— Да, — девушка с улыбкой погладила его по щеке. — Не переживай, оно не пострадало, каким был красавчиком, таким и останешься. Ну так что? Кому мне передать весточку?

Кеан закрыл глаза. Она видит его лицо.

Его.

Лицо.

— Никому, — сокрушенно прошептал он.

Внутри все оборвалось, смешалось и вспыхнуло.

— Хм, — девушка нахмурилась. — Может хотя бы другу что-нибудь передать?

Сердобольность этой женщины начала раздражать.

— У меня нет друзей! — огрызнулся Кеан. — Отстань от меня, женщина!

Конечно, было бы замечательн передать весточку Кассию, но протектор, показавший свое лицо — это позор. Вряд ли Кассий захочет разговаривать с ним после такого.

— Ишь ты, как заговорил, — буркнула Дивника. — Как же я от тебя отстану, если ты у меня на лечении? Так что терпи уж мое присутствие. О Веридана, дай мне терпения…

— Веридианка, — сплюнул Кеан. — Я что, в вашем храме?

— Нет, ты бы не пережил дорогу… В Ильфесе.

— Веридианка в Ильфесе! По какому праву лечишь? Дай посмотреть на разрешение совета кардиналов! Что-то я не слышал, что вашему ордену позволялось лишать хлеба гильдию лекарей.

Она видит его лицо! Смотрит прямо на него, запоминает каждую черточку, и от этого в груди поднимались гнев, отчаянье и черная желчь, которая так и срывалась с губ.

— Красавец, а язык ядовитый, что у змеи, — вздохнула девушка. — Нет у меня разрешения. Чего взбеленился? Ты что, из стражи?

— Да, из стражи, — эхом отозвался протектор, сбавив обороты злости, к тому же стало вдруг клонить в сон.

Дивника вздохнула:

— Спасла на свою голову… То ворье, а теперь вот и стражник… Как тебя хоть зовут?

“Кеан”, - хотел сказать он, но осекся. Это священное имя, имеет ли он право назваться им сейчас, когда раскрыт, словно устрица без раковины?

— Адонио, — шепнул он, смежив веки, они стали вдруг такие тяжелые.

— Адонио… Красивое имя, — раздалось откуда-то издалека. — Ну наконец-то подействовало. Спящим ты мне больше нравишься.

Кеан снова погрузился в черную воду, только теперь она была теплой и не приносила никаких видений. Когда он очнулся в следующий раз, уже стемнело, и Дивники нигде не было видно. Шевельнувшись, он застонал от боли.

— С добрым утром, дружок, — раздалось из тени, и вслед за этим вспыхнули два золотых огонька. — Долго ж ты был без сознания.

Кеан дернулся, по привычке пытаясь нащупать оружие. Боль сковала тело, и он зарычал сквозь зубы. Его собеседник в один прыжок пересек комнату и зажал ему рот.

— Не шуми и не рыпайся, я пришел говорить. Не хочу пока убивать девчонку, так что не вздумай разбудить ее.

На Кеана смотрело серое юное лицо с золотыми глазами и короткими волосами в цвет глаз. Протектор помнил этот голос и эти черты. В Соколиной Башне именно этот парень проводил его к гильдмастеру. Только что он тут делает? Кеан кивнул, и убийца убрал ладонь с его рта, а потом ухмыльнулся, показав один из острых клыков.

— Вот и хорошо, — прошелестел голос. — Кстати, можешь сказать спасибо. Это я вытащил тебя из того переулка и приволок сюда. Сначала она сказала, что сдохнешь, а потом ничего, выходила…

— Что тебе нужно? — оборвал его Кеан.

— Так и знал, что благодарности не дождусь, — притворно вздохнул златоглазый. — Ну хорошо, дружок. Тут такое дело… Ты же в курсе, что без маски?

Кеан сжал зубы, да так, что желваки выступили двумя буграми.

— В курсе, — ухмыльнулся серый. — Я мало что знаю о ваших порядках, но вроде это у вас не принято. Вы же — безликое правосудие. Могут и выгнать…

— Так и не услышал, что тебе нужно, — прорычал Кеан.

Серый наклонился так низко, что его дыхание обожгло протектору лицо.

— Всего лишь сотрудничество, и тогда ни одна живая душа не узнает, что ты где-то когда-то щеголял без маски.

Кеан устало откинулся на подушку. Пахло шантажом, но в данном случае он ничего не мог с этим поделать.

— Какое еще сотрудничество? — Кеан поморщился от боли. — Я не шпион и не убийца, чтобы служить помощником в ваших делах.

