Такая, с немецкой точки зрения поистине невероятно тщательная подготовка операции, ее масштабы и обеспечение объяснялись в значительной мере уровнем боевой выучки предназначавшихся для вторжения войск. Наряду с несколькими обладавшими боевым опытом дивизиями, например 7-й английской бронетанковой дивизией, участвовавшей в североафриканской и итальянской кампаниях, армию вторжения составляли главным образом новые формирования, которым предстояло теперь столкнуться с закаленными немецкими дивизиями. Тщательное обучение, тренировка по высадке десантов, неустанное инспектирование вышестоящими командирами, тактические занятия по карте, прикомандирование ко вновь созданным подразделениям персонала опытных инструкторов – все это, пожалуй, способно было повысить уровень подготовленности новых формирований. Однако, несмотря на все превосходство в технике, еще нельзя было сказать, как они будут вести себя в бою.

Наряду с поддержкой безраздельно господствующей в воздухе авиации и соединений боевых кораблей продвижение наступающей пехоты должно было обеспечиваться самыми разнообразными техническими боевыми и вспомогательными средствами для высадки и удара по оборонительным позициям в прибрежной полосе. Были возведены оборонительные сооружения, аналогичные тем, которые предполагали встретить при высадке, и применительно к ним изготовлены саперные танки, мостовые танки для преодоления противотанковых рвов, танки для прокладки матов в болотистой местности, танки, при помощи которых другие машины могли преодолевать прибрежные эскарпы, танки для разминирования минных полей и танки-амфибии. Для проделывания проходов в прибрежных заграждениях были подготовлены специальные саперные подразделения.

Огромная предварительная организационная работа осталась позади. Теперь лишь нужно было, чтобы погода благосклонно отнеслась к подготовленной операции.

Четыре года пробыли немцы во Франции, прежде чем англичане, поддержанные и ведомые своим могучим заокеанским союзником, решились вновь вступить на французскую землю. Немного друзей оставили они здесь, погружаясь на корабли в Дюнкерке, однако за прошедшие с тех пор годы внутри Франции и за ее пределами произошло немало событий.

Миф о непобедимости Германии рассеялся так же, как и – пусть невольное – уважение к форме германского государства и его системе управления, в которых немало французов усматривало имеющий будущее синтез национализма и социализма и у которых Петен и его советники даже позаимствовали существенные элементы для своих политических преобразований во Франции. Носитель германской государственности, как и некоторые его исполнительные органы, слишком далеко – иногда даже доходя до преступления – выходили за рамки того. что было необходимо в интересах продолжения войны и что поэтому сносилось французами. Высокопарные слова и политические жесты не подкреплялись соответствующими действиями. Почти из 2 млн. французских военнопленных лишь 700 тыс. были отпущены на родину. Экономическое положение все больше ухудшалось и только благодаря американской помощи удавалось поддерживать едва сносный прожиточный минимум. После того как страна оправилась от первоначального шока, в ней воспрянул дух независимости и национальной гордости. Правительство на неоккупированной территории страны почти ничем не могло помочь народу. То, чего ему удавалось добиться для облегчения бремени оккупации, всегда оказывалось слишком недостаточным. Доверия к Гитлеру выработаться не могло, так как обе стороны исходили из различных предпосылок, Гитлер требовал если и не активного содействия, то во всяком случае идейного сотрудничества, правительство же и народ Франции стремились остаться вне войны. Если с Англией правительство Виши разъединяли некоторые противоречия и скрытая неприязнь, то в Соединенных Штатах оно видело исконного друга и помощника в преодолении трудностей, продолжая поэтому поддерживать дипломатические отношения с США вплоть до их вступления в войну. Да и позже связь между обеими правительствами не прерывалась. В армии, особенно в частях, дислоцировавшихся в Северной Африке, вполне естественно находили благоприятную почву националистические настроения. Французские генералы в Северной Африке с самого начала встали на путь двурушничества.

