Гравитация внутри Имоджен снова устремилась к нулю. Она ухватилась за соседнюю вешалку, чтобы не взлететь — событие невероятное, но вполне возможное из-за этих ямочек на щеках!

— Ну, мне кажется, вести сквозь время корабль, набитый злодеями, — тоже шикарное занятие.

— Там всего лишь числа, — отмахнулся Грэм.

— Всего лишь числа! Ха! Вот по этой причине я и предоставляю тебе следить за обменными курсами на бирже времени. Будь я инженером, мы, скорее всего, застряли бы где-нибудь на полпути между Решеткой и поздним меловым периодом и любовались бы в вистапорт на топчущихся вокруг корабля динозавров.

Улыбка инженера стала шире, приподняв Имоджен еще на несколько сантиметров над полом.

— Так застрять невозможно.

— Еще как возможно. — Девушка улыбнулась в ответ. — Я очень слаба в математике. Быть историком — значит просто заниматься самообразованием. Знать ландшафт, в котором жили динозавры, и одновременно обладать достаточной гибкостью, чтобы взять любой крученый мяч, брошенный тебе прошлым.

— Хотелось бы мне с такой уверенностью выходить из запутанных ситуаций.

В самом деле? Одним из качеств, которые ей правились и Грэме, являлась аккуратность. Во всем, что он делал, присутствовал порядок, предсказуемость, и это качество оценивалось Имоджен только как положительное. Грэм обладал уравновешенностью, стойкостью и сообразительностью. Он всегда сидел на своем месте, в кресле напротив нее, поднимал корабль, отправляясь в путешествие, возвращал их домой. Грэм в совершенстве знал свое дело.

— Твои мозги работают на кликах, а мои на завихрениях, — высказалась Имоджен. — «Инвиктусу» нужно и то, и другое.

— Клики и завихрения. — С губ Имоджен эти слова слетели легко, как облачко пара, но в устах Грэма обрели твердость. — Мне это нравится.

Обмен репликами протекал благополучно. Она не сказала ничего глупого. Неловкость, которой Имоджен страшилась весь день, не заявила о себе вслух. Присутствовало напряжение, но доброкачественное, напоминавшее не о скрежете, но о шепоте губ, почти касающихся кожи, отчего у девушки дрожал каждый волосок.

Прия и Элиот расселись у нее на плечах, как две мультяшные совести. Вместо обычного спора между ангелом и демоном они в унисон твердили: Скажи ему.

Прижав римское одеяние к груди, Имоджен гадала, хватит ли у нее духу, сумеет ли. Вроде бы просто сказать: ты мне нравишься, но сможет ли она пережить потрясение, если Грэм не разделяет ее чувства? Как она пойдет рядом с ним назад на «Инвиктус»? И будет сидеть в своем кресле напротив него — день за днем, чувствуя наступившую отчужденность, как свежую рану.

И все же сказать что-то следовало. Молчание становилось просто нелепым.

У Имоджен перехватило дыхание, и она наконец открыла рот.

Грэм успел заговорить первым.

— Послушай, Имоджен. Прошлой ночью…

Внезапно наступившая темнота оборвала начатую фразу. Лампы на складе погасли, потом мигнули и принялись медленно накаляться. Это Бел подавал сигнал: Пора закрываться! Всем есть куда идти и с кем встречаться.

— Мы поднимемся через секунду! — прокричала она в сторону лестницы. В голове все смешалось. Послушай, Имоджен служило началом фразы, ведущей к разочарованию; ничем хорошим закончиться она не могла. Имоджен еще успевала уйти со склада, сохранив достоинство, но приходилось действовать быстро.

— Здорово провели время, правда? Слушай, нам надо торопиться. Если Бел опоздает на свидание по моей вине, я этого себе не прощу. Хочешь, на обратном пути купим для всего экипажа пиццу?

Круговерти, вихри, завихрения. Лампы еще не разгорелись в полную силу, в складе царил полумрак. Имоджен различала только контуры предметов, льняные одежды, смявшиеся у нее в руках, острые края вешалок. Грэм все еще стоял близко, но лицо его хорошенько рассмотреть она не могла. Видела только, что он больше не улыбается.