— Не убийца, — вдруг серый захихикал, покачав головой, словно протектор сказал нечто смешное. — Просто будешь выполнять все, что прикажут, без лишних вопросов. Ничего сложного, ты прекрасно этому обучен. Задания будут простые, как для тупой безногой собаки. Понял, дружок?

— Кем ты себя возомнил, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? — прошипел Кеан.

— Здоровым, — оскалился златоглазый, ткнув ему пальцами в раны.

Перед глазами сразу пошли черные пятна, Убийца схватил парня за волосы и зашептал еще тише:

— Будь моя воля, ты бы сдох еще там, в переулке. Я мог бы остановить твое сердце и заставить кровь вытечь из ран, ни одна веридианская шлюха бы не спасла… Так что слушай внимательно: ты вернешься в Протекторат, залатанный и сверкающий, словно свежеотчеканенная монета. Мы придумаем тебе убедительную легенду, а за это ты заплатишь своей лояльностью. Будешь нашими ушами и руками по ту сторону белой стены. Ну как тебе такое предложение?

— Даже если так… — шепнул Кеан… — всегда найдутся люди, которые видели меня без маски…

— Не найдутся, — отрезал серый. — Как только поправишься окончательно, убьешь девчонку, и концы в воду.

Кеан похолодел:

— Это обязательно?

— Она тебя видела и, уверяю, запомнила очень хорошо… Адонио, — убийца скривился. — Или тебе жаль ее? Она еретичка, к тому же, лечит, не имея дозволения. Подумай, что тебе милей — маска или жизнь никчемной девки.

Кеан снова сжал зубы. Потерять маску для него было равносильно смерти, а то, что этот наглый мальчишка безнаказанно пялился на его лицо, заставляло сгорать от стыда и злиться одновременно. И тут его осенило.

Все, что случилосьс ним — заслуженная кара за то, что он сомневался в боге и его сосуде, прикипел душой к женщине и, в конце концов, тщеславно кинулся в гнездо врага, позабыв про инструкции. Его наказание воплотилось в позоре и клыкастом надсмотрщике, который заслуженно унижает его. Все встало на свои места. Если он — наказание божье, то ему остается только с достоинством принять свою участь.

— Хорошо, — сокрушенно прошептал Кеан.

Серокожий отступил к стене:

— Я буду время от времени навещать тебя, дружок, — прошелестел он. — Не вздумай выкинуть какой-нибудь трюк. Будь хорошим мальчиком и скоро вернешься к той жизни, которую любишь.

Напоследок сверкнув золотыми глазами, кара божья покинула комнату Кеана, и тот облегченно выдохнул. Он снова почувствовал сонливость, но мысли долго терзали его, жгли, пытали, словно его вывели на площадь, зачитали длинный список грехов и мучительно убили, под крики и улюлюканье безликой толпы. Затем он все-таки погрузился в сон, дерганный и тревожный.

Утром его разбудила возня Дивники. Он безропотно позволил накормить и напоить себя, а после пробормотал:

— Извини за грубость. Спасибо, что спасла меня.

Ему было мучительно совестно перед женщиной, которая выходила его и должна получить в благодарность за это только смерть. Теплая улыбка Дивники только умножила его душевные страдания.

— Так-то лучше, — сказала она. — А теперь давай-ка проверим твои раны…

Ее холодные пальцы причиняли боль, но так было лучше. Кеан знал, что заслуживает боли.

Эстев медленно открыл глаза. Над головой высился оранжевый в лучах вечернего солнца потолок домика на дереве. Эстев встал, потирая ушибленный затылок. Лежал он там, где и упал в обморок, только хозяин уже куда-то запропастился. Взгляд ненароком зацепился за сложенное в несколько раз покрывало, заботливо подложенное ему под голову. От него едко пахло зеленью. Соле вышел на балкон и остолбенел: лагерь напоминал потревоженный муравейник. Столы и скамьи нагромоздили друг на друга, выстраивая широкую цепочку баррикад, отгораживающих стены от жилых построек. Люди таскали бурдюки на ворота, аспиды выглядывали из деревянных бойниц, целясь за пределы Цитадели. В лачугах заколачивали оконные проемы. Наполняли водой бочки у стены, а затем поливали ею ворота и внешние ограждения. Белели оперения в связках стрел, что грузили тут же, у бурдюков и аспидов. Складывалось впечатление, что Цитадель готовилась не к нападению бандитов, а к осаде вражеской армии. Мелюзга, женщины и старики прятались в лачугах.