Вот его жизнь.

Чем ее наполнить?

Увы, он не знал.

Потом началось вручение подарков. Дядя Берг, тетя Изольда, Берг и его мать купили вскладчину ховербайк — больше никаких поездок в Академию на общественном транспорте! Имоджен добавила пару очков от ветра. Грэм подарил кредиты. Подарок Тети Э. был фамильной реликвией, судя по маминой реакции. Едва он открыл его, как она потянулась за твидовым пиджаком.

— Это принадлежало твоему прапрапрадеду. Он был профессором истории в Оксфорде в те времена, когда историкам приходилось полагаться на книги. Сколько же я его не видела? Вечность.

По крайней мере годы. Точнее, семнадцать плюс один.

Мама помолчала, предаваясь воспоминаниям, и протянула последний подарок. Торопливо завернутое что-то, маленькое, даже не перевязанное, легко поместившееся на ладони.

— Это от кого?

— Открой. — Еще один пример странного поведения. Насколько помнил Фар, вот так она уклонялась от ответа, лишь когда он пытался расспросить об отце.

Фар торопливо разорвал бумагу. Серебряные петельки, голубой бархат… Обычно так выглядят футляры для ювелирных украшений. Может быть, запонки? Или кольцо? Или новый роговичный имплант?

В коробочке был чип. Но такой, какого он еще не видел. Прозрачный, почти невидимый, какой-то футуристический.

— Что за…

Вспыхнул свет, и все за столом ахнули.

Грэм придвинулся поближе, чтобы получше рассмотреть штуковину.

— Это же голографическая платформа? Но откуда?

Ответа на второй вопрос Фар не знал. Что же касается первого, то перед ним определенно была голограмма с чем-то вроде меню. Восемь коробочек постепенно меняющегося цвета, обозначенные римскими цифрами от 0 до vii. Над ними висела коробочка с совершенно другим ярлыком: TU FUI, EGO ERIS.

Тем, что ты есть, я был. Тем, кто я есть, ты будешь.

— Странно. — Имоджен подалась вперед. — Фраза с могильного камня. Римляне обычно использовали ее, чтобы предупредить живых о смерти.

Смерть. Но Фар так не думал. Здесь ссылка была на другое. Он не располагал доказательствами и мог полагаться лишь на чутье, то самое ощущение, которое испытывал каждый раз, когда пролетал над Колизеем. Только сейчас оно звучало громче. Как будто дрожь превратилась в рев.

— Тu fui, ego eris, — повторил он фразу и как будто услышал ее эхо.

Коробочка открылась. Из нее вывалились судовые журналы корабля под названием «Инвиктус». В документах Фар прочел имена, знакомые — как Имоджен и Грэм — и как будто знакомые, звучавшие так, словно когда-то он неоднократно их произносил: Прия и Элиот. Прия… Элиот… Прия… Прия… Прия… Четыре месяца назад он был капитаном машины времени, доказательством чему служили более тридцати записей инфопотоков с самыми разными — выбирай по вкусу — временными отметками.

Фар откашлялся. Похоже, вариант оставался только один.

— Начать сначала.

5 мая 2371 г. н. э.

Нулевой уровень Зоны 2 финансового дистрикта оказался опасным для прогулок местом. Тротуары кишели брокерами, нервными и дергаными, определенно сидящими на стимулянтах и не сводящими глаз с биржевых показателей на интерфейсах. Осторожно, не наступи кому-нибудь на ногу! Или на чашку с кофе! Элиот вела Фара, и рефлексы оказались здесь весьма кстати. Кадету помогала подготовка. Успешный рекордер — всегда хамелеон, машинально подбирающий шаг так, чтобы двигаться в одном темпе с окружающими. Потерять его было легко: притягивающие взгляд кудряшки исчезли, серая форма растворялась в серой пешеходной массе.

А вот Элиот — в мотоциклетной куртке из флэш-кожи и в блондинистом парике — выделялась, как заплата на фоне корпоративного монохрома. Брови выглядели немного слишком большими, хотя рисуя их сегодня, она чувствовала себя свободнее. Цвет? Темнейший Предрассветный. Месседж? Не забудь меня. Ради Фара она написала фразу слева направо.