Всего этого было еще очень мало, чтобы враждебно настроить страну, но оказалось достаточно, чтобы вызвать у Гитлера растущее недовольство французским правительством, готовое прорваться наружу при малейшем поводе. Повод нашелся, когда западные державы, высадившись в начале ноября 1942 г. в Северо-Западной Африке, натолкнулись лишь на относительно слабое сопротивление. Гитлер вначале ограничился немедленной оккупацией остававшейся до тех пор не занятой части страны, причем в этих действиях на Средиземноморском побережье и Корсике участвовали также итальянцы. Свое решение он обосновывал тем, что, по имеющимся якобы у него достоверным данным, ближайшей целью западных держав является высадка на Корсике и на побережье Средиземного моря. Тем не менее он, по его словам, приветствовал бы возможность отражения этого наступления бок о бок с французскими солдатами. На это, однако, вряд ли можно было серьезно рассчитывать. Когда после высадки в Северо-Западной Африке выяснилось, что крупные французские генералы и адмиралы поддерживают связь с американцами и что это же имеет место и в армии метрополии, Гитлер принял решение о роспуске вооруженных сил, которые французам разрешалось иметь во Франции по условиям перемирия, и попытался захватить находившийся в Тулонском порту французский флот. Хотя незадолго до попытки немцев американцы настоятельно советовали перевести флот в порты, занятые союзниками, этого сделано не было, и теперь французы сами потопили свои корабли. Даже самые вежливые послания Гитлера Петену, в которых последний изображался жертвой предательства своих подчиненных и в которых ему не только разрешалось, но даже вменялось в обязанность создать новую надежную армию, не могли скрыть плохо замаскированного обострения немецко-французских отношений. Правда, Гитлеру в лице Лаваля, отстраненного за полтора года до этого от государственных дел и вновь взявшего на себя при Петене функции главы правительства, удалось найти деятеля, продолжавшего свою прежнюю политику сотрудничества с Германией как во внешнеполитических вопросах, так, по мере возможности, и в вопросах внутренней политики. Насильственные дискриминационные действия с немецкой стороны по отношению к Франции, а также очевидный поворот во всей военной обстановке явились мощным стимулом для Движения сопротивления, вызванного к жизни коммунистическими, деголлевскими и военными кругами и игравшего до тех пор лишь подчиненную роль. В эфире непрерывно звучали голоса из противоположного лагеря, призывавшие французов внести свой вклад в предстоящее освобождение страны. Весьма ловким английским агентам удалось добиться сплоченных действий политически разобщенных групп Движения сопротивления. Проведенные гиммлеровской службой безопасности неизбежные контрмеры по борьбе с угрожавшим оккупации движением далеко вышли за пределы поставленной цели и лишь сильнее обострили противоречия. Насильственная отправка на работу за пределы страны и наказания сделали больше, чем требовалось. К началу вторжения в стране, особенно на юге, существовала широко разветвленная сеть Движения сопротивления, которое, парализуя работу транспорта в тылу немецких войск, являлось эффективным, изнурявшим немецкие силы дополнением к воздушным налетам противника. Правда, оно в определенной степени уравновешивалось антипатией большей части французского населения к возможности повторного превращения страны, вышедшей в 1940 г. из войны с относительно небольшими материальными и людскими потерями, в театр военных действий.

За истекшие четыре года была проделана значительная работа по подготовке к отражению высадки противника. Однако эти приготовления, как и все, что Гитлер, с тех пор как в 1940 г. война вскружила ему голову, вынужден был предпринимать или считал необходимым предпринимать, страдали несоответствием между его стремлениями к успехам и к поднятию своего престижа, с одной стороны, и имевшимися в наличии силами и средствами – с другой. Так как, кроме слабых восточноевропейских союзников и малонадежных итальянцев да еще нескольких увлеченных фанатиков из Северной и Западной Европы, никто не изъявлял готовности участвовать в предпринимавшихся Гитлером преобразованиях Европы и ее обороне, то вся тяжесть обороны на Западе вплоть до Нордкапа; не говоря уже о русском и итальянском фронтах, ложилась почти целиком на плечи немецкой армии. Столь разрекламированный Атлантический вал был больше продуктом хвастливой геббельсовской пропаганды, чем действительно неприступным укреплением. Его опорные пункты создавались постепенно и изолированно друг от друга. Вначале в силу настоятельной необходимости были укреплены порты, с тем чтобы обеспечить их от внезапного нападения противника и одновременно прикрыть имевшиеся там крупные сооружения для приема подводных лодок. Затем решено было более сильно укрепить те участки побережья, на которых в первую очередь можно было ожидать высадки противника. Таковыми считались полоса побережья вдоль Па-де-Кале напротив Англии и район вокруг устья Сены. Столь часто демонстрировавшийся в еженедельных обозрениях шедевр такого укрепления – мыс Гри-Не между Кале и Булонью с четырьмя батареями пушек калибра от 280 до 406 мм – являлся единственным в своем роде и самым мощным на всем побережье. Он был превзойден лишь немецкими укреплениями на принадлежавших Англии островах Гернси и Джерси в проливе Ла-Манш. Укреплять последние имело смысл только в том случае, если бы эти острова должны были стать крупными военно-воздушными и военно-морскими базами. Но ни того, ни другого не было. Для борьбы с силами вторжения эти острова, имевшие 11 батарей орудий большой мощности и занятые целой дивизией, усиленной одним танковым полком, не играли ни малейшей роли. По окончании войны их гарнизон был снят англичанами. Оборудование этих островов и наводнение их крупными силами являлось не чем иным, как проявлением мании величия Гитлера по отношению к ненавистному врагу по ту сторону пролива.