— Туше.

— С чем воюешь? — Ее кузен, на этот раз подлинный, протиснувшись бочком мимо Бартлби, щурясь сквозь бахрому волос, бросил взгляд на ее монитор. — Работаешь над судовым журналом?

Зачем в вопросе Фарвея не прозвучало, но присутствовало. Имоджен вновь посмотрела на напечатанные ею буквы и пустоту за курсором — сколько еще не написано. Она обратилась в пятнышко, не сходя с места. Крошечное, не поддающееся измерению. Желтая крупинка пыльцы, дрейфующая через галактики. Столько сражений: спасти тетю Эмпру, остановить Угасание, сохранить мир в равновесии. Неудивительно, что она предпочла тревогу, которая помогла ей вновь ощутить себя собой, сосредоточиться на текущих проблемах, когда жизнь, которую они знали, грозила вот-вот разлететься вдребезги.

— Сейчас еще раз пересмотрю гардероб и определю другие выпадающие даты. Все остальное с исторической стороны рассортировано. Элиот собирается надеть старую форму Корпуса. — Маскировка, которая не выдержит пристального рассмотрения. Нашивка на рукаве имела тот же символ — песочные часы, но альтернативная вселенная означала другой девиз. «Spes in Posterum in Praeteritis Latet» было заменено на «Теmроrеm Ullum Homo Non Manet».

Перевод: «Человек не ждет Время». Новый виток старой фразы, гораздо умнее, чем максима их Корпуса: «Надежда Будущего — в Прошлом».

— Мы на коммуникационной линии. — Элиот уже подключилась к «Инвиктусу», и Имоджен увидела себя как бы со стороны: ярко-лимонные волосы, потрясный джинсовый комбинезон. Так одеваются, когда хотят уйти, хлопнув дверью. — Ждем только связи Грэма.

— Еще несколько минут… — Грэм был поглощен своей работой, пальцы словно приклеились к клавиатуре. Лицо его светилось, но шел свет изнутри или снаружи, определить было невозможно. — Хочу убедиться, что делаю все правильно.

Это была головоломка века, все, что Грэм, сам того не подозревая, искал. Жизнь зашла так далеко за пределы его воображаемых возможностей: мультивселенные, телепортация, энтропия универсальных постоянных… Элиот разобрала по частям его знания кубика Рубика, показав, что ему необязательно только поворачивать вокруг своей оси.

Мозг = высвобожден.

Просочиться через систему файрволлов Корпуса — задачка эпических пропорций, даже при наличии кодов доступа от Элиот. Технические умы Корпуса — лучшие в этом мире, и их цифровая крепость битком набита всевозможными уровнями защиты. Такие риски должны бы были крепко держать его за горло, но тот факт, что все так или иначе летит в тартарары, снимал напряжение. Все то, о чем он привык беспокоиться, — осложнения, вероятности, порядок, — больше не имело значения.

Теперь он понимал, почему Элиот так безоглядно ударилась в блек-джек в «Фортуна Пул». Перетасованные карты и долларовые бумажки не могли разрушить порог неизменности, но в любом случае это не имело значения, когда мир все равно летел в пучину хаоса.

А раз так, то почему бы не прокатиться вместе с ним.

Обложившись кодами, заметая следы программой Элиот, Грэм успешно встраивал в систему сфабрикованные удостоверения личности, которые открывали нужные двери, проходили лицевое сканирование, получали необходимые разрешения. Профиль не выдержал бы самой обычной полной проверки с ручным набором данных, но в данных обстоятельствах, пока Элиот имела доступ к серверу, повода для срабатывания тревоги не давал. Кстати, о…

— Мы сохранили тот сетевой кабель, который Фар использовал в 2318-м?

— Кажется, да. Сейчас посмотрю. — Вопрос был адресован всем, но подхватила его Имоджен. Она сорвалась с места и помчалась в общий отсек, слишком яркая, чтобы не привлекать внимания. Волосы у нее были того же оттенка, что и в тот вечер, когда они познакомились. Грэм гадал, не выбрала ли она этот цвет нарочно, если знала, что он напомнит ему об угасающем солнечном свете, смехе и бенгальских огнях, о том сиянии, которое вошло в его жизнь вместе с ней.

1,2191 метра — это слишком далеко.

Особенно когда она чувствует то же самое.

Особенно когда мир умирает. Это очень многое упрощает.