От него и требовалось совсем немного: увидеть ее и прочитать сообщение. Но Фар упрямо двигался вперед по Виа Новус. Обходной маршрут в Академию. Особенно странно, если учесть, что через несколько часов у него начинался последний экзамен по математике. Вмешиваться в это испытание Элиот не планировала. По крайней мере не в цифровом смысле. Можно было бы пробежаться и догнать, но на нервы действовали чашки с кофе. Тем более что из кармана высовывалось приглашение. Настоящие чернила выцветают, и, хотя флэш-кожа адски дорога, пятнышко было бы не худшим, что могло случиться. Такие, как Лакс Джулио, повторять не любят.

Элиот сунула руку в карман куртки, прижав уголок конверта большим пальцем. Для бумаги он был довольно острый. И тяжелый. Чтобы завоевать доверие крупнейшего магната черного рынка, ей пришлось доставать не одну бутылку портвейна.

Элиот представлялось сомнительным, что у Фара могли быть какие-то дела в Центральном Мировом банке, эмблему которого, сияющий глобус, обвивали золотые буквы, уверявшие клиентов, что лучшего места для их кредитов не может и быть.

Вращающиеся двери заметали внутрь одного клиента за другим. Иногда среди них попадался дроид. Фар оторвался от общего потока непосредственно перед грандиозными ступеньками, ведущими к площади с антиполлюционными кустами и киосками.

Элиот задержалась, остановившись у сидящего мраморного льва. Остановилась не столько по причине осторожности, сколько из любопытства. Прислонившись к статуе, она задумалась о причине такого нарушения модели поведения. За все то время, что прошло после его семнадцатого дня рождения, Фар ни разу не подошел к чайному киоску. Энергии ему и так вполне хватало, а от кофеина мог бы случиться разрыв сердца.

— Мне чаю, — сказал он продавцу. — По возможности погорячее.

Двадцать пять кредитов. Увидев цену, Фар даже вздрогнул. Элиот знала — таких денег у него нет. Нет даже половины. С другой стороны, у нее их было столько, что и девать некуда. После двух удачных краж для Лакса она могла позволить себе многое, но что толку от денег, если у тебя нет друзей, с которыми можно получить от них удовольствие?

Пройдя вперед, она провела ладонью над сканером платежного автомата.

— Сегодня заплачу я.

Продавец взялся за дело. Специи пахли не бесами и домом, и этот аромат пробудил у Элиот желание чего-то почти полностью забытого. История ее жизни… жизней. Но теперь все закончилось благодаря этому пареньку. Когда она повернулась, Фар уже читал послание ее бровей. Его собственные взлетели так высоко, что могли бы затеряться в будущих локонах. Странно и необычно: встретить кого-то в первый раз еще раз. Мест, откуда начать, было множество, но Элиот даже не представляла, что сказать. Привет. Снова?

— Ты. Ты спасла нас. Меня, Грэма, Имоджен и… — Фар не договорил. Взгляд его метнулся к киоску, где торговец наливал чай. — Целый мир. Всю историю.

Ни одно из этих утверждений не соответствовало истине на все сто. В начальной части истории зияло немало дыр. Утро смерти Фара пропало вместе с предшествовавшими ему часами. Попытавшись вынести из горящей Александрийской библиотеки «Вавилонскую историю» Беросса, Элиот, из-за разрыва Угасания, прибыла к месту с опозданием и не смогла пробиться сквозь дым. Прошлое выровнялось после поворотного пункта, потому что мир был уже другим. Угасание не повторялось. «Титаник» утонул, Лас-Вегас воссиял. Машины времени приземлялись по графику, без сбоев, собирали пчел и семена и записывали историю, чтобы воскресить Центральное время. Все шло как положено.

Вот только к Элиот это не относилось. Она снова оказалась начисто стертой и сохранила лишь обрывки защищенных Решеткой воспоминаний: стрельба в Фара, наблюдение за семью объектами, мозговой штурм и поиск решения задачи построения мира. Что еще? Она смутно помнила, как стояла в голом поле и как сердце билось от ужаса, распознать который был не в состоянии мозг. Угасание. Почему Элиот все забыла? Почему сбежала? Если верить данным Веры, она перескочила из 31 декабря 95 года н. э. в утро 90 года. Заглянув в карманную вселенную, Элиот убедилась, что прыгнула не одна. Гай тоже пережил катастрофу.