучше, детальнее: полированные ступени, сердитый стюард, погоня по парадной лестнице.

— Все случилось слишком быстро. Я забыла Чарльза.

Чарльза? Какого Чарльза? Что за чепуху… И все-таки нет… нет… Земля под ногами качнулась. Вцепившись, словно когтями, в его локоть, Элиот потащила Фара сквозь плотную людскую массу.

— Нам нужно вернуться в Центральный. Прямо сейчас. — Эти же слова она повторила Прие, Имоджен и Грэму, когда вся группа собралась в кабинке. — Собирайте вещи, и улетаем.

— Погоди-ка минуту! — Теперь Имоджен стояла к Грэму гораздо ближе, чем четыре рюмки назад. Лицо ее раскраснелось от танцев, светящиеся зеленые пряди прилипли к коже. — Нет. У нас отпуск. Фарвей, скажи ей!

— У нас отпуск, — выговорил он. — Нравится тебе или нет, я все еще капитан этого…

— Если мы не улетим сейчас же, я уничтожу «Рубаи», — заявила Элиот.

Экипаж разом замолчал. К выражению лиц очень подходил бешеный ритм песни, запущенной диджеем Рори. Имоджен выглядела так, словно кто-то только что начисто обрил Шафрану хвост.

— Ты блефуешь. — Ставки оказались слишком высоки, чтобы Фар смог сохранить непроницаемое лицо. Мечты, свобода, жизнь… — Ты… ты не можешь с нами так поступить.

Брови Элиот поползли вверх. Одна из них размазалась, но это не выглядело комично, наоборот, усиливало угрожающий эффект.

— Могу и поступлю. Мы доставляем книгу к Лаксу прямо сейчас. Иначе ее… не станет.

Не станет.

Земля снова поплыла под ногами, и Фару пришлось постараться, чтобы удержать равновесие. Почему он не помнит, как шел через первый класс? Это ведь такой массив информации… минуты и минуты его жизни. Теперь, после напоминания Элиот, он мог думать только про свой провал памяти. Про тот участок мозга, где побывал некто, вырезавший кадры из пленки.

Могла ли она каким-то образом удалить воспоминания? Могла ли незаметно опоить эликсиром забвения? Элиот способна на все. Это было видно по ее глазам. Пылавший в них огонь мог обратить в пепел весь его мир. Страх, гнев, страх, страх, страх… Набирающий силу водоворот гнева и страха захватит его мир и унесет туда, куда Фару никогда не добраться. Рука Прии на его плече стала спасительным якорем в этой внутренней буре. Без нее он опрокинулся бы килем кверху.

Вместо этого Фар выпятил грудь и постарался говорить, как трезвый, контролирующий ситуацию капитан, которым он уже не являлся:

— Тогда решено. Мы летим.

20

БРОНЯ НОЧИ

Считывание выполнено на 30 %. Помни о Чарльзе.

При каждом обновлении вторая фраза Веры врезалась в мозг Элиот. Всякий раз сообщение о процентах вызывало у нее приступ паники: достаточно ли быстро идет считывание? Чарльз ушел в небытие, остался лишь набор пикселей, который Элиот смотрела и пересматривала. Его лицо мерцало на интерфейсе — слегка округлое и совершенно невинное. Было в нем нечто от мечтателя, особенно когда Чарльз рассказывал о своей недавней поездке в Европу и учебных планах по возвращении в Канаду. Надеюсь, я не сильно досаждаю вам, мисс. Простите, у меня сегодня что-то с памятью. Как вы сказали вас зовут?

Элиот, мысленно прошептала она. Меня зовут Элиот.

По крайней мере это она помнила.

Подача материала продолжалась, и Элиот просматривала места, которые помнила совершенно ясно: извлечение «Рубаи» с его дубовым футляром, появление в грузовом отсеке, наблюдение за лицом объекта «Семь», исказившимся от ярости, когда он узнал ее, последующая игра в кошки-мышки. Она даже помнила, как пробежала мимо Чарльза, спеша к парадной лестнице. Он не окликнул ее, просто смотрел, как она пронеслась, шурша своим желтым платьем.

Ухаживал ли он за девушками в Канаде? Элиот надеялась, что да. Кто-то во всей этой неразберихе заслуживал счастливых воспоминаний перед смертью.

Отключив интерфейс, она уставилась в белую стену капсулы. Синглы диджея Рори еще гремели в ушах — достаточно громко, чтобы станцевать под их звучание прямо сейчас, хотя прошло уже несколько часов. Забавный получился вечер — загребала наличные, играя в блек-джек, тратила деньги на что хотела. Грэма и Имоджен удалось вызвать на замечательную беседу, и они болтали о моде и физике, истории и преимуществах игровых консолей двадцать первого века. (Все дело в кнопках, объяснил инженер. Чувствуешь себя более вовлеченным, когда работаешь пальцами.) Обоих она научила гэльскому наговору, столь же затейливому, сколь озорному: Пусть дьявол сделает себе лестницу из твоих позвонков, когда будет собирать яблоки в адском саду. После перевода последовала секундная пауза, и Элиот показалось, будто все вокруг застыло, от крови в ее жилах до звезд, мерцавших в небе, а потом раздался взрыв хохота. Мир обрел устойчивость, а она превратилась в солидную, уверенную в себе девушку, веселившуюся на полную катушку.

Жизнь дана, чтобы жить, и ее жизнь должна принадлежать ей. На один вечер, всего на несколько часов у нее это получилось.

Считывание выполнено на 30,1 %. Помни о Чарльзе.

— Спасибо, Вера, — ответила Элиот, хотя о благодарности ввиду близкого исчезновения она думала меньше всего. — Сохраняй обновление после каждого полного процента.

Бег наперегонки с неизвестностью обессилит кого угодно, а в капсуле не хватало места, чтобы дать отдых гудящим ногам. Элиот вышла в зону отдыха. Здесь царило спокойствие, озаряемое дневным светом девятнадцатого апреля. В виста-порте она видела затянутое облаками небо, а если бы поднялась на цыпочки и посмотрела вниз, то ей открылась бы мерцающая гладь Атлантики. «Инвиктус» летел через океан на автопилоте, пока экипаж отсыпался после бурной ночи. Таких безумных ночей у нее было немного… От Дворца Цезарей до стоянки в пустыне пришлось взять такси, потому что Имоджен и «Седьмой» оказались не в состоянии проделать путь своими ногами, а времени ковылять и спотыкаться у команды не было.

Элиот несколько раз обошла вокруг диванов, выжидая время, когда в ушах прозвенит звонок. Подсказка, помогающая удостовериться, что рассвет наступил, что прошлое еще не совсем уплыло у нее из-под ног. Разрыв рос, увеличивался, пока она танцевала и веселилась, да и полагается ли ей вообще отдых? Агент Аккерман придет в ярость, если узнает…

Мелькнуло что-то красно-белое — зверек по имени Шафран спрыгнул с труб на диван. Хвост его напомнил Элиот старинную меховую щетку для уборки пыли, работавшую за счет статики. Животное уставилось на нее бусинками глаз, в которых читалась целая дюжина вопросов. Кто? Что? Ням-ням?