Однако жрец был в хорошем расположении духа.

— Не исключено, что город посетили эквийцы, — Лунь усмехнулся. — Персонажи сказок, злые колдуны и ведьмы из далекого прошлого. Они почти не покидают родных краев, предпочитая изоляцию. Немудрено, что в Ильфесе давно позабыли об их существовании. Однако волшебники способно серьезно нарушить баланс сил в регионе. Видишь ли, в этих краях им нечего противопоставить. И у них, как назло, есть острый зуб на тех, кто пользуется силой Кехет.

“Что же мы будем делать?” — невольно подумал Мышка, и Лунь ответил на невысказанный вопрос, окончательно убедив парня, что читает мысли:

— То, что умеем лучше всего. Красться в тенях, ждать и не делать резких движений. Прочить сильные союзы, копить силы и знания. Пускай волшебники обладают невероятной мощью, их можно задавить числом, растоптать волною плоти…

— Нас мало, — неуверенно уточнил Мышка.

— Поэтому нам и нужен протекторат. Поэтому так важна ваша с Канюком работа. Пускай сталь и магия сражаются между собой, а нам оставит тени, — Лунь протянул руку, и аколит, ошарашенный навалившейся информацией, передал в нее кадило. — Ступай теперь. Я услышал все, что хотел.

Мышка сделал рассеянный поклон и пошел к выходу, но прежде чем коснулся ручки дверей, услышал шелестящий голос прямо в своей голове: “Меня удовлетворили твои ответы. Пожалуй, я поддержу твою кандидатуру”.

Слова все еще тихим шелестом отдавались у него в голове. Способности Луня проникать в мысли потрясли Мышку до глубины души и еще долго вызывали морозную дрожь, но после того, как он несколько раз посетил храм, страх унялся, и возникла алчность. Он хотел владеть такой же силой и знаниями, что сокрыты в этой загадочной голове, и судя по огоньку, загорающемуся в глазах жреца — парень поступал абсолютно правильно. Каждое слово Луня, каждый жест несли в себе подтекст: “Ступай со мной, я покажу тебе, как добиться невероятной мощи”. Конечно, учителем Мышки так и оставался Канюк, однако фактически он перетек в руки жреца. Помимо пространных разговоров и долгих бессмысленных ритуалов, Лунь учил его управлять силой, настраивать ее внутри себя, как музыкальный инструмент, извлекать эффекты, сочетать и накладывать их, а еще — чувствовать свой предел и постепенно расширять его границы. Жрец делился такими нюансами, о которых молчал Канюк. Например, оказалось, что ценность жизни определяется не только физическим здоровьем и жертвы и количеством непрожитых лет, но и происхождением.

— Ценность людской крови выше, чем животной. Можно существовать, охотясь на одних оленей, но, как правило, непрожитая жизнь у них слишком коротка… Это считается основной причиной. А как думаешь ты?

Мышка неуверенно пожал плечами:

— Не знаю… Животные больше болеют?

Лунь оскалил острые клыки.

— Разум, — сказал он, — придает предсмертным переживаниям человека особенную ценность. Этот всплеск энергии ни с чем не сравним. Однако есть кое-что ценнее.

— Что? — ухватился за возможность Мышка.

— Энергия жизни одного эквийца стоит десятка жизней простых людей. Примесь нелюдской крови наделяет их большой силой и это же делает их такими питательными. Но знаешь, есть что-то и поценней…

Мышка уж не смел спрашивать вслух. “Что?” — подумал он, и Лунь также мысленно ответил: “Нолхиане”.

Конечно же, Мышелов слышал об этих мифических нелюдях. Они — демоны из священной книги протектората, и неотъемлемая часть мифологии Айгарда. Частые гости сказок, где они выступают то обманщиками, то дарителями, то квинтэссенцией зла. Однако помимо спутанных свидетельств пьяных пастухов, охотников и лжевещунов, каких либо серьезных доказательств их существования не было. Мышка посмел усомниться в словах учителя, тот прочел это в его мыслях и засмеялся:

— О, блажен тот, кто знает только положенную меру.

Эти слова были загадочны, парень так и не смог их разгадать.

