— Тебя разыскивают… Лицо на всех столбах… Зря мы сюда сунулись, надо немедленно возвращаться в Угольный.

Опухшее лицо рубийца мгновенно стало синевато-белым, глаза округлились, как и рот.

— Я теперь убийца и Висельник… Что со мной станет?

“Ничего не станет, — подумал Асавин, — допросятв Протекторате да заберут в Империю”, а вслух сказал, серьезно сведя брови:

— Загремишь на каторгу, а на лоб клеймо поставят, вот что… Это если протекторы насмерть не запытают.

Мальчишка испугался пуще прежнего и нахлобучил берет по самые глаза. Асавин огляделся по сторонам. На Игровую уже текли привычные толпы, можно было смешаться с гуляющими, а оттуда спуститься к Изморной. Он потянул парня за рукав, прямо к пестрой толпе, ставшей вдруг какой-то шумной и аляповатой. Они прошли так несколько кварталов, пока толпа вдруг не остановилась.

— Ну чего там? — лениво спросил молодой брюнет в красном бархате впереди Асавин. — Повозка перевернулась?

— Да нет, — ответил его приятель, в темно-синем камзоле, — опять голодранцы читают проповеди… Сейчас их разгонят.

Толпа резко отхлынула в стороны, здоровяк прижал Асавина к стене, выдавив воздух из легких, и он потерял Тьега из виду. Под цокот копыт сквозь народ проехало несколько всадников в блестящих на солнце кирасах и алых плащах. Протекторы. Изредка они останавливались, оттесняя палицами каких-то отдельных людей.

— О Ирди Всегомогущий, — услышал Эльбрено откуда-то слева шепот парня, — это и есть они, протекторы?

— Да, — просипел блондин.

Один из красных масок приподнялся в седле и обвел толпу внимательным взглядом, который замер прямо напротив блондина.

— Ты! — зычно крикнул он, выставив вперед навершие палицы. — Стоять на месте!

Асавин почувствовал, как воздух слева шевельнулся, но не посмел отвести взгляд от бородача в красной маске. Его вороной конь, зло ощерив зубы, разогнал толпу. Бородач ткнул булавой в грудь Эльбрено:

— Сними берет.

Блондин послушно стянул головной убор. Карие глаза в прорезях маски прожигали насквозь.

— Имя.

— Асавин, господин. Асавин Эльбрено.

— Имперец?

— Что вы, господин. Иосиец, но уже долго живу в Ильфесе…

— Род деятельности, — оборвал его протектор.

— Актер театра Пионов, — соврал Асавин.

Его ложь легко можно было разоблачить, поскольку театр был ничтожно мал, но блондин полагал, что протекторы не интересуются спектаклями для отребья

— А ты?… — рыцарь указал палицей куда-то влево, и Асавин скосил глаза.

Тьег, видимо, спешивший удрать подальше, не подрассчитал возможностей. Толпа примяла его к стене и, вероятно, потревожила рану, поскольку белый как смерть парень почти осел на землю, и только пузо дородного соседа не давало ему упасть.

— О, милостивый Благой! — сокрушенно воскликнул блондин. — Мой племянник совсем разболелся! Я как раз вел его к лекарю! Кто ж знал, что та актриска болела пагубью?

Толпа мгновенно отхлынула от мальца, даже протектор быстро дал заднюю. Асавин подхватил осевшего Тьега под руку.

— Свободны, — прорычал бородач, разворачивая коня.

Асавин дотащил Тьега до первого же проулка, там усадил на землю. Лоб у парня горел, словно раскаленное железо, на лице проступили капельки пота.

— Да ты и правда нездоров, — пробормотал Асавин. — Что с тобой?

— Больно, очень больно, — прошептал мальчик. — Теперь уже совсем нестерпимо.

Ладонь блондина легла на рукоять даги. Один удар в сердце, и парень ляжет здесь, вместе с ним исчезнут и все неудобные тайны, а он выйдет сухим из воды, как и много раз до этого. Один удар обрежет все ниточки, решит все проблемы. Палец тронул потайную кнопку, раскрывающую лезвие. Ну же, один удар…

Вдохнув, Асавин убрал ладонь с рукояти. Что-то останавливало его. Чертыхнувшись, блондин поднял мальчишку на ноги и медленно повел в сторону Изморной.