— Да, конечно. Пицца — это замечательно.

Грэм отвернулся и пошел к выходу. Имоджен последовала за ним, гадая, не сморозила ли она в конце концов какую-то непоправимую глупость.

26

ВЫСАДКА В ПАПИРУСНУЮ ТРУТНИЦУ

«Инвиктус» уже летел, грациозно скользя над Средиземным морем в форме подгоняемого лунным светом облачка. Ночь 11 июня 2155 года выдалась чудесная, темное одеяло небес усыпали звезды, но никто из экипажа не наслаждался этим зрелищем. Фар с остальными поглощал пиццу, отламывая куски от выпечки, лежащей в двух термокоробках «Маргарита пай». Рядом стоял и контейнер с тирамису. Ужин совместили с планеркой, присутствовал даже Бартлби, одетый по случаю в тогу. Стола для Элиот висела возле хвоста Шафрана вместе с прочими предметами гардероба. Льняной подол спускался так низко, что то и дело задевал волосы Фара, когда тот шевелился.

Ему так и хотелось отмахнуться от него.

Стоя возле манекена, Имоджен посвящала команду в детали предстоящей кражи. Страх перед публичным выступлением она преодолела, но инструктаж проводила как-то неуверенно. Откашливалась, прочищая горло, поправляла волосы, засоряла предложения междометиями «хм» и «умм».

— Александрийская библиотека являлась, хм, самым замечательным собранием знаний Древнего мира. Поэзия, физика, философия, астрономия… Здесь было все — до пожара, устроенного Цезарем.

Покупателей Элиот, умм, особенно интересуют два пункта: рукописи греческой лирической поэтессы Сафо и «История Древнего мира» Беросса. Точное местонахождение этих свитков неизвестно, но, хм, в распоряжении библиотекарей имелась тщательно разработанная каталожная система. Предполагается, что работы Сафо хранятся где-то, хм, в северо-восточном углу, а «Вавилонская история» — в другой стороне здания. Мы так полагаем.

— Мы полагаем? — Жир потек по пальцам Фара — он только что откусил первый кусок. Ого! Термоупаковка здорово делала свое дело; он почувствовал, как моцарелла обжигающим потоком устремилась вниз по пищеводу и застряла где-то в боку. Часть хлынувшего внутрь жара изверглась наружу со словами: — Когда собираешься высадиться в папирусную трутницу, хочется чего-то более основательного, чем предположения.

— Я сделала все, что могла, — запротестовала Имоджен. — Учитывая сжатые сроки.

— Конечно сделала. — Прия пришла ей на помощь, толкнув Фара локтем в бок.

Капитан с трудом сдерживал раздражение — поездка на магнитном каре свела на нет чувство облегчения от того, что он остался жив. А скрытность Элиот ранила особенно больно после того, как ей предложили помощь. Фар чувствовал себя отвергнутым героем. Нет, гораздо хуже. Сторонним наблюдателем в чужой игре.

Во всей этой истории оставалось одно светлое пятно: новая диагностическая машина Прии, которая в настоящий момент перекрестными ссылками сверяла ДНК Элиот с ДНК населения всего мира. Понятное дело, процесс закончится не скоро. Почти все утро Прия провела в своем медпункте, незаметно от Элиот устанавливая программное обеспечение «Архива предков». Через несколько часов у них появятся ниточки, ведущие к личности этой девушки. Предки, год рождения, хоть что-то существенное.

— У нас есть свидетельства, подтверждающие местонахождение указанных предметов, — продолжала его кузина. — Материалы предыдущих экспедиций… и, хм, информация, которой располагает Элиот.

Фар чуть не подавился глотком воды.

— Информация надежная, — заверила Элиот. — И я уже посещала библиотеку раньше.

Имоджен откашлялась на манер школьной учительницы.

— Все не так, хм, ясно, когда дело касается линии времени…

Доедая свой кусок, Фар слушал длинный перечень того, чего они не знают. Никогда они еще не брались за задание, подготовленное второпях, на скорую руку. И Лакс никогда не отправлял их в настолько слабо документированный период. На всю подготовку каких-то жалких двенадцать часов. И ради чего? Они же путешественники во времени. Время — единственная вещь, которой они располагают в избытке.