Когда протектор стал самостоятельно вставать с постели и, пошатываясь, ходить по коморке Дивники, Мышка почувствовал, что совсем скоро он выпорхнет обратно в свое гнездо. Парень подробно проконсультировался с Канюком, Беркутом и Лунем, как ему поступить, что сказать, а затем передал протектору инструкции вместе с запечатанным конвертом от самого гильдмастера. Черноглазый кривил губы и всячески давал понять, как же ему противен данный союз, Мышку это только забавляло.

И вот сегодня, после смены повязок, Дивника с улыбкой сказала:

— Раны еще не до конца зажили, до полного восстановления еще далеко, но ты больше не нуждаешься в моей помощи. Думаю, завтра ты можешь уже ступать домой.

Было смешно наблюдать за тем, как изменилось лицо Дружка. Наверное, он пытался скрыть смятение, но потерпел полнейший провал. Скорей всего, рыцарь так привык, что его лицо постоянно скрыто маской, что не считал нужным учиться прятать эмоции. До чего же глупый.

Девушка завязала последний узелок на повязках и сказала:

— Что ж … Я пойду проведать больного. Вернусь вечером и проверю твои раны.

Она подхватила котомку с бинтами и лекарствами и ушла из домика. Мышка тут же метнулся за вещами протектора. Вынырнув из тени с огромным мешком, он заставил парня нервно вздрогнуть. Просто услада для глаз.

— Я слышал, ты теперь целехонек, — Мышелов с грохотом кинул мешок на пол. — Одевайся. И вот, — вынув священный символ и маску, он протянул их протектору. — Извиняй, оружие и конская упряжь сгинули, одежда и плащ прохудились, но, думаю, до Протектората продержатся. А там — помни инструкции.

Дружок ответил ему каменным лицом и угрюмым молчанием. Ни кивка, ни хотя бы “угу”.

— Ах да! — наигранно спохватился вакшамари. — Убей ее, как только вернется. Теперь можно.

Когда Мышка отступил в тень, чтобы снова стать невидимым, он с удовлетворением отметил, что выражение лица Дружка изменилось. Грех было не поддеть его.

Протектор медленно облачился в одежду, все еще морщась от боли, затем затянул на себе ремни доспехов, а потом с какой-то странной торжественностью завязал на лице маску и закрепил символ веры на кирасе. После тот час вышел из дому, не дожидаясь девушки.

“Все-таки принципы сильней инстинкта выживания”, - заметил про себя Мышка, всюду следую за подопечным, чтобы с ним не стряслось беды. На этих грязных угольных улицах протектор привлекал внимание, но молодой убийца быстро и почти беззвучно обрубал любые ниточки, оставляя за собой череду трупов. Когда протектор дошел до Медного, желающие убить его резко закончились, зато появилось хоть отбавляй желающих оказать помощь рыцарю веры, оставшемуся без коня. Какая-то парочка господ уступила ему экипаж, который укатил в сторону Протектората. Мышка скрупулезно проследил до самых ворот белокаменного форта, и только после этого вернулся обратно в домик целительницы. Ожидание девушки он скрасил составлением письменных отчетов, воспользовавшись бумагой и чернилами хозяйки дома. А после устроился в ее кресле у печурки. Периодически кто-то заходил в домик. Какая-то старуха бросила на порог мешок трав, несколько человек стучали в дверь и заглядывали в окна, наверное, желая воспользоваться услугами.

Наступил вечер, город укутала темнота, а затем подступила ночь. Мышка нетерпеливо притопнул ногой. Девица не вернулась к сроку, и это было подозрительно. Конечно, она могла задержаться, ухаживая за тяжелым больным, это было вполне в ее духе, но Мышке причудилось вдруг, что дело не в этом. Он прождал до утра, а после и до вечера следующего дня, а затем побродил тенями по округе. Девушки и след простыл. Он попытался взять ее след и не смог. В ней не было жажды убийства, как в том же протекторе, поэтому она была невидима для его чутья.

Наконец убийца сдался. Прислонившись к стене, он беззвучно смеялся, кляня себя за то, что недооценил эту девку. Она ловко сбежала прямо у него из-под носа. Возможно, она все-таки услышала тот злополучной разговор между ним и протектором и все это время ждала удобного момента. “Люди не перестают меня удивлять”, - подумал Мышка, возвращаясь в Соколиную Башню.