До Норки они добрели только глубоким вечером. Несколько раз в пути парень терял сознание, Асавину приходилось приводить его в чувства. Положив его на свой соломенный тюфяк, блондин устало присел рядом. Бойцы Френсиса и сам безумец вернутся поздно ночью, по уши в крови, а Тьегу срочно нужна была помощь. Он пылал как раскаленный уголь и был липким от пота. Собравшись с духом, Асавин двинулся в сторону погреба. Постучав по двери, он тихо позвал:

— Дивника, ты там?

Ответом была почти полная тишина, но острый слух Эльбрено уловил еле слышный шорох.

— Дивника, это Асавин, — продолжил он. — Помнишь меня?

— Уходи, — испуганно раздалось за дверью. — Я тебя не знаю.

— Знаешь, — возразил он мягким голосом, прислонившись к дереву. — У меня светлые волосы, голубые глаза… Я тебя не обижу, мне просто нужна помощь.

— Я не открою, — твердо стояла на своем девица.

— Дивника… Моему племяннику очень плохо… Неужели ты бросишь умирающего на произвол судьбы?

За дверью повисла тишина. Ударил-таки в уязвимое место.

— Вы все там звери, головорезы, — ответила она уже не таким уверенным голосом. — Помоги вам, и вы натворите много зла…

— Мой племянник еще совсем ребенок… — жалобно попросил Асавин. — Он еще не успел никому сделать зла. Пожалуйста, Дивника.

“И чего я задницу рву? — подумал он. — Сдохнет да и ладно”.

За дверью раздался шорох, и в приоткрытую щель высунулось маленькое острое личико жрицы:

— Ааа, это ты… Не знала, как тебя зовут… Где твой племянник?

— Сейчас…

Асавин привел Тьега к Дивнике. Тот уже еле ворочал ногами.

— Принеси мне что-нибудь, на что можно его положить, — скомандовала жрица, — а еще воды и самогонки.

Асавин приволок тюфяк, несколько ведер воды и отдал полупустую флягу, а затем Дивника вытолкала его из погреба.

— Все, ступай, и чтобы никто не знал, что я тебя пустила…

— Что с ним? — спросил блондин.

— Еще не знаю, — ответила веридианка, а затем добавила чуть мягче. — Я помогу, не бойся.

Дивника заперла дверь, Асавин еще некоторое время смотрел на обшарпанные толстые доски, следя за собственным взволнованным сердцебиением. Сделав вдох, успокоился, и хотел было вернуться в залу, как вдруг услышал шаги. Вернулись бойцы Френсиса, несколько раньше привычного. Сквозь топот, переругивания и грубые насмешки Асавин услышал тревожный звук. Это визжал от боли ребенок.

— Нет! Дерзать дистансия!

Вытерев кровь из разбитого носа, Керо сдвинул густые брови.

— Эй, полегтье, — шикнул Дельфин на Буревестника.

— Нет, пусть тьуять вкус своя кровь, — оскалился тот. — Знать сьена любой ощибка.

Керо распрямился, поднял вверх руку: знак того, что все в порядке. Дельфин только цыкнул сквозь зубы, посмотрев на Ондатру, наблюдавшего за учебным поединком. Тот одобрительно кивнул, позволив продолжать. Удар был легким. Буревестник просто учил инстинктивно остерегаться уязвимых позиций, а ничто так не учит, как память о собственной боли.

Когда братья взялись тренировать Водолея, Ондатра получил в свое распоряжение больше времени для общения с Итиар. Стало еще лучше, чем прежде. Жизнь напоминала вкус свежей крови. Теперь он постоянно видел и братьев, и человечку, выполняя при этом полезную для семьи работу. Не хватало только открытого океана, порывов свежего соленого ветра, наполняющего ноздри, и заплывов в попытке поймать ныряющего в море Небесного Странника. Разговоры с Итиар за чашкой терпкой эфедры стали родней ритуала подношения крови. Ондатра ловил себя на мысли, что подолгу разглядывает девушку, словно полируя глазами ее диковинные черты. Ее коричневая кожа напоминала мокрую древесину, блики от свечей, играющие в темных глазах, походили на огоньки небесного океана.

— Скажи, — сказала однажды Итиар, наматывая на палец прядь волос. — Я слышала, у авольдастов длинные косы. Это правда?

— Да, — отозвался он, наблюдая за медленными движениями ее пальца.

Оборот, еще один оборот… Что она делает?

— Зачем вам такие? Из разговоров с тобой я поняла, что вы мало что делаете просто так, без причины.