Не в привычках Грэма было вскакивать с места и мчаться куда-то с места в карьер, но именно так он и поступил, когда забрался на обсыпанную пеплом тахту вслед за Имоджен, которая шарила рукой над трубами в поисках кабеля, о котором он спросил. И оказался достаточно близко, чтобы отметить, что волосы у нее пахнут лимоном.

— Имоджен, я хочу что-то тебе…

— Тымненравишься. — Она выпалила это на одном дыхании, одним словом. Грэм не успел разделить его на слоги, когда последовало продолжение: — Вот. Я это сказала. Ты мне нравишься, Грэм Райт, и я нисколько не шутила насчет математики и шиншилл, и…

— Знаю, — вклинился Грэм в ее речевой поток.

— Ну что ж, ладно. — Лицо у нее вытянулось. — Все это ерунда, не обращай внимания.

— Нет, я хотел сказать, ты тоже мне нравишься.

Имоджен уставилась на Грэма. Грэм уставился на Имоджен.

Их глаза были галактическими — зеленые с завихрениями звезд. Ее смех воспарил.

— Правда?

— Правда.

— НАКОНЕЦ-ТО! — крикнул Фар через открытую дверь своего спального отсека.

На них смотрят, дошло до Грэма. Прия прижимала сцепленные руки к сердцу, выглядывая из медчасти. Элиот сидела возле консоли Грэма, улыбаясь от уха до уха. Даже Шафран пробудился от своих сладких снов: розовый зевок, лапы, вытянутые над вешалками гардероба.

Капитан поставил на пол гири. Выражение его лица можно было описать только как проказливое.

— Тут вы должны поцеловаться.

Целоваться? Грэм не загадывал настолько вперед. Поцеловать Имоджен было бы следующим логическим шагом в этой цепи событий, но так много нужно обдумать. Глаза открыты или… закрыты, определенно закрыты. Следует ли ему наклониться? А вдруг их носы столкнутся или, хуже того, зубы?

Как оказалось, поцелуи не нужно было планировать. Цитрусовые волосы Имоджен щекотали ему лицо, когда их губы нашли друг друга. Он удивился тому, как хорошо она подошла. Шаги А, Б и В растаяли, и Грэм очутился на средиземноморском пляже с бутылкой минералки в руке, любуясь тем, как солнце золотит бахрому облаков. Галька, все еще горячая после томного летнего дня, массировала подошвы ног. Ветер нашептывал секреты береговой линии. Горизонт превратился в неоновый сон. Это походило на одно из его любимых воспоминаний, но он даже не был уверен, воспоминание ли это. Просто совокупность ощущений: жар, шипение, свежесть, тепло, отдых.

Просто Имоджен.

— Крест, — выпалила Имоджен, когда поцелуй закончился. — Я имела в виду, Крест в хорошем смысле. Но Крест!

Грэм был полностью согласен. Его дофаминовый уровень взлетел так, словно он добрался до самого высокого уровня в «Тетрисе».

— Шиншилла, хм? Мне больше нравятся сумчатые летяги. Или короткохвостый кенгуру.

Имоджен улыбнулась.

— Значит, возьмем кого-нибудь из них.

— Я и слышать не желаю об еще одном комке шерсти на корабле! — Фар подскочил со своей койки и метнул раздраженный взгляд на трубы, где восседала красная панда. — Хватит с нас этого рыжего дьявола. Не зверь, а сущее наказание!

— Шафран спас тебе жизнь, большое спасибо! — напомнила кузену Имоджен. — Он — невоспетый герой нерожденного мира!

— Могу себе представить эти баллады! Что за созданье в пламенном меху когтями апокалипсис раздрало… — Смех оборвался, словно обрезанный. Фар продолжал смотреть вверх, и выражение его лица менялось на озадаченное. — Хотя, полагаю, после всего этого мы так и останемся невоспетыми.

— Что такое? — Прия встала рядом и проследила за его взглядом. — Что-то не так?

Фар указал на одну из вешалок, где висела куртка. Ее черная кожа была протерта на локтях, словно побывала в схватке с какой-то дорогой.

— На какое задание я надевал эту куртку?

Члены команды уставились на вышеупомянутый предмет одежды. Всегда ли он висел там? Грэм не мог припомнить случая, когда куртки не было. Хотя, с другой стороны, он никогда не обращал большого внимания на одежду.