Когда гулкие шаги окованных статью сапог затихли, лицо Беркута переменилось. Слетела маска светской любезности.

— Канюк, — позвал он.

Из темноты алькова материализовалась закутанная в плащ фигура.

— Да, мастер.

— Свяжись с агентами в Протекторате, — пальцы Беркута сплелись под подбородком. — Не важно как, но выудите информацию об этом Кеане и его расследовании.

— Слушаюсь… — фигура растворилась в воздухе.

— Мышка! — позвал Гильдмастер, и из того же алькова выступил юноша, что сопровождал протектора.

— Да, господин?

— Ты станешь его тенью, — распорядился узорчатый. — Жду письменный доклад о каждом его шаге. Задание кропотливое и ответственное.

— Да, мастер, — отозвался паренек, отступив в густую темноту.

***

Асавин пробежал вниз по лестнице, чуть не столкнувшись с хозяйкой дома. Старушка проводила его взглядом, но не сказала ни слова: он уже внес предоплату за месяц, а то, что ночевал здесь не каждый день, не совсем ее дело. С виду он был приличным: хоть и недорогая, но опрятная одежда, вежливая улыбка, и другие жильцы никогда не жаловались на него. Воистину, господин Эльбрено был единственным добропорядочным постояльцем в ее доме.

Старушке было невдомек, что это была одна из его конспиративных квартир. В каждой из них Асавин жил не больше трех дней кряду, а после получения хорошего барыша — не больше суток. Всегда был риск, что темные делишки всплывут, что собутыльники очнутся и обратятся к серым плащам, да и мало ли, вдруг кто-то прознает, что он внезапно разжился деньгами, и пожелает отобрать честно заработанное? Однако Асавин не суетился, не скрывал лица и не срывался в кутеж. В общем, не делал ничего, чем мог бы привлечь излишнее внимание к своей персоне.

Прошло почти две недели с той кровавой бани в “Негоднице”. После смерти хозяина бордель продолжал жить как ни в чем ни бывало. Бизнес взяла в руки старшая меж девок, маман Роза, но рано или поздно пропажа Адира будет обнаружена. Объявятся какие-нибудь его мутные дружки, поставщики хлеба, рыбы, эфедры или родственники разной степени дальности. Сейчас шлюхи молчат как могилы безымянных солдат, но кто знает, как они запоют, надави на них стражи порядка. Это беспокоило Асавина, и он время от времени прохаживался мимо “Негодницы” в непопулярные часы. Через несколько дней после инцидента он подловил вышедшую по воду Неву, чтобы навести справки. Тогда-то он узнал про Розу и другой весьма неприятный факт.

— Повтори, что ты сказала? — поморщился Асавин.

— Мальчик вернулся, — просопела девка, поворачивая скрипучий ворот. — Тебя спрашивает, так никто не знает, где ты живешь. Он и сейчас тут. Позвать?

— Нет, — белобрысый облокотился о край колодца. — Слышь, Нева, не говори ему, что я приходил.

Между его пальцами показалась одна золотая монета, затем вторая, и он с ловкостью заправского фокусника запустил их между туго стянутых корсажем грудей брюнетки. Та кокетливо махнула ресницам:

— Да что ты, я даже не помню, как тя звать.

С тех пор он обходил бордель десятой дорогой, и теперь, выждав достаточно времени, готов был снова поспрашивать о новостях, а после пообедать в одном из любимых заведении Медного порта. В неурочный час в зале было темно и пусто. Он ожидал увидеть за стойкой Розу или Неву, но там стояла совершенно незнакомая девушка.

Из-под темно-зеленого капюшона, скрывающего голову и плечи, виднелись локоны такого рыжего цвета, словно сама Эвулла поцеловала их. Острое личико и носик, молочная кожа, усыпанная конопушками, словно золотыми монетками, зеленые глаза, которые тут же прожгли его подозрительным взглядом. “Какая красавица”, - подумал Асавин.

— Че надо? — грубо рыкнула незнакомка хрипловатым голосом.

Не растерявшись, Асавин ловко снял берет и положил на стойку:

— Ничего невозможного, всего лишь узнать имя прекрасной леди.

Рыжая смерила его презрительным взглядом:

— Зачем? Ты что, принял меня за шлюху?

“Какая своехарактерная”, - подумал Асавин, а вслух добавил, все еще обворожительно улыбаясь:

— Я принял вас за прекрасную леди.

Она оперлась о стойку так, что взгляду блондина открылся туго зашнурованный лиф ее платья. Совсем не местная мода.

— Уна Салмао, — ответила она и, словно прочитав что-то в его глазах. — Вижу, тебе это что-то говорит. Знался с моим отцом?

— А ты проницательна, — усмехнулся блондин. — Не слышал, что у нее есть дочь…

— Он не шибко участвовал в моей жизни, — буркнула рыжая, изучая амбарную книгу. — Теперь, когда знаешь мое имя, почему бы тебе просто не снять шлюху или заказать пожрать? Иначе выметайся отсюда нахер, тут тебе не исповедальня, чтобы чесать языком.

“Вот грубиянка!” — восхитился Асавин.

— А ты не слишком любезна, — с усмешкой ответил он. — Тебя что, звери воспитывали?

Уна гневно посмотрела поверх книги:

— Ага, дикие собаки, — ее руки легли под стойку. — Выметайся. Третий раз предупреждать не буду.

Асавин не сомневался, что под стойкой у нее было припрятано оружие, которым она, вероятно, хорошо владела, но это только раззадорило его интерес. Это было так необычно для дам Ильфесы.

— Что у тебя там, милая? Арбалет?

— Какой догадливый, — она подняла руки, и в блондина уставился железный наконечник взведенного болта. — Я соврала. Меня воспитывали охотники, а не собаки, так что я не промахнусь, тем более в упор. Не раз приходилось отстреливать таких вот шакалов…

— Шакалов? — Асавин удивился. — Милая, но ты ведь совсем ничего обо мне не знаешь.

— Знаю достаточно, — прошипела Уна, махнув арбалетом. — Пришел разодетый, знаешь моего отца… Издали чувствую падаль. Приличные люди не стали бы с ним знаться. А звать тебя, небось, одним из местных галимых имен. Начинается на «а», заканчивается на «н», да?

Блондин поперхнулся от возмущения, и тут с лестницы позвал знакомый голос:

— Асавин!

Девушка прыснула от смеха. Улыбающийся от уха до уха Тьег протянул блондину ладонь.

— Что ты здесь делаешь? — спросил белобрысый.

Уна опустила арбалет:

— Так это тот друг, которого ты ожидаешь? — она хмуро глянула на Асавина. — Что, нельзя было сказать, что у тебя здесь встреча? Я ведь могла тебя продырявить.

— Спасибо, Уна, — на лице мальчишки все еще сияла улыбка. — Мы будем благодарны, если ты сваришь нам кувшин эфедры, а после мы поднимемся в номер.

Рыжая махнула рукой и дала распоряжение служанке. Через несколько минут Асавин поднялся по лестнице следом за серовласым, снедаемый любопытством. В комнате их ожидал рыжий узкоглазый мальчишка.

— Это мой слуга, Курт, — объяснил Тьег. — Ему можно доверять…

Асавин захлопнул дверь и запер на засов:

— Рассказывай, какого ты тут забыл? Опасно возвращаться на место преступления, да еще и оставаться на постой.

— Мне некуда податься, — помрачнев, Тьег сел на край кровати. — Отца заперли в палаццо Маски, а в Лазурное Поместье нагрянули протекторы… Я чудом сбежал, если бы не Курт, — он взглянул на узкоглазого, и тот ответил почтительным кивком.

— Ничего не понимаю, — Асавин сел рядом с Обраданом. — Мы прикончили голь, протекторов это не касается…

— Не знаю, — покачал головой мальчишка, — но это единственный известный мне постоялый двор, где не задают лишних вопросов, а ты — единственный мой друг в городе.

Блондин похолодел от ужаса. Одно дело заигрывать с сизыми плащами, и совсем другое — танцевать на лезвии ножа Протектората. Всем известно, что если эти вцепятся, то уже ни за что не отпустят, а в их застенках продашь и родную мамочку. А может и не казнят, а снова отправят на рудники. Нет уж, он ни за что туда не вернется! Асавин натянул привычную хитрую ухмылку:

— Разумеется, Тьег. Я удивлен, что у тебя вышло скрываться так долго…

— Это заслуга Курта, — парень тепло улыбнулся молчаливому слуге. — На пару дней я забился в нору на окраине Медного порта. Хозяин комнаты был вечно пьян до состояния земляного червя, но мы поспешили убраться, пока он не очухался… С тех пор я безвылазно сижу здесь, а Курт — мои глаза и уши.